*Слово <Божие> – чем больше его 'преломляют' и раздают, тем более остается его в избытке, –
и не в этом ли суть Церкви?
Но суть ее разгадывается многими способами.
Легко заметить, что у всех определений, которые она сама дает себе устами своих богословов,
никогда нет видимого единства;
самый упорный из систематиков не сумел бы связать друг с другом все логические их нити.
Из мозаики многих парадоксов нельзя составить законченного изображения.
Церковь обращена ко Христу и выражает верования людей, в нее входящих,
но она же есть жизнь Христа для них.
Она есть Тело Христово и собрание кающихся грешников,
она есть Невеста Агнца и Супруга Господа, Служанка и Госпожа...
Но за всеми разбегающимися образами и умозрениями она остается
в конечном счете неопределимой.
Мы лишь идем за указателями ее отточенных символических обозначений,
как бы окружающих котлован истины, внутри которой она, собственно, и живет.
Подниматься на высоту того или иного из них сто́ит ради того, чтобы ее преодолеть,
потому что подлинная жизнь Церкви познаётся лишь при полном в нее погружении.
Но коль скоро всякое определение есть ограничение,
последняя определяемая истина о ней ускользает от наших глаз.
Как и жизнь, она не вмещается ни в одно из своих ограничений, но лишь отсвечивает в них.
В Церкви всегда содержится нечто выходящее за границы
того, что мы видим в ней или можем о ней сказать.*
(*Владимир Зелинский*)

*Бог собирает человечество вокруг Младенца,
таким образом вручая нам, людям разных поколений, рас, народов и так далее
заботу о Себе Самом.
Так Бог являет себя человечеству в абсолютно новом измерении.
Не как Тот, Кто царствует над миром и взирает на нас свысока.*
(*священник Георгий Чистяков*)

*По мере того, как растет Христос,
по мере того, как <Евангельское> слово делается жизнью,
мы, говорящие это слово, должны отойти в сторону.
Мы должны умаляться, должны стать прозрачными до такой степени,
чтобы через нас лился Божественный свет –
и никто не заметил бы нас, через кого этот свет проходит.
Но, увы! мы слишком заметны.
Мы собой заслоняем свет, мы его потемняем:
ему придаем свои оттенки – бледные, серые, тусклые, –
которых нет в этом лучезарном сиянии.
Мы всегда заметны в этой проповеди сло́ва и жизни;
нам – каждому из нас – прежде всего надо учиться так жить,
чтобы наша жизнь не отрицала правдивости Божиего слова,
жить так, чтобы стать прозрачными,
чтобы слово это ударяло человеческие души одной своей силой
и сияло в человеческие жизни только своим сиянием.
И тогда эти большие, дивные образы,
которые мы находим в Новом и Ветхом Завете,
станут для нас примером и станут для нас мерой, по которой мы можем жить.*
(*митрополит Сурожский Антоний*)

*Слово Бога есть слово Его милости. ...
И если вы меня спрашиваете: "Где слышим мы это Слово Бога?", то я могу лишь указать на Него самого,
Того, Кто дает нам это услышать, и ответить с помощью великого средоточия исповедания веры...:
Сло́ва милости Бога, в котором Он нам предстает, — на Иисуса Христа,
Сына Бога, Сына человеческого, истинного Бога и истинного человека, Эммануила, Бога с нами в этом едином.
Христианская вера есть встреча с этим "Эммануилом", встреча с Иисусом Христом и в Нём — с живым словом Бога. ...
Это встреча, предоставляющая человеку свободу слушать слово Бога.
Этот дар и эта свобода взаимосвязаны.
Дар — это дарование свободы, великой свободы, заключающей в себе все прочие свободы.
Свобода — это великий дар Бога, дар встречи с Ним.
Почему именно дар-встреча? Эта встреча... проистекает не из возможности человека и его инициативы,
не из того, что мы, люди, несем в себе способность встретить Бога, услышать Его слово.
Если бы мы полностью отдавали себе отчет в том, к чему мы способны, а к чему нет,
то не тратили бы попусту усилия на обнаружение того, что можно было бы назвать расположенностью к слову Божьему.
Без проявления с нашей стороны какой-либо возможности в дело вступает могучая возможность Бога
и делает возможным то, что мы сами по себе сделать не в состоянии.
Это дар Божий, свободный, никак нами не подготовленный,
делающий возможной для нас встречу с Ним и слушание при этом Его слова. ...
И Его же милостью является то, что наши глаза и уши отверзаются навстречу такой милости.*
(*Карл Барт*)

*Веруя, я целиком и полностью наполняюсь и определяюсь предметом моей веры.
И интерес мой не вовне моей веры, а в том, в Кого верую.
При этом я могу почувствовать, что размышление о Нём и созерцание Его
есть и наилучшее попечение обо мне самом.
"Верую в..." означает, что мы, люди, в своем величии и в своей нищете не одиноки.
Мы предстаем перед Богом,
и, как наш Господь и Наставник, Он в полной мере заступается за нас.
В этом предстоянии мы живем, действуем и страдаем в благие и в злые дни,
в нашей греховности и в нашей праведности.
Я не одинок, Бог встречает меня.
Я, каким бы ни был, во всех обстоятельствах с Ним.
Это означает: верую в Бога – Отца, Сына и Святого Духа.*
(*Карл Барт*)

*<Христиане>, что довольны собой
и запуганы движением жизни и истории, ...
учат молодых противопоставлять
христианство и гуманизм.
И в этом тоже нет правды.
В Боге человек находит свою подлинную человечность,
тот творческий дух,
который должен преобразить жизнь.*
(*патриарх Афинагор*)

*Это чрезвычайно важно: часто православные воспринимают христианство
как некие горные пики, для повседневности недоступные;
как некие спортивные достижения, которые случаются несколько раз в жизни
и к которым нужно идти через многие и напряжённые тренировки.
Несомненно, без того или иного понуждения себя христианину не обойтись;
но сама эта точка зрения является не просто ошибкой,
но великим препятствием для богообщения.
Оно должно быть и осуществляться ежеминутно,
в самой что ни на есть повседневности —
и, стало быть, и молитва, и <одиночество перед Богом>,
также становятся не редкими моментами, достигаемыми великим трудом,
но воздухом, которым непрестанно дышит христианин.*
(*игумен Петр (Мещеринов)*)

*Умереть за другого означает перестать жить за счёт другого,
означает перестать беспокоиться, что другой нам угрожает,
принимать и плохое, и хорошее с благодарностью, как отсрочку от смертной казни.
Верить в то, что смерть Иисуса — наша смерть,
которую Иисус у нас украл и присвоил себе, означает крикнуть Адаму и Еве:
«Не бойтесь!
Бог наказал нас с вами смертью, мы попали в царство смерти,
но не бойтесь в нём жить — Бог последовал за вами, Бог сопровождает нас, Бог умирает с каждым из нас, а во Христе и за каждого, вместо каждого,
так что наша смерть уже не по грехам и не навсегда,
а по физиологии и до воскресения».
Не надо заботиться о том, чтобы не умереть —
надо заботиться о том, чтобы не убить,
а что тут заботиться — чтобы убить надо очень и очень напрячься.
Не заботиться, а благодарить, радоваться и жить с Христом, как и умерли с Ним.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*Небеса да веселятся,
земля же да радуется,
да празднует и весь мир,
как видимый, так и невидимый:
ибо Христос воскрес,веселье вечное.*
(*прп. Иоанн Дамаскин)

*Неумирания Господь не даёт. Он посылает людей проповедовать не бессмертие своё, а воскресение Христово.
Лазаря Иисус воскрешает, чтобы явить славу Божию – чтобы Лазарь мог рассказывать о воскресении, но не о своём, а о Христовом.
Подавно не рассказывал Лазарь о том, что видел за гробом, потому что нечего там видеть.
В смерти нет ничего, чем можно бы поделиться. Поделиться можно жизнью, потому что жизнь коренится в Боге и потому бесконечна.

Царство Божие не в бессмертии людей, а в Боге.
Кто хочет бессмертия больше Бога, тот лишь предаёт Бога, отпадает от Бога, пытается быть Богом.
Это было, было... Это и есть грехопадение.
Благая весть не в том, что все люди, хорошие, да и не очень хорошие, и нехорошие, воскреснут и будут жить вечно.
Благая весть в том, что есть Бог, что Богу мы неравнодушны, Он разделяет с нами Свою жизнь, Самого Себя.
Благая весть в том, что не земная жизнь есть коротенькая, слабенькая тень небесного бытия.

Благая весть в том, что небесная и вечная жизнь есть преображение нашей земной жизни.
Наше здешнее существование, такое на наш собственный взгляд ничтожное, словно детская возня в песочнице,
в свете Воскресения оказывается принципиально важным, от него зависит вечная жизнь как тень зависит от живого человека.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*В православии, например, религиозно-окрашенный и религиозно-оправданный национализм
давно уже стал настоящей ересью,
калечащей церковное сознание,
безнадежно разделившей православный Восток
и делающей все наши разглагольствования о вселенской истине православия лицемерной ложью.*
(*протопр. Александр Шмеман*)

*Как любовь поверяется, когда любимые ссорятся,
а не когда они вместе пиво пьют,
так вера поверяется, когда человек с Богом ссорится.*
(*свящ. Яков Кротов *)

*<Господь> хоть и требует от нас
самого высшего и трудного,
а рад любой малости.
Принесёт дочка матери
свою первую вышивку или штопку:
и криво‐то всё, и косо,
а мать хвалит, не нахвалится!
Так довольна, что и не передать!
Только разве это дело, если дочка так всю жизнь
и будет штопать как попало, с грехом пополам?*
(*Джордж Макдональд*)

*Бояться Бога
означает бояться не быть человеком.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*Из-за гордости теряется благодать Божия,
а вместе с нею и любовь к Богу
и дерзновение в молитве;
и тогда душа мучается злыми мыслями
и не понимает, что надо смириться
и надо любить врагов,
ибо иначе нельзя угодить Богу.*
(*Прп. Силуан Афонский*)

*Господь Мой и Бог, я понятия не имею, куда направляюсь.
Я не различаю впереди дороги,
не знаю толком, куда она приведёт.
Не знаю я и самого себя, –
ведь я только думаю, что творю Твою волю, но может статься, что это вовсе не так.
Но я верю, что желание обрадовать Тебя в самом деле радует Тебя.
И надеюсь, что делаю всё с этим желанием,
и что так будет и впредь.
И я знаю, что если будет не так, то Ты выведешь меня на правильный путь,
хотя я, возможно, ничего об этом пути не знаю.
Поэтому я буду полагаться на Тебя, даже когда мне покажется, что я погиб,
что смерть накрыла меня своей тенью.
Я не боюсь, ведь Ты всегда со мной
и никогда не оставишь меня одного перед лицом опасности.*
(* Томас Мёртон *)

*Господи! Веди меня дорогой правды Твоей!
Сделай путь мой прямым, наперекор врагам.*
(*Псалом 5*)

*Призыв к прощению есть призыв расчистить аэродром для счастья.
Кто не прощает, тот ставит своё счастье в зависимость от других,
тот живёт вывороченно.
Простить не означает решить, что все люди хорошие, неопасные, добрые.
Простить означает решить, что моя радость от людей не зависит от того,
каковы они, а зависит от того, каков я.
Простить означает открыть в себе
ход к сокровищнице щедрости и лёгкости – ход на небеса.
Не – простить и замкнуться, а простить и раскрыться – раскрыться Богу,
иначе мы не выдержим того, что сделают
набежавшие в нашу открытость люди.*
(*священник Яков Кротов*)

*Слишком часто молитва не имеет для нас в жизни такого значения,
чтобы всё остальное отходило в сторону, уступая ей место.
Молитва у нас – добавление ко множеству других вещей;
мы хотим, чтобы Бог был здесь не потому, что нет жизни без Него,
не потому, что Он – высшая ценность,
но потому, что было бы так приятно
вдобавок ко всем великим благодеяниям Божиим
иметь еще и Его присутствие.
Он – добавление к нашему комфорту.
И когда мы ищем Его в такой настроенности, то не встречаем Его.*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Грех — ответ на вопрос, который задал не Бог.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*И вот оказывается, что вера и Бог приходят мне на память
лишь тогда, когда они очень нужны,
и выпадают из моей жизни всякий раз, когда что-то другое оказывается нужнее.
Но тогда и это, по существу, уже не вера, а суеверие,
рождающееся из страха, незнания, инстинктивной потребности в защите и т.п.
/.../ А тем, кто следует за Ним, /Христос/ не обещает в этой жизни
ничего, кроме того, что составляло Его жизнь,
а значит – ничего, кроме креста, кроме мучительной борьбы со злом этого мiра,
кроме трудного, бесконечно трудного послушания воле Божией
и высокому замыслу Божию о мiре.
Всё это означает, что в отношении моего «я» слова?
«Я верю в Бога» требуют глубокой и мучительной проверки.
И проверка эта должна показать мне, что мое «я»,
дерзнувшее заявить о своей вере в Бога,
было не только самым глубоким, самым сердцевинным из всех моих «я»,
но и объединяющим остальные своей ответственностью за них.*
(*Протопр. Александр Шмеман*)

*Вер много, Бог один. У каждой математической задачи решений много, ответ один.
Было бы странно из-за этого отказываться решать математические задачи и прыгать в конец задачника,
где мелким шрифтом пропечатан ответ.
Прыгнуть-то получится, то может ли прыгун считать себя математиком?
А человек, который под тем предлогом, что к вершине горы идёт множество путей,
ограничится созерцанием этой вершины – он что, верующий?
Он даже не созерцатель, он – зевака.
Ответ на задачу о Боге таков: Бог – не число, Он ответ не на математическую задачу, не задачник.
Бог – Учитель, Который стоит у человека за спиной и говорит:
«Ты не оглядывайся, ты на Меня не смотри, ты на ближних смотри, на врагов смотри, на посторонних смотри.
У нас не урок математики, у нас урок жизни. Тут задач нет, ответов нет.
Это не бар, где можно и нужно выбирать и напиток, и посуду. Тут не выбирать – тут творить нужно».
Почему же человек, который не хочет ограничивать себя какой-то одной верой,
не может обнаружить этого Учителя?
А почему «не может»? Может! Только «обнаружить» – одно, а жить – другое.
Самое малейшее движение к Учителю уже есть вера – вера в самом материальном смысле,
вера как религия, обряд, фиксация неуловимого.
Веру невозможно обойти – сам обход уже будет ещё одной верой, и не самой честной.*
(*священник Яков Кротов*)

*Грешник грешит, потому что ждёт греха не от себя,
а от ближнего.*
(*священник Яков Кротов*)

*Идея, что воскресший Иисус как в полном смысле этого слова телесный человек
теперь пребывает на «небесах»,
шокирует людей, в том числе и христиан.
Отчасти это объясняется тем, что, по мысли многих, Божественный Иисус
временно отказался от этого качества и стал человеком,
а затем, побыв какое-то время в теле, перестал быть человеком и снова стал Божественным
(по меньшей мере, многие люди думают, что именно в это верят христиане).
Но более весомая причина этого шока в том, что
наша культура понимает «небеса» в платоническом смысле
как «духовную» или «нематериальную» реальность по определению,
а потому мысль о реальном теле, которое не просто присутствует, но обрело свое пристанище на небесах,
кажется ошибкой в категориях.
Вознесение призывает нас пересмотреть наши представления:
в конце концов, почему мы так уверены, что правильно понимаем «небеса»?
Лишь потому, что такое понимание внушает нам современная культура.
Но христианская вера, среди прочего, заставляет нас понять, что же на самом деле произошло с Иисусом,
и позволить этой истине поставить под вопрос саму культуру.*
(*Том Райт*)

*Мерой, которой вы мерите, отмерится и вам;
и как вы прощаете, простят и вас;
всё, чего вы не простите, будет удержано против вас.
Это не значит, что Бог не хочет простить;
но если мы приходим, не прощая, мы сводим на нет тайну любви,
мы отвергаем ее, и нам нет места в Царствии.
Мы не можем идти дальше, если мы не прощены,
и мы не можем быть прощены,
пока сами не простили каждого, кто погрешил против нас.
Это совершенно категорично и реально и определенно,
и никто не имеет права думать, что он в Царствии Божием,
что он принадлежит к Царству, если в сердце его продолжает жить непрощение.
Прощение врагов – первая, самая элементарная отличительная черта христианина;
без этого мы еще вовсе не христиане,
но всё еще блуждаем в палящей пустыне Синайской.*
(*митрополит Сурожский Антоний*)

*Разве не стоит в самом центре христианства Пасха, с ее радостной вестью о том, что смерть побеждена?
«Смертию смерть поправ» — разве не вошло христианство в мир и не побеждало его столетиями
этой неслыханной вестью о том, что «побеждена смерть победой»?
Разве не есть христианская вера прежде всего вера в воскресение Христа из мертвых?
В то, что «восстанут мертвые, и сущие во гробах возрадуются»?
/.../ но, пожалуй, и в самом христианстве, и у самих христиан тоже ослабела
эта победная, эта действительно новая и с точки зрения мира сего безумная вера;
и христиане стали тоже тихонько возвращаться к Платону
с его противопоставлением не жизни и смерти как двух врагов,
а противопоставлением двух миров: «этого» и потустороннего мира,
в котором якобы блаженствуют бессмертные души людей.
Но ведь Христос говорил совсем не о бессмертии души, он говорил о воскресении мертвого!
И как не видеть, что между двумя этими явлениями существует целая пропасть!
Ведь если дело только в бессмертии души, тогда, в сущности, и смерти никакой нет,
зачем тогда все эти слова о победе над ней, о разрушении ее и о воскресении? /.../
Да, неслыханно христианское учение о смерти.
И сами христиане его не выдерживают.
Ибо не о примирении со смертью, а о восстании против смерти идет речь в христианстве.*
(*протопр. Александр Шмеман*)

*Господь не только нам дает Свою любовь, —
Он изливает в наши сердца, пропитывает нашу душу,
пронизывает самое тело наше благодатью.
Дух Святой, Бог и Господь наш, изливается в наши сердца,
уча нас любить друг друга так, как нас любит Бог:
без остатка, без меры, не взвешивая, просто любить, чего бы это ни стоило.
А любить всегда стоит дорого;
потому что любить по-настоящему это значит так отнестись к другому,
что твоя жизнь тебе уже не дорога, — его жизнь дорога, его душа дорога, его судьба дорога.
Любить — значит войти в такое отношение хоть к одному человеку, —
а лучше ко многим — что себя не помнишь.
Об этом говорит Господь: "Отвергни себя";
так полюби, чтобы уже не помнился сам себе, чтобы можно было жить, глядя на другого.
Помните, как Петр пошел по волнам, глядя на Христа.
И пока он только на Христа глядел, он шел в буре и не тонул;
как загляделся на себя, на волны — начал тонуть: поколебалась цельность такой сильной души.*
(*митрополит Антоний (Блум)*)

ЦИТАТА НЕДЕЛИ

*Сколько миллионов людей теперь, по всему миру, ищут полноты своего сердца,
ищут, чем заполнить это глубокое человеческое сердце,
ищут заполнить его всем, что дает земля —
и сердце остается пусто, потому что сердце слишком глубоко,
чтобы земля, земное до предела и до конца и навсегд
его заполнило торжеством и радостью.
Господь милостив к нам: Он нас такими сотворил,
что только Он может до края наполнить чашу нашей души,
так что она переливается радостью, переливается благодарностью,
переливается лаской и любовью — не к Нему только, а к людям, ко всем.
Она так переливается, что хватает ее не только на любящих нас,
но и на ненавидящих нас,
так же как у Бога хватает света на всех, и радости, и любви,
и крови Сына Его Единородного — на всех.
Какое это диво, как это замечательно! Это любовь Божия.*
(*митрополит Антоний (Блум)*)

*Смирение не в том, чтобы сносить зло,
а в том, чтобы бороться со злом смиренно.*
(*священник Яков Кротов*)

*Воистину владеть любой вещью можно лишь тогда,
когда владеешь самой её природой,
а значит — тем добром, которое в ней заключается.
Всякое другое обладание похоже на рабовладение, потому что происходит не по правде.
Право и возможность использовать ту или иную вещь во благо
и твёрдое решение использовать её именно так — вот что позволяет нам назвать её своей.
Если у нас есть и право, и возможность так поступать,
но мы упорно отказываемся творить своим имуществом истинное добро,
оно перестаёт быть подлинно нашим.
Представь, к примеру, что у тебя есть чудесная картина,
но из–за слабого зрения ты не можешь как следует рассмотреть её и оценить по достоинству.
А один из твоих слуг не только подметил в этой картине всю заключённую в ней глубину и красоту,
но и получает от неё такую радость, что видит её даже во сне
и благодаря ей уносится в немыслимые доселе дали воображения и чувства…
Скажи, кто из вас двоих будет настоящим обладателем этой картины?
Конечно, ты всегда волен продать её и вообще позабыть о ней,
но никакая сила не отнимет её у твоего слуги.*
(*Джордж Макдональд*)

*Бояться Бога означает
бояться не быть человеком.*
(*о. Яков Кротов*)

*Некоторые из нас отправляются за образом Христа к другим людям
или просят совета о том, что именно им следует себе представить,
тем самым лишь добавляя чужие ошибки к своим собственным.
А ведь самое верное подобие Христа мы сможем составить для себя только сами
и только в том случае, если будем исполнять то, что Он нам говорит.
Он обещал прийти к тем, кто исполняет Его слово.
К таким людям Он будет ближе любого другого человека,
и они сами смогут увидеть в Нём Божий лик.
Но прежде всего и превыше всего всегда остаётся послушание.*
(*Джордж Макдональд*)

*Только получая от Бога дар жизни, творение существует,
но существует как творение, как иная жизнь.
Больше того, ... в человеческом духе творение свободно от Бога.
В нём Бог "подарил" жизнь твари, сделал ее собственной жизнью человека.
Даже отказываясь от Бога, отрицая Его, отрывая от Него мир, человек сохраняет жизнь,
потому что эта жизнь дана ему как духу, как неистребимой Личности.
Всякая жизнь – от Бога, всякая жизнь призвана быть жизнью в Боге,
но ничто тварное не имеет жизни Самого Бога, то есть Самого Святого Духа,
иначе творение было бы Богом и в человеке Бог не мог бы любить другого – Друга.
И вот, Один Человек своей человеческой и личной жизнью
имел Саму Божественную Жизнь, Самого Святого Духа,
и имел не как дар, не извне, а как Сын Божий, Которому Отец дал иметь Жизнь в Себе.
И Он открыл нам, что Он для того пришел и стал человеком,
чтобы дать Святого Духа нам
и в Нём каждого из нас уже по-новому соединить с Богом, действительно усыновить нас Отцу.
Если Сыну Божиему Отец дал иметь Духа в Себе,
то став Сыном Человеческим, Он Святого Духа сделал своим человеку.*
(*протопр. Александр Шмеман*)

*Любовь к греху и любовь к славословию
связаны прямо,
как грехопадение и фиговый листок*
(*о. Яков Кротов*)

*Мы так не привыкли быть самими собой
в сколько-нибудь глубоком и подлинном смысле,
что нам кажется почти невозможным понять, откуда начать поиски.
Однако все мы знаем, что бывают моменты,
когда мы более, чем обычно, приближаемся к своему подлинному "я";
эти моменты следует замечать и тщательно анализировать,
чтобы хоть приблизительно раскрыть,
что же мы представляем собой в действительности.
Обнаружить правду о самих себе нам обычно так трудно из-за нашего тщеславия, –
и тщеславия самого по себе, и того, как оно определяет наше поведение.
Тщеславие состоит в том, чтобы превозноситься чем-то,
не имеющим никакой ценности,
и зависеть в своем суждении о себе,
а следовательно, и во всём своем отношении к жизни, от мнения людей,
которое не должно бы иметь для нас такого веса.
Тщеславие – это состояние зависимости от реакции людей на нашу личность.*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Господь каждому дает задание,
а его мы можем исполнить,
только когда мы будем иметь общение со Христом,
уподобляться Ему,
а это будет тогда,
когда мы будем оказывать любовь Христову.*
(*св. праведный Алексий Мечев*)

*Чтобы узнать, каков Христос, необязательно видеть Его своими глазами.
Вы можете прочитать слова людей, знавших Его и писавших о Нём.
Это первый шаг к тому, чтобы понять Его,
а ведь понимать — и значит видеть по–настоящему.
А второй шаг состоит в том, чтобы делать то, что Он скажет.
Когда вы научитесь понимать Его, то увидите своего Бога.*
(*Джордж Макдональд*)

*Христос не только поддерживает нас, как Бог,
но и опирается на нас, как человек:
кто согласен быть Ему опорой — тот христианин.*
(*о. Яков Кротов*)

*Нет человека, без которого вселенная могла бы обойтись,
каждый человек – словно камушек в колоссальной, дивной мозаике.
Вы знаете, что бывает, если один камушек выпадает:
постепенно мозаика начинает трескаться, и все камни выпадают.
И поэтому каждый человек – единственный, неповторимый, не только в его знании Бога.
Есть замечательное место в книге Откровения, где говорится,
что в конце времен всякий человек получит имя, которое только он знает и Бог знает (2,17),
то есть имя, которое его выражает всецело и которое выражает то, что его соотношение с Богом неповторимо,
что единственно он знает Бога так, как он Его знает.
И нам надо постепенно внедрить в сознание людей абсолютную ценность личности –
не индивида как фрагмента человечества, а именно личности,
которая может творчески соотноситься с другими личностями, не теряя ничего и вместе с этим давая всё. Знаете: солнце сияет, от этого светом оно не беднеет, а другие в сиянии света начинают видеть всё по-иному.*
(*митрополит Антоний (Блум)*)

*Грех есть попытка быть Богом помимо Бога.*
(*о. Яков Кротов*)

*Лишь Бог способен не только дать нам согласие друг с другом,
но и соединить в одно целое
неподдающиеся и разрозненные обломки нашей собственной натуры.*
(*Джордж Макдональд*)

*Зло есть добро без Бога.*
(*о. Яков Кротов*)

*Подвижник – тот, кто не остается косным, кто постоянно в творческом состоянии движения.
Я не говорю “прогресса”, потому что человек не идет от победы к победе.
Есть замечательное письмо святителя Тихона Задонского, где он говорит:
в Царство Божие не идут от победы к победе, а большей частью от поражения к поражению,
но те доходят, которые после каждого поражения, вместо того чтобы сесть и оплакивать его,
встают и идут дальше.
Подвиг именно в этом заключается: никогда не сесть оплакивать.
Плакать можно по дороге, плакать можно на пути, плакать можно, когда дойдешь до цели,
падешь на колени перед Спасителем и скажешь: “Прости, Господи!
На всю Твою любовь я ответил цепью измен – а всё-таки я пришел к Тебе, не к кому-то другому...”*
(*митрополит Антоний (Блум)*)

*Сколько христиан не веруют, а лишь помнят, как когда-то верили.
И лишь немногие находят в себе силы каждый день от этой памяти отказываться
и приступать к Богу с назойливой просьбой помочь неверию.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*Граждане! Уступайте место Богу —
Он старше всех нас, вместе взятых!*
(*свящ. Яков Кротов*)

*Когда бы мы ни приближались к Богу,
контраст между тем, что есть Он и что представляем собой мы,
становится ужасающе ясным.
Мы можем не сознавать этого всё то время,
что живем как бы вдали от Бога,
всё то время, когда Его присутствие и Его образ
остаются тусклыми в наших мыслях и в нашем восприятии;
но чем больше мы приближаемся к Богу, тем острее выступает контраст.
Не постоянная мысль о своих грехах, а видение святости Божией
позволяет святым познать свою греховность.
Когда мы смотрим на себя без благоуханного фона Божия присутствия,
грехи и добродетели кажутся чем-то мелким
и, в каком-то смысле, несущественным;
только на фоне Божественного присутствия
они выступают со всей рельефностью
и обретают всю свою глубину и трагичность.*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Без благодати Божией не можем мы любить врагов,
но Дух Святой научает любви,
и тогда будет жалко даже и бесов,
что они отпали от добра, потеряли смирение и любовь к Богу.
Молю вас, испытайте. Кто вас оскорбляет, или бесчестит, или отнимает что ваше, или гонит Церковь, то молитесь Господу, говоря:
"Господи, все мы — создание Твое; пожалей рабов Твоих, и обрати их на покаяние",
и тогда ощутимо будешь носить в душе своей благодать.
Сначала принудь сердце свое любить врагов,
и Господь, видя доброе желание твое, поможет тебе во всём,
и Сам опыт покажет тебе.
А кто помышляет злое о врагах, в том нет любви Божией, и не познал он Бога. /.../
Если ты поносишь врагов своих,
то это значит, что злой дух живет в тебе и приносит в сердце твои злые помыслы,
ибо, как сказал Господь, от сердца исходят помышления злые или добрые. /.../
Наученный любви от Духа Святого — всю жизнь скорбит
о людях, которые не спасаются,
и много слёз проливает о народе, и благодать Божия дает ему силы любить врагов.
Если ты не имеешь любви, то хотя бы не поноси и не кляни их;
и это уже лучше будет;
а если кто клянет и ругает, в том ясно живет злой дух и если не покается,
то по смерти пойдет туда, где пребывают злые духи.
Да избавит Господь всякую душу от такой беды.*
(*Прп. Силуан Афонский*)

*У любого человека (христиане это понимают лучше) радикальных недостатков и просто эгоизма слишком много. Это ужасная картина, которая вызывает боль и страх. Гордость защищается от этой боли с помощью самообмана, и тогда создается порочный круг: гордый скрывает от себя и других свои недостатки, не вынося их на свет, а это закрепляет недостатки и делает его самооценку всё менее реалистичной. Хуже того: для поддержания ложной картины он обязательно будет унижать других людей. Это системная ошибка, причем свойственная (о чём также лучше знают христиане) практически всем людям.*
(*Михаил Завалов*)

*Приступая к исследованию самих себя ..., мы склонны к поистине дьявольскому рассуждению.
Оно состоит в сущности в следующем: всё, что во мне привлекательно, что мне во мне нравится, и есть мое "я".
Всё же, что во мне кажется мне уродливым, отталкивающим,
или же то, что другие находят во мне отталкивающим и уродливым,
что создает напряжение с окружающими, я воспринимаю как пятна,
как нечто привнесенное или наложенное на меня извне.
Например, люди часто говорят:
"Я ведь от всего сердца стремлюсь к иному, но жизненные обстоятельства сделали меня таким".
Нет, жизненные обстоятельства только раскрыли, что вы таковы.
В переписке Макария, одного из оптинских старцев, есть два или три письма к петербургскому купцу,
который пишет: "От меня ушла прислуга и мне предлагают взамен деревенскую девушку.
Что вы мне посоветуете, брать мне ее или не брать?"
Старец отвечает: "Конечно, брать".
Через некоторое время купец снова пишет: "Батюшка, позвольте мне ее прогнать, это настоящий бес;
с тех пор, как она здесь, я всё время прихожу в ярость и потерял всякое самообладание".
И старец отвечает:
"И не вздумай гнать, это ангела небесного послал тебе Бог, чтобы ты видел, сколько в тебе злобы,
которую прежняя прислужница никогда не могла поднять на поверхность".*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Приближение к Богу всегда бывает открытием и красоты Божией, и расстояния,
которое лежит между Ним и нами.
"Расстояние" – слово неточное,
ибо оно не определяется тем, что Бог свят, а мы грешны.
Расстояние определяется отношением грешника к Богу.
Мы можем приближаться к Богу, только если делаем это
с сознанием, что приходим на суд.
Если мы приходим, осудив себя;
если мы приходим, потому что любим Его,
несмотря на нашу собственную неверность;
если мы приходим к Нему, любя Его больше, чем благополучие, в котором Его нет,
тогда мы для Него открыты и Он открыт для нас, и расстояния нет;
Господь приходит совсем близко, в любви и сострадании.
Но если мы стоим перед Богом в броне своей гордости, своей самоуверенности,
если мы стоим перед Ним так, как будто имеем на это право,
если мы стоим и требует от Него ответа,
то расстояние, отделяющее творение от Творца, становится бесконечным.*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Если человек жаждет Бога, он не может не знать Его хотя бы настолько, чтобы обрести способность узнавать Его всё больше и больше, — иначе как он мог бы Его возжаждать? Если человек сотворён по образу и подобию Божьему, его представление о Боге не может быть полностью неверным. Правда, это не значит, что он готов учить других. Он способен лишь учиться сам. Но в Иисусе Христе я вижу как раз такого Бога, каким хотел бы Его видеть. Я хочу, чтобы у меня был отец, во всём похожий на Него. Помните, Он укорял собравшихся вокруг людей за то, что они не знали Его? Ведь если бы они знали Бога, то знали бы и Его! И они сами были виноваты в том, что не знали Бога. Только такой Бог, который во всём похож на Иисуса Христа, и может быть истинным Богом. Лишь бесы способны утверждать, что Иисус умер, чтобы спасти нас от Отца! Вся радость, вся чистота, всё спасение — только в Отце, Его Отце и нашем Отце, в Его Боге и нашем Боге.*
(*Джордж Макдональд*)

*Тайна любви к человеку начинается в тот момент,
когда мы на него смотрим без желания им обладать,
без желания над ним властвовать,
без желания каким бы то ни было образом воспользоваться
его дарами или его личностью, –
только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась.*
(*митрополит Сурожский Антоний*)

*Глупо было бы отрицать, что святым доводилось совершать добрые дела
(глупее даже, чем утверждать, что они не совершали дел плохих).
Но святыми становились не все добродеющие,
а лишь те, кто понимал — их добро — это пыль в сравнении с их злом.
Александр Невский не потому свят, что славно потрудился на Неве и Ладоге,
а потому, что понимал — эти победы — ничто рядом с внутренними поражениями.
Только тот, кто знает, что разгромлен сатаной, побеждает с Богом.
Кокетство же хочет и невинность соблюсти, и удовольствие получить: начерно покаяться и набело спастись.
Увы — или к счастью? — это невозможно.
Или человек живет в мире иллюзорных грехов, легко их побеждает и иллюзорно спасается —
или он выбирает мир реальных падений и только тогда видит протянутую ему руку.*
(*священник Яков Кротов*)

*Библия без Бога — деньги на ветер*
(*священник Яков Кротов*)

*Когда бы мы ни приближались к Богу,
контраст между тем, что есть Он и что представляем собой мы,
становится ужасающе ясным.
Мы можем не сознавать этого всё то время, что живем как бы вдали от Бога,
всё то время, когда Его присутствие и Его образ
остаются тусклыми в наших мыслях и в нашем восприятии;
но чем больше мы приближаемся к Богу, тем острее выступает контраст.
Не постоянная мысль о своих грехах, а видение святости Божией
позволяет святым познать свою греховность.
Когда мы смотрим на себя без благоуханного фона Божия присутствия,
грехи и добродетели кажутся чем-то мелким и, в каком-то смысле, несущественным;
только на фоне Божественного присутствия они выступают со всей рельефностью
и обретают всю свою глубину и трагичность.*
(*митр. Антоний (Блум)*)

*Чувство истории, то есть необратимости, неповторимости времени,
и в этом времени — единичность и неповторимость каждого события, каждой личности, ...
впервые привиты были человеческому сознанию священным "историзмом" Библии.
А только в этом свете можно понять веру христиан в единственное, ни с чем несоизмеримое значение
одного События, одной Личности, одного момента в истории.
Это всё тот же библейский "реализм", укорененный в первичной интуиции Бога,
как живой и творческой Личности;
но тогда всё в мире "относится" к этой Личности, ею живет и ею определяется;
весь мир пронизан личной жизнью и потому раскрывается, как история.
Он находит свое средоточие в человеке, свободной личности, стоящей перед Личным Богом
и перед Ним избирающей и решающей свою судьбу.
Человек, его душа и тело, его любовь, грехи, стремления приобретают бесконечное значение,
в нём мир отвечает Богу, борется с Богом, жаждет Бога
и, наконец, соединяется с Ним в свободе, любви и истине.*
(*свящ. Александр Шмеман*)

*Истина есть не то, что мы познаём,
а Тот, Кто познаёт нас.*
(*священник Яков Кротов*)

*Христианство никогда не должно было отрывать человека от жизни,
но его назначение в том, чтобы снабдить человека силой бороться и применить его к жизни в любых условиях.
Оно не предлагает нам избавления от житейских проблем, но дает ключ к их разрешению.
Оно не предлагает покоя, но победу в борьбе;
не такой вид жизни, при котором можно обойти все задачи и избежать всех бед,
но такой, при котором с трудностями встречаются лицом к лицу и побеждают их.
Однако насколько верно, что христианин должен быть не от мира, настолько же верно и то,
что он должен жить в мире по-христиански, то есть «жить в мире, но быть не от мира».
У нас не должно быть желания покинуть мир, но только желание приобрести его для Христа.*
(*У. Баркли*)

*Быть христианином умнее, чем быть атеистом,
потому что всё плохое, что есть в Церкви,
есть и за её пределами.*
(*священник Яков Кротов*)

*Раньше я был на стороне зла и греха – теперь на стороне Бога.
Он меня простил – это не значит, что Он меня сразу и ото всего исцелил.
Он дал мне новую жизнь – и я живу в ней со старыми своими привычками и дефектами.
С большей частью наших греховных рефлексов, наших душевных дефектов, наших физических недостатков мы можем распроститься
одним, довольно радикальным и хирургическим путем – собственной смертью.
Горбатого могила исправит.
И тут не жаловаться надо, а радоваться –
ибо именно здесь нас и ждет главное и, в сущности, единственное подлинное и стопроцентное исцеление – воскресение.
Мы все недооцениваем его, вечно преувеличиваем степень нашего духовного воскресения здесь, в царстве сатаны.
Нет, потому так и радостна Пасха, что она говорит о воскресении не аллегорическом, не духовном только, но о полном воскресении.
Вся наша жизнь в мире сем - расслабленность. ...
Рождение Христа было прощением человечеству. Воскресение Христово – исцеление.
Христиане больны, христиане не исцелены – но мы прощены, и поэтому дерзаем просить не о том, чтобы мы ходили,
а о том, чтобы Он – Спаситель – пришел и исцелил нас в Воскресении Своем.*
(*священник Яков Кротов*)

*Обряд — бинокль:
если правильно им пользоваться,
уменьшается расстояние между тобой и Богом;
если ошибочно — растет.*
(*священник Яков Кротов*)

*Если воскресение имеет какой–либо смысл,
то только лишь в рамках классического иудейского мировоззрения ...:
хотя «Небо» радикально отличается от «Земли», они не полностью отделены друг от друга,
но пересекаются и взаимодействуют таинственными и многообразными способами,
а потому Бог, создавший и Небо, и Землю, действует и изнутри нашего мира, и извне,
разделяет боль мира и даже взваливает ее на свои плечи.
Православные церкви постоянно подчеркивают, что с воскресением Иисуса из гроба вышло новое творение,
родился мир, полный новых возможностей.
И поскольку к этим возможностям относится и то, что сами люди заново оживут и обновятся,
воскресение Иисуса не делает нас пассивными и беспомощными наблюдателями происходящего.
Нас приподняли и поставили на ноги, мы начали дышать новым воздухом,
и нам поручили идти в мир и нести туда новое творение.*
(*Том Райт*)

*Смиренный человек — это человек,
который с–мирился, при–мирился
со всеми обстоятельствами своей жизни
и считает их даром Божиим.*
(*Митрополит Сурожский Антоний*)

*Главный враг веры — не неверие, а самоуверенность.*
(*священник Яков Кротов*)

*Страдание и мука жизни, свидетельствующие о существовании зла,
есть великая религиозная школа, которую проходит человечество.
Жизнь в этом мире, не ведающая зла, свободная от всякого страдания и муки,
вела бы к самодовольству и самоудовлетворенности.
Существование зла есть не только затруднение для нашей веры в Бога, –
существование зла есть также доказательство бытия Божьего,
доказательство того, что этот мир не есть единственный и окончательный.
Опыт зла обращает человека к миру иному,
вызывает священное недовольство этим миром.*
(*Николай Бердяев*)

*Сомнения — пена, из которой рождается вера.*
(*священник Яков Кротов*)

*Бог возжелал соединить Себя с человеком теснейшими узами.
Будучи источником бытия, Он присутствует в каждом творении. Он ближе нам, чем мы сами себе.
Благодаря Его благодати и молитве Иисуса Христа, истинного Бога и Человека,
мы удостоились стать причастниками божественного Естества.
Он принес нам Себя в дар, и дар этот бескорыстен.
Наши тела – храм Духа Святого, а сами мы – члены Тела Христова, ибо мы участвуем в жизни Иисуса.
Конечно, этот дар и это "участие" не означают отождествления или смешения
божественного естества с тварным.
Даже когда мы соединены с Богом теснейшим образом, Он остается по отношению к нам совершенно "иным".
Так железо, раскаленное в огне, в определенном смысле становится частью огня, но не им самим.
Не надо пытаться мерить Бога нашими мерками, приспосабливать Его к нашим нуждам или пользоваться Им.
Напротив, мы должны предаться Ему, Богу живому и бесконечному, Огню поглощающему,
чтобы очиститься и преобразиться в Его пламени.*
(*иером. Лев (Жилле)*)

*Люди теряют веру в Бога и в божественный смысл мира, потому что встречаются с торжествующим злом, потому что испытывают бессмысленные страдания, злом порожденные. /.../
Если бы не было зла, поражающего наш мир, то человечество довольствовалось бы природным миром.
Природный мир, свободный от всякого зла и страданий, стал бы единственным божеством для человека.
Если бы не было зла и порожденного им горя, то не было бы и потребности избавления.
Страдание и мука жизни, свидетельствующие о существовании зла, есть великая религиозная школа, которую проходит человечество.
Жизнь в этом мире, не ведающая зла, свободная от всякого страдания и муки, вела бы к самодовольству и самоудовлетворенности.
Существование зла есть не только затруднение для нашей веры в Бога, – существование зла есть также доказательство бытия Божьего, доказательство того, что этот мир не есть единственный и окончательный.
Опыт зла обращает человека к миру иному, вызывает священное недовольство этим миром. /.../
Человек подавлен бессмыслицей и злом мировой жизни.
В религии, в вере прорывается он к миру смысла и получает силу, исходящую от иного мира, в котором любовь побеждает ненависть, единение побеждает раздор, вечная жизнь побеждает смерть.
Существование зла ставит проблему теодицеи, оправдания Бога. Почему Бог терпит такое страшное зло, почему допускает его торжество?
Мир истекает кровью, разрывается на части. Дьявол, а не Бог представляется единственным господином мира.
Где же действие Промысла Божьего? /.../
Эвклидов ум, отказывающийся понять иррациональную тайну мировой жизни, притязает создать лучший мир, чем мир, сотворенный Богом, создать мир, в котором не будет зла и страдания, мир вполне рациональный.
Человек эвклидова, вполне рационального ума не может понять,
почему Бог не создал безгрешного, блаженного, не способного ко злу и страданиям мира.
Но добрый человеческий мир, мир эвклидова ума отличался бы от злого Божьего мира тем, что в нём не было бы свободы, свобода не входила бы в его замысел, человек был бы добрым автоматом.
Отсутствие свободы сделало бы невозможным зло и страдание.
И человек готов отказаться от свободы, чтобы окончательно избавиться от мук и страданий.
Эвклидов рациональный человеческий мир, в котором нет зла, поражен будет страшным злом отсутствия свободы,
истреблением свободы духа без остатка.
В нём не было бы уже свободных испытаний, свободных исканий.
Божий мир полон зла, но в первооснове его заложена свобода духа, величайшее благо, знак богоподобия человека.
Проблема теодицеи разрешима лишь свободой. Тайна зла есть тайна свободы.
Без понимания свободы не может быть понят иррациональный факт существования зла в Божьем мире. /.../
Свобода порождает зло, как и добро. Поэтому зло не отрицает существование смысла, а подтверждает его.
Свобода не сотворена, потому что она не есть природа, свобода предшествует миру, она вкоренена в изначальное ничто.*
(*Николай Бердяев*)

*Человек Божий обязан рассказать людям, в том числе и людям во власти,
о Божьем законе, и об ответственности за нарушение Божьего Закона.
Никаким представителям власти не позволено нарушать законы Божьи.
Кто же расскажет им об этом? Это поручение Христа.
Всякий исполняющий Его поручение, есть Его ученик.*
(*Ю.К. Сипко*)

*Религия восхищается силой Бога,
вера — Его же бессилием*
(*священник Яков Кротов*)

*Безбожники отрицают Бога, потому что, говорят они:
«Если есть Бог, то человек – раб».
Но там, где есть благодарение, кончается, преодолевается, растворяется рабство.
Раб не благодарит. Раб либо по-рабски подчиняется, либо по-рабски же бунтует.
Благодарность освобождает человека
и, вместе с тем, Бога узнаёт как не какого-то деспота и владыку,
а как любовь, воплощающуюся в даре.*
(*священник Александр Шмеман*)

*Справедливость является добродетелью, как милость, терпение и молитва.
Стоять за правду, хранить верность правде, приносить себя в жертву правде –
служение, на которое Бог благословляет заповедью:
«Блаженны гонимые за правду, ибо им уготовано Царство Небесное».
/.../
Христианин обязан отстаивать церковную правду,
пока его не лишат этой возможности.*
(*священник Павел Адельгейм*)

*Мы себе на земле находим труд такой неотложный, что для Божиего дела, для жизни с Богом времени нет.
И мы такую любовь находим себе на земле, что до Божией любви нет дела.
„Вот придет смерть – тогда успеем” – это всё тот же ответ на Божию любовь.
Христос говорит: Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас...
Всё дам, любовь дам: встретитесь вы, люди Божии, лицом к лицу, –
не так, как на земле, туманно друг друга видя, не понимая друг друга, недоумевая, раня один другого.
Встанете в Царстве Божием – и всё будет прозрачно:
и понимание ума, и ведение сердца, и стремление воли, и любовь: всё будет, как хрусталь, ясно...
А мы отвечаем: „Нет, Господи, на это будет свое время: дай исчерпать землю, на которой мы живем...”
И черпаем, и живем, и кончается тем, что по слову Божию в Ветхом Завете,
дав нам всё, что она только могла дать, земля обратно берет всё, что она сама дала и что Господь дал:
ты земля, и в землю отыдешь...
И тогда купленное поле оказывается могильным полем,
тогда труд, который нас оторвал от Бога, от живых отношений с людьми, от живого отношения с Богом,
рассеивается даже и в памяти людей;
тогда земная любовь, которая казалась так велика, представляется нам, когда мы встанем в вечности,
узкой тюремной кельей...
Но ради всего этого мы сказали Богу:
„Нет! Не Тебя, Господи, – землю, труд, любовь земную хотим мы пережить до конца!..”
Мало избранных не потому, что Бог строго выбирает,
не потому, что Он мало кого находит достойным Себя,
а потому, что мало кто находит Бога достойным
того, чтобы поступиться клочком земли, часом труда, мгновением ласки...
Много призванных, – все мы призваны: кто же из нас отзовется?
Достаточно на любовь ответить любовью, чтобы войти в пир вечности, в жизнь.
Неужели мы не ответим на Божию любовь одним словом: „Люблю Тебя, Господи!..”*
(*митрополит Антоний (Блум)*)

*Мы забыли, что святые — это, прежде всего, такие же люди, как мы,
и, значит, каждый из них индивидуален, не похож на другого.
Что каждый святой, иными словами, — это живая и уникальная личность,
и важно в святых как раз то, что каждый из них своим путем,
в единственных и неповторимых условиях своей жизни дошел до святости,
до того воплощения в себе христианства, которое продолжает светить и нам.
...
Христианство оспаривают как учение, его разоблачают как мораль
(«Вы говорите одно, а поступаете по-другому, и, следовательно, вся ваша вера — ложь!»),
над ним издеваются как над культом.
И можно без конца спорить с этим,
можно и нужно защищать веру и как истину, и как мораль, и как культ,
но защита эта не будет по-настоящему убедительной,
если мы сами не увидим в христианстве жизнь,
т.е. путь, которым шли тысячи, десятки тысяч людей,
для кого он стал путем совершенной радости,
всеобъемлющего смысла, полноты жизни и человечности.
Правда христианства — в его жизненности,
в этой способности его рождать святых —
рождать их в каждую эпоху, в каждом народе, в каждой культуре.*
(*священник Александр Шмеман*)

*Дети смотрят на взрослых – на всех – с надеждой,
что все они такие же добрые и "свои", как мать с отцом.
Так и священник смотрит на стоящих перед ним –
даже, в отличие от ребёнка, зная, что они грешные люди,
и именно зная, что они грешные, а всё же люди, любимые Богом,
любимые Тем, Кому они враги.
Так и любой христианин глядит на людей –
зная паскудный наш общечеловеческий секрет,
но ведая и великую Божию тайну.
Глядит с широко раскрытыми глазами, глядит с любовью
не потому, что не знает, а потому что знает Воскресение,
превосходящее всякое циническое земное знание.
До Христа и помимо Христа вершина человечности –
учиться жить и учиться умирать.
Во Христе – учиться Воскресению, его подлинности, его всеохватности.
Вот почему мы можем и должны благодарить Бога –
как во время проскомидии трижды священник благодарит,
как в окончание литургии благодарит и благословляет Бога.
Ведь за смерть благодарит и за страдания благословляет,
причём не за свои – за смерть и за страдания Сына Божия.
Если бы не Воскресение, такая благодарность была бы опустошающей и подлой,
а благодаря воскресению она – животворит до любви к врагам.
Каждый раз, когда мы делаем добро врагу,
мы сораспинаемся Христу и совоскресаем с Ним.
Ну, допустим, самое страшное –
в ответ на наше добро нас обманули, нам причинили боль, нас убили.
Ну, убили – так воскреснем же!*
(*священник Яков Кротов*)

*Стоит нам увидеть одно зло, которое мы совершили,
как мы сразу начинаем видеть и другие дурные дела.
Некоторые люди не желают узнавать свои грехи,
но прячут их от себя и от Бога.
Но нам лучше вывести их на свет, все до единого,
чтобы Иисус мог их забрать.
А ещё мы можем помочь Ему забрать эти грехи,
если будем изо всех своих сил с ними бороться…*
(*Джордж Макдональд*)

*Крест возносится – и демоны прогоняются,
разбойник же врата Эдема открывает;
смерть умерщвлена и ныне ничтожной явилась,
Христос же возвеличен.
Потому веселитесь, все на земле рожденные:
проклятие отменено!*
(*Минея*)

*С тяжёлым сердцем она изо всех сил старалась поверить в то,
что было изложено ей как незыблемый канон веры, и потому
(вместо того, чтобы попробовать исполнять то, что заповедал Иисус Христос)
как могла, пыталась представить себя одновременно
и одной из избранных Божиих, и страшной грешницей.
Никто не сказал ей, что мысли и чувства апостола Павла
могут быть доступны и понятны лишь тому,
кто хоть немного, но начал видеть славу Божью
и познавать высоту, широту, глубину и долготу Его любви и самоотверженности,
но никак не малому ребёнку, забавляющемуся пустыми учениями.*
(*Джордж Макдональд*)

*Мы потому называемся христианами,
что следуем за Христом в борьбе с грехом и хаосом.
Мы призваны одерживать свои маленькие победы над грехом,
становясь соучастниками Бога в Его великой победе над смертью.*
(*священник Павел Адельгейм*)

*Вспоминается слово преподобного Серафима Саровского,
который говорил, что между погибающим грешником и спасающимся праведником
только одна разница — решимость.
Грешник часто с эмоцией воспринимает и красоту, и добро, и истину,
но он воспламенится на одно мгновение — и потухает,
ибо то, что до него дошло, коснулось только его эмоций.
Он понял, о чём речь идет,
но это не подвигло его волю на то, чтобы стать против себя самого,
решиться бороться и побеждать ради истины, ради красоты,
ради собственного достоинства и, в конечном итоге, ради Бога, —
побеждать всё то, что недостойно ни Бога, ни его самого, ни человечества,
ни отношения тех, кто его окружает любовью.*
(*митрополит Сурожский Антоний*)

*Обязанность прощать – наиболее явный знак
общего состояния души, характерного для христианина.
Речь идет о позиции непротивления,
предписываемой Евангелием во многих случаях.
Ученик Христа должен обратить другую щеку к бьющему его
и отдать верхнюю одежду забирающему у него рубашку.
Он должен любить ненавидящих его и благотворить гонящим его.
Поэтому на протяжении трех первых веков, а иногда и в более поздние времена,
Церковь запрещала христианам воевать или работать в судебных органах.
Позже, соединившись со структурами Римского государства,
она изменила свою позицию.
Однако многие христиане не перестают ощущать в себе властный призыв к тому,
чтобы подобно своему Учителю, не противясь,
претерпевать обрушивающуюся на них несправедливость
и при любых обстоятельствах, даже на государственном и международном уровне,
руководствоваться принципом ненасилия и стремления к примирению.*
(*иером. Лев (Жилле)*)

*Для человеческого тела, пожалуй, нет испытания труднее, чем простое ожидание.
Вообще, отношения человеческого сознания и времени — вещь странная и непонятная.
Иногда кажется, что время существует исключительно в голове и принадлежит разуму так же бесспорно,
как вопросы добра и зла принадлежат духовным сферам.
Если бы не неумолимые часы, существующие по всей вселенной помимо нашего сознания,
один человек прожил бы год или целое столетие, а другой — один–единственный день.
Но само по себе течение времени, не говоря уже об ощущении его пустоты и незаполненности,
внушает страх человеческой душе.
Именно потому глупцы изо всех сил стараются убить бессодержательные часы и годы своей жизни;
а ведь лучше бы они трудились с тем, чтобы как следует их наполнить!
Правда, по–настоящему наполнить их способен только Бог,
пусть даже время остаётся лишь земной оболочкой нашей жизни.
Полнота есть только там, где Он.
И для ребёнка, рядом с которым его Отец, вечность превращается в нескончаемое и живое Сегодня.*
(*Джордж Макдональд*)

*Господь идет в мир спасти нас, идет по тем путям, которые существуют в мире.
Если бы Он хотел нас уничтожить и установить Свои пути, проблем не было бы – но Он идет спасти.
Именно ради нас Он вынужден двигаться по кривым дорогам, не дожидаясь, когда Ему приготовят прямой путь.
Моё личное покаяние, оказывается, нужно не только для спасения меня – и не столько для моего личного спасения –
я выпрямляю дорогу Бога ко всем людям.
У Бога нет выбора: Он знает, что амаликитяне так или иначе погибнут,
что кровь и жестокость – единственные реалии падшего мира, которые упразднить в силах только сами люди.
И Он строит спасение из того кровавого материала, который есть.
Он обещает землю, утверждает династию Давида, спасает из плена – и всё это с кровью, с насилием, с жестокостью.
Без Бога была бы та же и большая кровь, насилие, жестокость – только для гибели, не для спасения человеков.
Это не означает, что цель оправдывает средства. Не оправдывает!
Но цель – Божья, а средства – человеческие.
Бог бессилен. Он имеет только Слово.
И оправдывать нужно не Его, а нас – мы виноваты, что не распрямили путь откровению.
Бог же не нуждается в оправдании хотя бы потому, что и гибель в водах потопа, и завоевание Земли обетованной,
и военные триумфы царей Давидидов, – всё было путем к явлению Самого Бога, к Рождеству Спасителя.
Виноват ли Он, что Рождество фактически было самоубийством? Виноват ли Он, что был распят?
Виноват ли Он, что принес в мир разделение между истиной и ложью?
Нет, нет и нет.
Мы виноваты – а Он сделал то, что не сделал ни один человек: умер, хотя мог не умереть.
Он стал тем Светом, благодаря которому мы различаем жестокость в Ветхом Завете,
благодаря которому предъявляем мы счет Ему Самому,
Светом, распространяющимся только всюду, где есть в Нём нужда – а где нет в Нём нужды?
И надо войти в состояние непрерывного общения с Богом и смирения перед Ним,
чтобы распрямить не только свои пути, но и Его,
чтобы понять, до какой степени нет у Бога Своих путей в этом мире,
до какой степени мы ответственны за Распятие Его и за гибель грешников в потопе и аде,
за жестокость и кривизну Откровения.
Бог идет по нашим путям, и всякая претензия, обращаемая к Богу,
есть претензия к собственной кривизне и к Его милосердию, ступающему по ней, чтобы спасти всех.*
(*Яков Кротов*)

*Сдаётся мне, Господь иногда нарочно помалкивает и кое–чего нам не открывает: чтобы мы думать не перестали.
Чтобы ходили с Его светильником и освещали себе дорогу.
Думаю, Царство Божие порой не растёт, как должно, во–первых, из–за того, что верующие не веруют,
а во–вторых, из–за того, как они с Божьим законом обращаются.
Ещё сами не успели ни одной крупицы истины за пояс заткнуть,
а гляди, уже навязали непреподъёмные бремена и взвалили на своих ближних, на разум их да на совесть.
Сами смотрят и ничего не понимают, о святом рассуждают так, что страшно становится!
Но ведь и другим тоже расти не дают, как будто боятся, что те их обскачут…
А Господь, ведь Он так велик и чуден, что сколько ни думай, Его не объемлешь!*
(*Джордж Макдональд*)

*Иисус просил соблюдать Его заповеди – но это не просьба вести себя прилично, пока Он с Отцом, за облаками.
Это просьба, которая должна вызывать чувство отчаяния, беспомощности, слабости –
ну как их соблюсти, эти заповеди!
Замечательная слабость, правильная слабость!
В эту слабость и проскальзывает Дух, которому мешает лишь сознание человеком своей силы.
Не придёт Утешитель к тому, кто не нуждается в утешении, а и сам претендует утешать других.
Не придёт Отец Небесный к тому, кто не почувствовал себя сиротой.
Не придёт Иисус к тому, кто не почувствовал себя предателем и палачом.*
(*свящ. Яков Кротов*)

*Дух Святой — источник не только истины в Церкви, но и свободы.
«Где Дух Господень, там свобода», и истина для христианина неотделима от свободы;
свобода не может выражаться без стремления к истине и истина не может быть воспринята без свободы.
Он же — и их хранитель. /.../
«Дух дышит, где хочет», и канонические границы той или другой церкви для Него явно не преграда.
Грехи нас всех уравнивают, они воистину «экуменичны». Истинные добродетели — тоже.
Если нам, православным, больше дано, чем другим, то с нас больше и спросится, по Евангелию.*
(*свящ. Филипп Парфенов*)

*Смерть Христова, разрушает страшную окончательность смерти, смерть как победу над жизнью.
Ибо во Христе в смерть входит, смерть в себя принимает Сын Божий, Бог.
Сама Его смерть есть торжество не распада, не разлуки, не забвения, а любви.
Сама смерть явлена нам как любовь, как жизнь и как победа.
Любовь сильнее смерти, любовь, разрушающая смерть, любовь, воскрешающая мертвых.
Вот эту единственную смерть: смерть-победу, смерть-жизнь Христос,
прежде чем отдать Себя ей, подарил нам на Тайной Вечери.
И этот дар, этот подарок мы принимает каждый раз,
когда совершаем Таинство воспоминания Христа, Таинство Литургии.
Мы опять на Тайной Вечери, но жив воскресший Христос и жива Его любовь,
и она, снова изливаясь на нас, становится нашей любовью, нашей жизнью, нашей силой.*
(*протопр. Александр Шмеман*)

*Пусть никто не плачет о своих грехах,
ибо от гроба всем воссияло прощение!
Пусть никто не страшится смерти,
ибо всех нас освободила смерть Иисуса.
Объятый смертью – укротил смерть.
Сошедший во ад – пленил ад.*
(*свт. Иоанн Златоуст*)

*Небеса не могут вместить Его и земля — лишь подножие Его.
Всё же Он благоволит сойти на землю и сопутствовать Своему народу,
странствующему здесь в поисках грядущего града.
Но от этого у человека не должно появляться непомерного притязания,
воспользовавшись случаем, овладеть Им,
сделать Его пленником своей собственной политической системы,
превратить Его в послушный винтик той машины, которую человек строит,
чтобы господствовать над миром и быть в нём единственным хозяином.*
(Луи Буйе)

*Если моя греховность кажется мне несколько меньше или менее отвратительной,
чем грехи других людей,
значит, я еще не осознал свою греховность.
Я должен сознавать, что мой грех – наихудший,
самый страшный, наиболее заслуживающий осуждения.
Братская любовь может найти тысячи оправданий грехам других людей,
но моему греху нет никакого оправдания.
Значит, мой грех – наихудший.*
(Дитрих Бонхоффер)

*Ничего не должно почитать злом,
кроме одного греха,
который отдаляет нас от благого Бога*
(преп. Иоанн Кассиан)

*Всечестное воздержание начнем светло,
лучами сияюще святых заповедей Христа Бога нашего,
Любве светлостию, молитвы блитанием,
чистоты очищением, благомужества крепостию:
яко да светоносни предварим
во святое и тридневное воскресение,
осиявающее нетление миру.*
(из Постной Триоди)

*Память о Боге несовместима
с памятью о своих благодеяниях
и с забывчивостью о чужих бедах.*
(о. Яков Кротов)

*Кто носит в себе Духа Святого хотя бы и немного,
тот скорбит о всём народе день и ночь,
и сердце его жалеет всякое создание Божие,
и особенно людей, которые не знают Бога, или противятся Ему,
и потому идут в огонь мучения.
За них он молится день и ночь, больше, чем за себя,
чтобы все покаялись и познали Господа.*
(Прп. Силуан Афонский)

*Иисус освобождает верующих в Него.
Но эта свобода не в том, что исчезают наши рабовладельцы,
а в том, что исчезают наши иллюзии.
Свободен не рабовладелец, –
ведь рабовладелец не понимает своей подлости,
он в рабстве у лжи и бесчеловечности.
Свободен тот, кто увидел своё рабство – рабство людям, рабство греху.
Более того: часто во имя Христово человек лишается свободы
или ограничивает свою свободу сам –
прежде всего, свободу быть рабовладельцем,
свободу угнетать, командовать, определять судьбу другого.
Сам Господь принёс освобождение, заплатив за неё Своей свободой. ...
Мы часто должны принять несвободу,
но, как и Господь, только ту несвободу – которая во имя Божие.
Такой была несвобода Предтечи, такой была несвобода Иисуса.
В темницу их отправило государство,
но неволю Царства Кесаря они превратили в волю Царства Небесного.
Мы-то немножечко другого калибра,
нам дай Бог несвободу, чтобы укоротить наше посягательство на других.
Проблема ведь не в том, почему на нас обрушилось зло и боль,
а в том, почему мы на других обрушиваем зло и боль.*
(свящ. Яков Кротов)

*Что смерть есть сон для Бога – всего лишь,
что есть пробуждение-воскресение, это так приятно думать.
Только у этого есть оборотная и очень неприятная сторона. Сон – смерть.
Умирают ученики, когда не в силах бодрствовать с Иисусом в Гефсимании,
вопреки Его просьбе.
Умирает человек, когда душит в себе доброту и сострадание,
когда любовь замещает властолюбием, а свободу – безопасностью.
Из этого сна подняться – не получается так легко, как проснуться.
Из сна греха только Бог может воскресить, это лишь в Его силах*
(свящ. Яков Кротов)

*Иисус чаще призывает не оставить жену, не кастрироваться,
а просто перестать быть и мужчиной, и женщиной.
Он проповедует Царство Небесное, хотя это часто забывают.
История же христианства в целом есть попытка
подменить Царство Небесное царством земным,
только очень хорошо отдраенным, залакированным,
выкрашенным в небесный цвет и с золотыми такими звёздочками.*
(свящ. Яков Кротов)

*Вера, в ту меру, в какую она подлинная вера,
не может не быть внутренней борьбой:
«Верую, Господи, помоги моему неверию...»*
(протопр. Александр Шмеман)

*Самые добрые дела не преодолевают греха – ни в отдельной жизни, ни в бытии человечества.
Потому-то и нужен Христос, потому-то и нужен именно Воскресший –
то есть, живой, дышащий, присутствующий Духом – Христос.
Если бы достаточно было определить, что есть грех, как к нему относиться,
то силы были бы нужны лишь для выполнения программы.
Дай, Господи, сил, а Сам иди погуляй, пока мы делаем домашнее задание. /.../
Победа над грехом – Христос, более никто и ничто.
Христос – не тренер будущих победителей, а Победитель, единственный и верный.
Не может быть никакого иного отношения ко греху, кроме как любить Христа, прятаться за Его спиной,
лезть к Нему за пазуху и там дрожать от страха, что выпадешь.
Пока же обычно наоборот: христиане гордо шествуют по миру с Христом за пазухой и с камнем в руке.*
(Яков Кротов)

*Гораздо легче рассматривать Бога как повод к религиозным переживаниям,
чем иметь религиозные переживания, потому что есть Бог.
Разница тут огромная, потому что в стремлении к переживаниям, мистическим или каким бы то ни было,
человек сосредоточен на себе, и Бог может оказаться совершенно исключенным. /.../
Наркотическое опьянение оставляет жажду и пристрастие;
подлинный мистический опыт (...) оставляет чувство изумления и чуда и смирения,
точно так же, как становишься смиренным, когда обнаруживаешь, что ты любим.
После такого опыта немыслимо сказать, что жаждешь его еще.
Нет, говоришь: «Какое чудо, что мне было дано так много!» /.../
Реальное, подлинное религиозное переживание ведет к забвению себя, к поклонению Богу,
к той степени любви, которая в конечном итоге есть забвение о себе,
истощание собственной жизни ради любимого, не-бытие,
потому что существует только один — тот, кого мы любим, кому поклоняемся.*
(Антоний, митрополит Сурожский)

*Религия, увы, тоже может стать эгоизмом, быть занятой только собой, своими.
Но важно понять, что такая религия,
сколь бы она ни прикрывалась христианством, по-настоящему — не христианство...
Ибо всё христианство — в прорыве сквозь страшную твердыню эгоизма,
в прорыве к той любви, которую, по словам апостола Павла,
"излил Бог в наши сердца".
Это его новая, вечная заповедь.
Это то, о чём всё Евангелие, вся наша вера...*
(протопр. Александр Шмеман)

*Нет отдельной веры в Бога и отдельной веры во всесилие Божие,
нельзя крепко верить в Бога
и при этом не верить, что Он поможет во всём, даже в смерти.*
(свящ. Яков Кротов)

*Чистым перед Богом быть нельзя.
А святость есть любовь к Богу, такая, чтобы Он был центром твоей жизни.
И тогда вы увидите, где счастье.*
(свящ. Александр Мень)

*Он родился от Женщины, чтобы возродить рожденных.
Он был добровольно распят, чтобы собрать около Себя тех, кто был распят не по своей воле.
Он умер добровольно, чтобы восставить умерших против воли.
Он принял смерть, к которой не был восприимчив, чтобы оживотворить подлежащих смерти.
Смерть, не ведая, поглотила Его, но тотчас узнала, Кого она поглотила.
Она поглотила Жизнь, и сама была поглощена Жизнью.
Она поглотила Единого за Всех, и через Единого лишилась всех.
Она похитила, как лев, и раздробила себе зубы.
Поэтому мы и презираем смерть как немощную.
Мы больше не боимся ее, как льва, но попираем, как содранную шкуру!*
(свт. Василий Великий)

*Человек, который начинает демонстрировать закон,
когда еще ничто человеческое не продемонстрировано,
который выпячивает догматы своей веры, не объяснив толком, что такое вера, –
опасен прежде всего для Церкви, ибо он представляет её в неверном свете.*
(Яков Кротов)

*Власть Библии — это власть истории любви, в которой нас приглашают принять участие.
И в этом смысле ее «власть» больше похожа на власть танца, к которому нас зовут присоединиться,
или на власть романа, в котором уже намечены и место действия, и сюжет и даже его завершение,
но где остается место для нас, так что нас зовут стать
живыми, разумными и способными принимать свои решения
героями этой истории, близящейся к своему великому окончанию. /.../
Таким образом, признавать «авторитетность Писания» означает жить в той истории,
о которой оно рассказывает, для чего следует насквозь ею пропитаться — и вместе, и каждому лично.
Это означает, что христианские лидеры и учителя должны сами стать
участниками этого процесса, дела, которое Бог осуществляет не только внутри общины, читающей Библию,
но и через данную общину для окружающего мира.
Это дает надежную почву для наших мыслей и поступков,
когда мы сталкиваемся с какими–то новыми предложениями,
а что еще важнее, это позволяет нам самим предлагать новые идеи —
скажем, откликаясь на нужды нынешнего мира и осуществляя замыслы, о которых говорит Писание,
касающиеся глобальной экономической справедливости.
Это означает, что в общине нам надо прислушиваться не только к тому, что наша традиция говорит о Писании,
но и к самому Писанию, которое дает нам возможность жить жизнью неба уже здесь, на земле.
Это означает, что мы призваны учиться слышать
голос Божий, обращающийся к нам сегодня через древний текст,
и становиться сосудами, несущими Его живое слово в мир.*
(Том Райт)

*все вы через веру сыны Бога в единении с Христом Иисусом.
Крестившись, чтобы соединиться с Христом, вы облеклись в Христа.
И нет уже ни еврея ни язычника, ни раба ни свободного, ни мужчины ни женщины –
вы все одно существо в единении с Христом Иисусом.
А если вы – Христовы, значит, вы – потомки Авраама и наследники того, что обещано.*
(апостол Павел)

*Это страх, который не только не уничтожается в вере, любви и надежде, а присущ им как их глубина.
Этот страх — не от незнания, а от знания Бога,
от знания Его безмерной святости, любви,
от знания Его призыва, обращенного к каждому из нас:
"Будьте святы, ибо Я свят", "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный".
Сущность его: благоговение, восхищение, чувство недостоинства.
Этот страх иногда, очень редко, испытываем мы и в нашей жизни —
когда встречаемся с красотой, совершенством,
когда прикасаемся к чему-то высокому, чистому и прекрасному,
и в свете этой встречи постигаем свою падшесть, греховность и мелочность своей жизни.
Потому это страх спасительный, страх, рождающийся от света и радости,
и, по свидетельству святых,
этот страх возрастает в душе человеческой по мере приближения ее к Богу.
Его не способен пережить мелкий, самовлюбленный, самодовольный человек, погруженный в суету;
ему противостоят цинизм, грубость, гордыня, вульгарность,
всё то, что в падшем человеке заглушает
способность к очищению, к восхождению, к совершенству.
Именно этот страх открывает нам смысл того последнего, Божьего суда над нами,
который называем мы Страшным судом.
Нет, это не суд хозяина, владыки над рабами.
Это суд над нашей душой самой Божественной любви,
Божественного добра, Божественной истины и Божественной красоты.
Так, в своей притче о суде Христос не говорит о нарушении закона.
Он говорит: вы не увидели Меня в братьях, вы не увидели Меня в вашей жизни.
Здесь страх не от боязни наказания,
ибо не боязнь наказания движет любовью к Богу,
рождает в человеке тоску по совершенству и по подлинной жизни.
Это страх Божий, это горестное сознание нами
наших измен Божественной любви, дарованной нам во Христе.
Первые христиане ждали Христа, ждали Его Второго пришествия
потому, что в них — верили и духовным опытом знали они —
откроется вечное царство любви, знание Бога и в Нём — жизни вечной.*
(свящ. Александр Шмеман)

*Судьба всех жертв совершается в Нём
и через Него предлагается всем палачам как их  единственная надежда.
А каждый сын Адама – одновременно и жертва, и палач,
связанный нерушимыми узами как с тем, кто воплощает жертву,
так и с тем, кто воплощает палача.
Но та часть человека, которая является жертвой,
сможет узнать и принять в Иисусе свершение своей судьбы
как ходатайство за  своих палачей только тогда,
когда та часть человека, которая является палачом,
признала себя распинающей Христа
и предпочла перед лицом Креста стать добровольной жертвой.*
(Доминик Бартелеми)

*Будучи присутствием, Храмом Духа Святого,
Церковь есть та реальность, где дихотомия авторитета и свободы упраздняется,
а точнее — постоянно преодолевается и побеждается,
и эта неизменная победа есть сама жизнь Церкви,
торжество причастия над отчуждением и внешностью.*
(священник Александр Шмеман)

*Свобода свободна.
Она свободна от рабства авторитету, но также и от рабства себе,
и свободна потому, что не является ни отрицанием, ни утверждением чего-либо внешнего,
в обоих случаях непременно оказывающегося «авторитетом».
Это Присутствие — не абстрактного или формального принципа,
но Личности, Которая есть самый Смысл,
сама Радость, сама Красота, сама Полнота, сама Истина, сама Жизнь всякой жизни, —
той Личности, которой мы обладаем, имея ведение, любовь и общение;
Личности, пребывающей не «вне» нас, но в нас —
как свет, любовь и истина, как наша причастность всему.*
(священник Александр Шмеман)

*... и осуждение, и спасение являются двумя сторонами Божественного Суда,
и на какую сторону встать, выбирает сам человек, идущий к свету или отвергающий его.*
(В. Н. Кузнецова)

*В Святом Евангелии Христос утверждает парадоксальный закон:
"Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её;
а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережёт её.
Трагизм существования очевиден. От страданий нельзя спрятаться.
В едином узле зла завязаны грех и страдания, смерть и тление.
Страдания неизбежны, ибо наше существование пронизано нашим грехом.
Погубить жизнь ради Христа и Евангелия –
значит сознательно пойти навстречу скорбям,
войти в их мглу и преодолеть вместе со Христом:
«кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест и следуй за Мной».
Господь зовёт войти без страха во мглу скорбей, ибо «с нами Бог».
Но почему необходимо войти во мглу испытаний вплоть до креста и смерти?
Эта мгла стоИт между нами и светом Царства Божия.
Кто хочет сохранить свою жизнь, тот останется по эту сторону мглы.
Света Царства Божия он не увидит.
Царство Божие начинается ещё по эту сторону мглы,
но лишь тот узнаёт его силу, кто «отвергнется себя». /.../
Кто принимает крест свой и входит во мглу испытаний
может опереться на руку Божию.
Бог - лишь Один противостоит злу существования.
В Нём – единственная нерушимая опора,
которая никогда не уйдёт из-под ног человека.
В Нём источник преображения космоса.*
(священник Павел Адельгейм)

*Если мы друг друга не любим
внимательно, вдумчиво, творчески, жертвенно,
когда это нужно, и радостно, –
то, когда мы произносим эти слова о Троичном Боге, Который есть Любовь,
мы не веруем, мы только притворяемся.
Поставим же перед собой этот вопрос со всей остротой, со всей серьезностью:
богоотступник не только тот, кто отрицает существование Бога,
нехристь не только тот, кто отметает Христа как своего Спасителя.
Мы можем быть еретиками, нарушителями и попирателями веры,
если ничем наша жизнь не свидетельствует,
что Бог-Любовь зажег нашу душу новой, сверхземной любовью,
что Он нас научил любить так, как на земле научиться нельзя,
как можно научиться только от Бога...
Поставим этот вопрос, и ответим на него дерзновенно, смело, радостно,
не словами, а жизнью:
и тогда жизнь наша расцветет, когда осуществится то, что нам обещал Христос,
когда говорил: Я принес вам жизнь, жизнь с избытком –
такую полноту жизни, какую земля не может дать.*
(митрополит Сурожский Антоний)

*Поклонимся Кресту, но поклонимся не только на мгновение:
поклонимся, склонимся под этот крест,
возьмем, по мере наших сил, этот крест на свои плечи,
и пойдем за Христом, Который нам дал пример,
как Он Сам говорит, чтобы мы за Ним последовали.
И тогда мы соединимся с Ним в любви, тогда мы станем живыми страшным Крестом Господним,
и тогда Он не будет стоять перед нами, осуждая нас,
но спасая и вводя в бесконечную, торжествующую, победную радость вечной жизни.*
(митрополит Сурожский Антоний)

*...будем же стучать во врата прекраснейшего рая Писаний,
благоуханного, сладкого и нежного рая,
наполняющего уши наши различными песнями духовно вдохновленных птиц,
трогающего сердце наше, утешающего нас в печали, умиряющего в гневе,
наполняющего радостью нескончаемой,
поднимающего ум наш на священной голубице, покрытой серебром и чистым золотом,
которая возносит нас на своих блистающих крыльях к единородному Сыну
и Наследнику Виноградаря виноградника духовного,
а через Него — к Отцу светов.
Будем стучать не изредка, от времени до времени,
но упорно и настойчиво,
и пусть не устрашится сердце наше,
ибо однажды врата эти для нас откроются.
Случится ли нам раз и другой прочесть и всё же не понять прочитанного —
не будем отчаиваться.
Будем настойчивы, будем размышлять и искать ответ, ибо сказано:
«Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих,
и они скажут тебе».
Не все обладают знанием.
Будем же пить из райского источника изобильные и чистейшие воды, текущие в жизнь вечную.
Насладимся ими, будем пить их жадно, до насыщения,
ибо содержащаяся в них благодать неистощима.
Однако не запрещено нам получать благо и из иных источников.
Будем разумными менялами, которые собирают истинное и чистое золото,
а фальшивое золото отвергают.
Будем принимать разумные изречения,
но бросать псам смехотворных богов их вздорные басни,
ибо из первых почерпнем мы намного большую силу, чем из последних...*
(Св. Иоанн Дамаскин)

*Если внимательно посмотреть на жизнь святых,
получается, что часто в земной жизни они больше всего страдали именно за то, что было главным в их святости.
Святой – это тот, у кого лучше, чем у других, получается подражать Богу,
тот, кто больше на Него похож.
Понятно, что Бог дает святым таланты,
но среди святых не так много гениальных художников и музыкантов,
значит, мы под талантом подразумеваем что-то не то?
Зато святые подражают Христу в Его страданиях, помогают Ему нести Крест.
Не в этом ли объяснение?
Ведь часто мы не понимаем, что за крест мы должны взять на себя.
Может быть, крест и талант – одно и то же?
Тогда понятно, что талант – это то, через что нам больше всего приходится пострадать.
И понятно, что чем больше талант, тем больше ответственность и больше страдание –
и поэтому больше награда.*
(неизв. автор)

*...святой образ <Иисуса> каждый раз возникает заново
при встрече повествования с сердцем, готовым Его принять.
Бери Писание, читай его и, в той мере, в какой это дарует тебе Отец, ты встретишь Сына.
Никто другой не может нарисовать лик Господа, который обращен именно к тебе, –
узреть его ты должен сам.
И никому другому ты не должен позволить заслонить его от тебя,
ибо твоя собственная встреча с Господом есть самое великое, что может быть тебе дано.*
(Романо Гвардини)

*Научимся такой чистоте сердца, такой чистоте ума,
которая сделает нас способными обращаться к Богу с нашей нуждой, не пряча от Него своего лица;
если же мы недостойны приступить к Нему, то приступим, припадая земно к Его ногам, и скажем:
"Господи! Я недостоин, я недостойна!
Я недостоин стоять перед Тобой, я недостоин Твоей любви, недостоин Твоего милосердия,
но вместе с этим я знаю Твою Любовь еще больше, чем я знаю свое недостоинство,
и вот я прихожу к Тебе, потому что Ты — любовь и победа,
потому что в жизни и в смерти Твоего Единородного Сына Ты явил мне, как дорого Ты меня ценишь:
цена мне — вся Его жизнь, всё страдание, вся смерть, сошествие во ад и ужас ада,
ради того, чтобы я только был спасен".
Станем же учиться этой творческой беспомощности,
которая заключается в том, чтобы оставить всякую надежду на человеческую победу
ради уверенного знания, что Бог может то, чего мы не можем.
Пусть наша беспомощность будет прозрачностью, гибкостью, всецелым вниманием —
и вручением Богу наших нужд: нужды в вечной жизни,
но и незатейливых нужд нашей человеческой хрупкости —
нужды в поддержке, нужды в утешении, нужды в милости.
И всегда Бог ответит: если хоть немножко можешь поверить, то всё возможно!*
(митрополит Сурожский Антоний)

*Начало премудрости – в исповедании грехов.
Покаяние привлекает к нам милость Божию
и открывает нашу совесть для света Его истины,
без которого мы обречены на грех.
Через покаяние душа познаёт силу благодати,
а воля начинает подчиняться разуму, просвещенному истиной.*
(Томас Мёртон)

*Нужно веровать в Бога,
а если веры нет, то не занимать ее места шумихой,
а искать, искать, искать одиноко,
один на один со своею совестью...*
(А. П. Чехов)

*Вспомним, к чему призван Человек замыслом Божиим.
Человек – икона Бога, Его Образ.
Прежде сложения мира каждому из нас уготовано Царство Божие,
царство вечной любви и вечной радости.
Примите этот дар Божий.
За эту весть умирали апостолы и мученики.
Увы, человеческое сердце часто оказывается мелким и узким,
не вмещает Подарок Божий.
Потому так тускло отзывается на радостную весть.
Оно довольствуется бытовыми радостями,
а еще больше занято мелочными обидами, завистью, местью и жадностью.
Но жив образ Божий в каждом из нас.
Есть, чему воскреснуть, пробудиться и возродиться.*
(священник Павел Адельгейм)

*Превратив воду в вино,
Иисус открыл, что хочет превратить воду нашей слабой человечности
в искрящуюся радость вина уже сегодня!
Но для этого Ему нужно наше участие,
как нужна была вера, доверие и тяжкий труд служителей,
которые до краев наполнили шесть водоносов.
Он нуждается в нашем доверии и вере.
Нуждается в нас самих, чтобы действовать внутри нас,
преобразить и помочь прожить до конца нашу человечность.
Пир вечности, на который Иисус нас ведет, –
не экстаз, в котором мы будем жить после смерти.
Этот пир вечности может начаться уже сегодня,
если мы построим личные отношения доверия и дружбы с Иисусом,
в которых будем возрастать до тех пор,
пока не откроем, что, как сказано в Песни Песней,
мы возлюбленные Иисуса, а Он наш возлюбленный.*
(Жан Ванье)

*Мудрость изрекла, что в день веселия забывают о бедствии.
Настоящий день заставил нас забыть первый, произнесенный приговор нам,
или лучше, не только заставил забыть, но и уничтожил его для нас,
ибо совершенно изгладил всякое воспоминание о нашем осуждении. /.../
Тогда рожденное от плоти было плоть, ныне рожденное от Духа дух есть.
Тогда мы родились сынами человеческими, ныне — чадами Божиими.
Тогда мы ниспали с неба на землю, ныне Небесный соделал и нас небесными.
Тогда чрез грех воцарилась смерть, ныне жизнь опять получила владычество чрез правду.
Тогда один отверз вход смерти, и ныне Единым же вводится снова жизнь.
Тогда чрез смерть мы отпали от жизни, ныне жизнью упраздняется смерть.
Тогда от стыда сокрылись под смоковницей, ныне со славой приблизились к древу жизни.
Тогда за преслушание изгнаны были из рая, ныне за веру вводимся в рай.
Опять предложен нам плод жизни в наслаждение, по желанию нашему.
Опять райский источник, разделенный на четыре начала Евангельскими потоками, напояет всё поле Церкви,
и бразды, проведенные Сеятелем слова в душах наших плугом учения,
упитываясь оными, дают обильную жатву добродетелей.*
(cвятитель Григорий Нисский)

*Ныне спасение миру – миру видимому и невидимому.
Христос восстал из мертвых – восстаньте с Ним и вы.
Христос во славе Своей – восходите и вы.
Христос освободился из гроба – освобождайтесь от уз греха.
Отверзаются врата ада, истребляется смерть,
отлагается ветхий Адам, совершается новый.*
(cвятитель Григорий Богослов)

*... мы чаще оплакиваем свои несчастья, чем благодарим за радости жизни,
и не потому, что выпадающие нам испытания чересчур суровы,
а потому что мы встречаем их так малодушно и нетерпеливо.
Оставленный друзьями, отверженный всеми,
блудный сын остается наедине с самим собой и впервые заглядывает в свою душу. ...
Ему становится ясно, что нравственное убийство, которое он совершил, убило не отца, а его самого ...
из глубин его вырывается слово "отец", оно подгоняет его и окрыляет надеждой.
И в этом он открывает истинную природу раскаяния:
в настоящем раскаянии сочетаются видение нашего собственного зла
и уверенность, что даже для нас есть прощение,
потому что подлинная любовь не колеблется и не угасает.
При одном только безнадежном видении наших проступков раскаяние остается бесплодным;
оно исполнено угрызений совести и может привести к отчаянию.*
(митрополит Сурожский Антоний)

*... в настоящем раскаянии сочетаются видение нашего собственного зла
и уверенность, что даже для нас есть прощение,
потому что подлинная любовь не колеблется и не угасает.
При одном только безнадежном видении наших проступков раскаяние остается бесплодным;
оно исполнено угрызений совести и может привести к отчаянию.
Иуда понял, что совершил;
увидел, что его предательство непоправимо: Христос был осужден и умер.
Но он не вспомнил, что Господь открыл о Себе и Своем Небесном Отце;
он не понял, что Бог не предаст его, как он предал своего Бога.
Он потерял всякую надежду, пошел и удавился.
Мысль его сосредоточилась только на его грехе, на нём самом,
а не на Боге, Отце Иисуса – и его Отце.*
(митрополит Сурожский Антоний)

*Он стал одним из нас в нашем унижении и в обездоленности нашей;
и Он не постыдился нас, стал как мы все,
не только по материальной, земной, физической обездоленности,
не только по душевной оставленности любовью людской,
но потому, что Он сроднился –
через Свою любовь, через Свое понимание, через Свое прощение и милосердие, –
Он сроднился и с теми, которых другие от себя отталкивали, потому что те были грешниками.
Он пришел не праведных, Он пришел грешников возлюбить и взыскать.
Он пришел для того, чтобы ни один человек, который потерял к себе самому уважение,
не мог подумать, что Бог потерял уважение к нему,
что больше Бог в нём не видит кого-то достойного Своей любви.
Христос стал Человеком для того, чтобы все мы, все без остатка,
включая тех, которые в себя потеряли всякую веру,
знали, что Бог верит в нас, верит в нас в нашем падении,
верит в нас, когда мы изверились друг во друге и в себе,
верит так, что не боится стать одним из нас.
Бог в нас верит, Бог стоит стражем нашего человеческого достоинства.
Бог – хранитель нашей чести,
и ради того, чтобы мы могли в это поверить, это увидеть воочию,
наш Бог становится обездоленным, беспомощным Человеком.
Только те, которые верят в силу и ни во что иное,
только те, которые верят в свою праведность,
не найдут пути к Нему, пока не покаются,
пока не увидят, что смирение, любовь, жалость, милосердие – закон жизни.*
(митрополит Сурожский Антоний)

*Христианство — религия спасения.
Однако спасение не сводится для него к посмертной участи отдельных душ.
Оно должно охватить всё творение Божие.
И только единение со Христом делает людей носителями высшего бытия,
помогает им не отвергнуть, но освятить мир,
приобщить его к божественной жизни, вернуть Творцу «умноженные таланты».
Задача эта неисчерпаема, она открывает бесконечные просторы за пределами нашего мира и нашей истории.*
(о. Александр Мень)

*Если бы Он желал погубить нас, то не пролил бы за нас Своей крови.
Он умер, чтобы даровать тебе бессмертие;
взалкал, чтобы напитать тебя Своей плотью;
возжаждал, чтобы напоить тебя Своей кровью;
садился в лодку, чтобы посадить тебя превыше херувимов;
Он был крещен, чтобы просветить тебя;
был бит по щекам, чтобы освободить тебя;
путешествовал, чтобы сделать тебя неутомимым;
плавал на лодке, чтобы соделать тебя бесстрашным;
спал, чтобы сделать тебя свободным от печалей;
родился от женщины, чтобы проявить сострадание к преступлению Евы в раю;
назван человеком, чтобы назвать тебя богом;
назван Сыном человеческим, чтобы назвать тебя сыном Божиим;
восприял наше и даровал нам Свое;
молился, чтобы сделать тебя верным.*
(***)

*Можно похотливо любить свою родину, стремясь к тому,
чтобы она славно и победно развивалась,
подавляя и уничтожая всех своих противников.
Можно любить ее по-христиански, стремясь,
чтобы в ней наиболее ярко явлен был лик Христовой правды.
Можно похотливо любить науку и искусство, стремясь в них выразить себя, покрасоваться.
Можно любить их, сознавая свое служение,
свою ответственность за данный Богом в этой области дар.
Можно идею всей своей жизни любить за то, что она моя идея, –
и противопоставлять ее завистливо и ревниво всем иным идеям.
Можно и в ней видеть дар, данный мне Богом
для моего служения вечной Его правде во время моего земного пути.
Можно самую жизнь любить похотливо – и жертвенно.
Даже к смерти можно отнестись двояко.
Можно к Богу обратить две любви, –
одна будет видеть в Нём
некоего небесного покровителя моих или наших земных вожделений и похотей,
другая – жертвенно и смиренно отдаст в Его руки свою маленькую человеческую душу.
И кроме наименования, – любовь, – кроме внешних обличий,
между этими двумя любвями нет ничего общего.*
(Прп. Мария (Скобцова))

*Если теперь среди людей есть понимание человеческой личности, если к ней есть уважение, если мы друг на друга смотрим и думаем, понимаем, что мы — перед единственным человеком, неповторимым человеком, для которого стоит жить и жизнь отдавать, то это — по слову, по учению и по образу Христа, засвидетельствованному крестом, потому что другого, предельно убедительного свидетельства никто не может дать, кроме жизни своей и своей смерти, не поколебавшись в своем свидетельстве неумирающей, торжествующей любви. Вот как возлюбил мир Бог наш, вот каким Он Себя явил, вот какими Он желает нас видеть.*
(митрополит Антоний (Блум))

* Мы вступаем в мимоходящую, непрочную жизнь для того, чтобы вырасти в неколебимую Жизнь Вечную. Призванные из небытия творческим словом Божиим, мы вступаем во время, но внутри времени можем обрести вечность, потому что вечность это не просто бесконечный поток времени. Вечность не есть нечто, она — Некто. Вечность это Сам Бог, Которого мы можем встретить в преходящем течении времени и через эту встречу благодаря общению в благодати и любви, которое Бог предлагает нам во взаимной свободе, мы можем также вступить в вечность и разделить собственную Божию жизнь, стать, по смелому слову апостола, причастниками Божеского естества.*
(*митр. Сурожский Антоний*)