> Рассказывать о "гирляндах" (личных обертонах в молитве) не очень хочется. Вот два условия: 1) ты напишешь о каких-то своих гирляндах; 2) ты будешь помнить, что я никак не советую применять их ни тебе, ни другим.

> Бывают куда лучшие гирлянды, да и мои нынешние наверняка изменятся.

> Кстати, я называю их "гирляндами" потому, что они (я надеюсь) не отменяют ясного и общепринятого смысла молитвы, а просто повисают на нём.

> Что у меня получается с "да святится имя Твое", я говорил тебе две недели назад.

> Да приидет Царствие Твое. Пусть Твое Царство будет не только там, но и здесь. Слову "там" я придаю три смысла. Это и безгрешный мир, не знающий ужасов животной и человеческой жизни, и звезды, деревья, вода, восход солнца, ветер. Пусть здесь (в моем сердце) будет хоть немного подобной красоты. Это и лучшие люди, которых я знал, — истинные, несущие свои бремена; и тихая, трудовая жизнь добрых семей. Пусть всё это будет "здесь". И наконец, обычный смысл: как и на Небе, среди святых.

> Разумеется, "здесь" может значить не только "в моем сердце", но и "в моем колледже", в Англии, вообще в мире. Но молитва — не для отстаивания излюбленных социальных и политических идей. Даже королеве Виктории не понравилось, что "с ней говорят, как с толпой на митинге".

> Да будет воля Твоя. Сюда гирлянды добавлялись постепенно. Поначалу я считал это только проявлением смирения, попыткой сделать то, что сделал Господь в Гефсимании. Волю Божью я воспринимал как нечто тяжелое, связанное со страданиями и несбывшимися надеждами. Конечно, я не думал, что воля Божья сулит мне одни неприятности. Но мне казалось, что смирять себя нужно перед ними, приятные вещи сами о себе позаботятся. Когда они появятся, можно будет поблагодарить.

> Наверное, именно так это чаще всего и понимают. В нашей горемычной жизни это совсем не удивительно. Но в лучшие времена можно добавить и другие значения. Одно добавил я.

> Основание для него лучше видно не в греческом или латинском текстах, а в английском переводе. Но это не важно: каждый вешает такие гирлянды, какие хочет. "Да будет воля Твоя". Во многом она осуществляется через Божью тварь, в том числе — и через меня. Тогда я прошу о том, чтобы не только терпеливо переносить, но и с радостью исполнять волю Божью. Я должен действовать, и я прошу об этом. В конечном счете я молю, чтобы мне был дан "тот же дух, что и во Христе".

> Получается, что эти слова очень приложимы к повседневной жизни. Не всегда грозит скорое несчастье. Во всяком случае, у нас часто нет причины его ждать. Но у нас всегда есть обязанности. Всегда надо исполнить то, что до сих пор не исполнили. Слова "Да будет воля Твоя теперь, через меня", возвращают нас к делу.

> Сейчас я обдумываю еще одну гирлянду. Если тебе она покажется напрасной тонкостью, скажи. Я смутился, подумав, что предварительно смиряться нужно не только в ожидании будущих бедствий, но и перед лицом будущих благ. Знаю, это звучит диковато, но посмотри сам. Мне кажется, мы часто почти с негодованием отвергаем Божьи дары, поскольку ждем от Него других даров. Понимаешь, что я имею в виду? Повсюду — в религии, в еде, в любви, в отношениях с людьми — мы никак не можем отойти от прежних обязательств, кажущихся нам верхом совершенства. Они для нас образец, по сравнению с которым остальное никуда не годится. Но в новом опыте могут таиться новые дары, нужно лишь открыться им. Бог являет нам новые грани блаженства, а мы отказываемся от них, заглядевшись на прошлое; и, понятно, ничего не получаем. В двадцатый раз перечитывая "Люсидаса", не испытываешь того же, что при первом чтении. Но испытанное может быть хорошо по-своему.

> Это особенно относится к молитвам. Многие верующие сетуют, что первый пыл их обращения исчез. Они считают  — иногда правильно, иногда, кажется, нет,  — что дело в их грехах. Напрасным усилием воли они даже пытаются воскресить золотые дни. Но разве тот  — именно тот — пыл обязательно должен был не кончаться?

> Опрометчиво утверждать, что есть молитва, которую Бог никогда не принимает. Это молитва, которую можно выразить одним словечком  — "еще". Как может Бесконечный повторить себя?

> Юмор ли, трагедия ли в том, что золотые минуты прошлого, которые, возьми мы их за образец, мучительны, несут силы и радость, когда мы принимаем их за то, что они есть, — за воспоминания. Если их оставить в прошлом, не пытаясь воскресить, они дадут обильные ростки. Не трогайте луковицы, и вырастут новые цветы. Если откопаете их, пробуя охами и вздохами вернуть прошлогодний цвет, вы ничего не получите. "Если зерно не умрет…"

> Пожалуй, мы все так поступаем, когда молимся о хлебе насущном. Ведь правда же, мы просим обо всём, что нужно на день, — "всё для души и тела необходимое". Я не хочу делать эту просьбу "чисто религиозной", понимая "хлеб" в сугубо духовном смысле. И она каждый день напоминает: то, что Барнеби считает "наивным" взглядом на молитву, неотделимо от учения нашего Господа.

> Прости нам… как и мы прощаем… Здесь, увы, нет нужды в гирлянде. Простить в данную минуту нетрудно. Но прощать и дальше, прощать одну и ту же обиду каждый раз, когда о ней вспоминаешь,  — настоящая борьба. Я поступаю так: ищу у себя проступок, похожий на тот, которым я возмущаюсь. Если не удается забыть, как меня подвел А., то я должен вспомнить, как сам подвел Б. Если сложно простить задиравшим меня в школе, надо вспомнить о тех, кого я обижал, и помолиться о них. (Мы, впрочем, не называем это "обижать". Вот где так хороша молитва без слов. В ней нет имен, и нельзя по ошибке назвать другое имя.)

> В отличие от многих моих корреспондентов, меня никогда не тревожили слова "не введи нас во искушение". Им кажется, что здесь заложена "концепция зловредного Бога": будто Он сначала запрещает нам плод, а потом соблазняет его отведать. Но греческое peirasmos ("испытание", "испытывающие обстоятельства") по значению шире нашего "искушение". По сути, мы просим: "Сделай прямыми наши пути. Избавь нас, где возможно, от кризисов, будь то соблазны или скорби". Кстати, ты наверняка уже позабыл, что сам замечательно это объяснил много лет назад в котонском пабе. Ты сказал, что мы делаем здесь как бы оговорку к предыдущим мольбам: "В неведении я просил об а, б и в. Не давай мне их, если Ты предвидишь, что они станут мне западней или скорбью". <...> А ведь у нас таких молитв много. Если бы Бог исполнял все мои глупые молитвы, где бы я сейчас был?

> Снова "Царство и сила и слава" я обычно опускаю. Когда не опускаю, то понимаю "Царство" как владычество de jure (Бог благ, и я должен был бы Ему повиноваться, даже если бы у Него не было силы). "Сила"  — владычество de facto (Он всемогущ). "Слава" и есть слава, "красота, такая древняя и такая юная" и "свет ярче солнечного".