> "Мирные времена благоприятны для сатаны, поскольку они лишают Христа Его мучеников, а Церковь - Ее славы".
(Павел Евдокимов)

> В календаре Православной церкви есть, как минимум, два события, указующих на исключительную ценность мученичества. Первое из них - праздник Торжества Православия, который приходится на первое воскресение Великого Поста. В этот день воспоминается окончание иконоборческих споров 842-843 годов. Торжественно движется крестный ход со святыми иконами, анафематствованы еретики, и весь народ Божий поет "вечную память" защитникам веры. Это праздничное, ликующее богослужение резко выбивается из покаянного настроя великопостных служб предшествующей недели. Однако именно в этом празднике по-особому раскрывается смысл мученичества и борений святых, смысл преследований, муки гонений, которые претерпели они за имя Христово.

> Так праздник Торжества Православия становится праздником мучеников и исповедников. В своем земном странствии Церковь может рассчитывать только на торжество мученичества.

> О том же напоминает и праздник Всех Святых, который в православном календаре приходится на первое воскресенье по Пятидесятнице. Поскольку этот день напоминает о плодах Сошествия Святого Духа в жизни церкви, можно сказать, что он тесно связан с Торжеством Православия. Примечательно, что оба песнопения праздника Всех Святых - тропарь и кондак - впрямую отсылают к воспоминаниям о мучениках:

> Таким образом, праздник Всех святых становится, по сути, праздником Всех Мучеников. Мученик есть святой par excellence.

> Нынешним христианам, несомненно, стоило бы задуматься над ценностью мученичества, поскольку уходящий век был по преимуществу веком мученическим. В течение двух межвоенных десятилетий за веру пострадало несравнимо больше христиан, чем за первые три века после Воскресения Христова. По сравнению с теми испытаниями, которые выпали на долю верующих в XX веке, взять хотя бы Советский Союз (1917-1988 гг.) и Эфиопию (1974-1991), римские гонения на раннюю Церковь кажутся довольно безобидными и даже гуманными.

> Опыт Юлии де Бособр

> Но кто такой мученик? Что превращает страдание из разрушительной в созидательную силу? Что делает насильствунную смерть актом мученичества, жертву несправедливости - искупительной жертвой?

> Ответ можно найти в опыте русской христианки Юлии де Бособр. Это случилось в Москве, в конце 20-х годов. В тот день Юлия собирала продуктовую посылку для арестованного ГПУ мужа (передачи в тюрьме принимали раз в неделю). Ее душила безысходность. Страдание мужа, сотен других людей, собственное страдание - всё это казалось бессмысленным и напрасным "К чему? Ради чего?" - спрашивала она себя. Она потерянно слонялась по комнатам и вдруг почувствовала за спиной как будто легкое веяние ветра и услышала, как сама писала потом, "неизреченные слова Другого". С этого момента в ее жизни забрезжил рассвет.

> "Конечно, в твоих бедах нет никакой видимой пользы. Они только ломают тело и корежат душу. Но Я разделю с тобой всякое бремя, каким бы тяжким оно ни казалось. В испепеляющем огне страдания Я познаю весь ужас отвержения. Я познаю всю тяжесть твоей ноши, потому что разделю ее с тобой, но познаю ее глубже, чем ты. Я хочу ее разделить. Мне нужно ее познать. После Моего воплощения и твоего крещения другого пути у нас нет - если ты, конечно, согласна..."¹

> Для нас здесь особенно важны две мысли - ценность добровольного принятия и сопричастность.

> "Если ты, конечно, согласна..." Христос, "протомученик" добровольно идет на смерть, и всякий мученик - alter Christus, "наследующий Христа", призван к тому же. Само по себе невинное страдание еще не делает человека мучеником; нужно, что бы он добровольно принял это страдание, даже если его не выбирал. Только "отвержение себя" превращает невиннноубиенного страдальца в свидетеля. Ничто и никто не в силах возложить на нас крест, пока мы не возьмем его сами. Страдание становится созидательным, а смерть - жертвенной, только если их добровольно принимает тот, кому предстоит пострадать и умереть.

> "Я разделю с тобой всякое бремя..." - обещает Христос. Страдание становится созидательным, а смерть - жертвенной, только если мы осознаем, что Христос, Господь страдает с нами, и Его Божественным состраданием мы делаемся способны страдать в других, с другими и ради других. "После Моего воплощения..." В Вифлееме Христос вошел в человеческую жизнь во всей ее полноте, разделил ее с нами целиком и без остатка. В Гефсимании и на Голгофе Он целиком и без остатка разделил нашу смерть. Единожды взяв на себя наши "болезни" и печали, Он делит нашу отверженность, наше одиночество, несет наши бремена "После... твоего крещения другого пути у нас нет..." Крещенный в смерть Христову, а значит, и в Его Воскресение, призван в единстве со Спасителем нести тяготы и скорби ближних. "Носите бремена друг друга... " (Гал.6,2).

> Задумаемся над этими словами.

> Добровольное принятие

> Первое, что отличает мученичество от убийства или злодеяния - это момент добровольного принятия. "Если ты, конечно, согласна..." Здесь требуется согласие свободной, ничем не скованной воли. Мученичество  - не просто страдание, но акт самоотвержения. Мученик отдает себя, и только так его смерть становится жертвенной, ибо "жертвовать" означает "освящать нечто, отдавая это Богу" то ли в смерти, то ли еще как-то иначе. Иными словами, мученик - тот, кто в "роковые минуты" отважится сказать: "Вот я" (Ис.6,8). "Тогда Я сказал: "вот, иду, как в начале книги написано обо Мне, исполнить волю твою, Боже" (Евр.7,10). Настоящий мученик не "нарывается" на страдание, но и не кривит душой и не спасается бегством.

> Убедительней всего это показал Сам Христос, "... жизнь Мою полагаю за овец, - говорит Он. - Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее" (Ин.10,15,18). Он был "послушным даже до смерти" (Фил.2,8) - но Его никто не принуждал к послушанию. По словам Фомы Аквинского, "когда же Он соделал всё, что определил Себе, тогда настал Его час - не по неизбежности, но по Его воле; не по стечению обстоятельств, а по Его всемогуществу"². На добровольный характер христовой смерти указывает, прежде всего, происходящее в Гефсиманском саду. Как пишет Паскаль, "в своих страстях Христос претерпевает муки от других; но в своем предсмертном томлении Он страдает от мук, которые берет на себя сам".³ Христос свободен - и в Своей свободе Он избирает и борение, и "смертельную" скорбь до кровавого пота. По человеческим меркам, Он вовсе не обязан идти на смерть; Он вполне мог бы убежать и скрыться. Но свободно, добровольно, хотя ценой неимоверных усилий, Он подчиняет Свою человеческую волю Божественной: "... не как Я хочу, а как Ты" (Мф.26,39). Так свободный выбор, сделанный в одиночестве Гефсиманского сада, преобразует страдание в самоотвержение, а смерть - в искупительную жертву.

> Подобный момент выбора обязательно присутствует во всех сюжетах о мучениках. Собственно, вокруг него строится пьеса Т.С.Элиота "Убийство в соборе". Вот четверо рыцарей приближаются к собору, но у Фомы Беккета всё еще есть время бежать. "Владыко, они приближаются. Они вот-вот будут здесь, - предупреждают его священники. - Тебя убьют. Поспеши, владыко." Но архиепископ отказывается бежать: "Отоприте все двери!  - приказывает он, - распахните врата!... Я отдаю жизнь... Я здесь... я готов пролить кровь"^*. Здесь явственно слышны отголоски Писания: "Ибо я уже становлюсь жертвою... " (2Тим.4,6)^** Можно вспомнить много других примеров. Св. Поликарп Смирнский († ок. 155 г.), который "мог бежать в другое место, но отказался, говоря: "Да свершится воля Господня"⁴; новомученик Илия Барбер, убитый в Каламате в 1686 г. - он мог укрыться на Афоне, но предпочел вернуться туда, где его знали, чтобы искупить грех отступничества добровольной смертью⁵; Вивиан Редлих, отказавшийся оставить свои обязанности в Новой Гвинее, хотя у него была возможность покинуть страну до вторжения японцев; наконец, Мать Мария (Скобцова), которая в пасхальную ночь 1945 года выдала себя за соузницу и пошла вместо нее в газовую камеру Равенсбрюка⁶. Каждый из них мог бы сказать со Христом: "Никто не отнимает у меня жизнь, но я сам полагаю ее за братьев".

> Тот же добровольный выбор требуется и в монашестве, которое в мирные времена, когда нет внешних гонений на Церковь, становится "субститутом" мученичества; недаром св. Петр Дамиани говорит о "добровольной смерти" монаха⁷. Во время пострига  - это кульминация принесения обетов  - игумен кладет ножницы на Евангелие и просит послушника: "Сам дай их мне". Послушник передает игумену ножницы, но тот снова кладет их на Евангелие и повторяет просьбу, и только после того, как послушник в третий раз передаст ножницы, совершается постриг. Чтобы прояснить смысл троекратного повторения, игумен говорит: "Никто не заставляет тебя надевать облачение. Ты сам согласился принять его"⁸. Никто не отнимает свободы у монаха, напротив, он сам, по своей воле, отдает ее Христу. Итак, снова, вопреки всем расхожим представлениям, становится очевидно, что мученичество невозможно навязать - оно избирается добровольно.

> Сказанное о Христе, мучениках и монашествующих, в некоторой мере относится ко всем без исключения христианам. Каждому из нас суждено хотя бы раз пережить разочарование, потерю любимого человека, физическую или душевную боль. В падшем мире страданий не избежать. Но весь вопрос в том, как мы их встречаем. Ибо страдание становится созидательным, только если мы выходим навстречу ему с открытым забралом и принимаем его всей своей волей. Само по себе страдание - зло. Оно не входило в изначальный замысел о твари; мы созданы не для скорбей, а для радости, или, по слову св. Иоанна Лествичника, "не для оплакивания, но для ликования".⁹ Есть немало людей, на которых страдание действует поистине разрушительно и не приносит ничего, кроме скорби и отчаяния. Мы вовсе не собираемся здесь утверждать, будто страдание - благословенный дар Божий. И всё же то, что само по себе есть зло, по Божией милости может быть обращено во благо. Как убедительно показала в "Созидательном страдании" (это, пожалуй, ее самая сильная книга) Юлия де Бособр, страдание не бывает напрасным. Что-нибудь из него да выйдет.

> Всё зависит только от внутреннего состояния самого страдающего и его близких. Мы можем роптать и гневаться на страдание, и в этом случае оно будет разрушительным. Или же мы можем пассивно отторгать его, и тогда оно, как кислота, начнет разъедать душу, превращая нас в нелюдей, в этаких нравственных зомби. Наконец, мы можем выйти навстречу ему в духе любви - то есть принять его, отдать Богу и тем самым преобразить. Конечно, это трудно, но таков путь Христа. Он сказал Юлии: "Если ты согласна... " Всё дело в том, согласны ли мы.