> Чтобы лучше понять, какое значение имела для благочестия
и для всей жизни народа Шекина, принимавшая поклонение на крышке Ковчега,
надо хотя бы бегло просмотреть всю историю Ковчега в Израиле. Как
мы уже видели, при его скитаниях по пустыне его вели движения
и остановки Ковчега, которые в свою очередь вызывались, согласно
повествованиям, движениями облака Славы. В Книге Числ сохранены
те ритуальные формулы, которыми, вместе с трубными звуками,
Моисей сопровождал начало шествия и остановку левитов, несших священный
предмет:
"Восстань, Господи, и рассыплются
враги Твои,
и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя!"46
> 67-й псалом представляет собою великолепное развитие этой
древней формулы. В нём снова проявляется ощущение непобедимой мощи,
обеспеченной народу в борьбе тем священным предметом, который он носит
с собой. Это подкрепляется, и многими другими эпизодами,
на которые мы укажем в дальнейшем.
> Другая формула, в свою очередь, предполагает, очевидно,
что Ковчег отправляется в обычном порядке в поход, после которого
он возвращается в среду народа:
"Возвратись, Господи, к тысячам
и тьмам Израилсвым!"47
> Переход через Иордан и вступление в землю обетованную,
изложенные в 3-й главе Иисуса Навина, представляют собою первые
деяния, подтверждающие сверхъестественную силу Ковчега, ведущего и охраняющего
Израиль. Воды реки расступаются под ногами несущих его священников
и не возвращаются на свое место, пока те остаются в русле.
Но навеки памятным примером победы, одержанной в пользу Израиля
силой Ковчега, остается, конечно, взятие Иерихона. Его стены рушатся
вместе с его защитниками не после обыкновенного сражения, а после
торжественного шествия, когда Ковчег обнесли вокруг города, символизирующего
вражду к Ягве и к Его народу.
> Надо, однако, обратиться к циклу рассказов связанных с
пророком Самуилом, чтобы понять складывавшуюся вокруг Ковчега совокупность
очень разнообразных и очень изобильных чувств. Замечательное повествование
о призвании Самуила48
показывает лучше всяких пояснений, до какой степени доверчивой внутренней
близости и ревностного преклонения мог возвыситься благочестивый
израильтянин благодаря Присутствию Ягве. Достаточно сравнить с этим
одну из самых чисто религиозных страниц греческого язычества, а именно
оставленную нам Эврипидом картину жизни маленького Иона в святилище,
чтобы почувствовать трансцендентность еврейской религии. В этом контрасте,
чисто личный характер отношений с Ягве поражает не менее,
чем священное величие Того, Кто "восседает на херувимах".49
> Сразу после этого, пленение Ковчега при неудачном сражении
с филистимлянами, где израильтяне несли его с собой
в качестве всесильного фетиша, уже намечает ту тему, которая
впоследствии с такой определенностью подчеркивается у Иеремии.
Вразрез тому, что думали о ханаанских ваалах, Присутствие
Ягве отнюдь не охраняет автоматически тех, кому оно дано.
Если в борьбе за осуществление полученных ими обетовании они и могут
ожидать всего от веры в Того, Кто их сопровождает, эта вера все
же ни в какой степени не представляет собою суеверной страховки.
> Однако, чудеса, вызываемые Ковчегом у филистимлян и заставляющие
их вернуть его, как и те чудеса, которые при его возвращении
поражают вефсамитян за их непочтительное любопытство, в своей первобытной
непосредственности позволяют нам ощутить тот трепет, на наличие
которого в основе всякого религиозного чувства так верно и убедительно
указал Отто. Но как в горестном сокрушении престарелого Илия при потере
народной святыни, так и в радости вызванной ее возвращением,
в изумительной поэзии этой перевозки, предоставленной священным
коровам, которые сами направляются к Вефсамису, это первое впечатление
сочетается со всеми сокровищами благочестия, уже в этот начальный
период развития сосредоточивавшимся, как видно, вокруг Ковчега.
> Затем мы видим, как Самуил использует этот опыт покинутости
Богом для того, чтобы добиться очищения Израиля. Когда возвращенный
Ковчег останавливается на некоторое время в Кириафиариме,
пророк заявляет:
"Если вы всем сердцем своим обращаетесь
к Господу, то удалите из среды себя богов иноземных и Астарт,
и расположите сердце ваше к Господу, и служите Ему одному; и Он избавит
вас от руки филистимлян".51
> Можно сказать, что это вкратце тот самый вывод, который
впоследствии, развивая Иеремию, Иезекииль делает из вавилонского
плена и из как будто связанной с ним богооставленности. И действительно,
повествование тут заканчивается тем, что Присутствие дает свое покровительство
смиренной вере, предварительно отказав в нём горделивому суеверию.
> В этой эпопее Ковчега высшая точка достигается в эпизоде
его перенесения в Сион. Давид этим завершает дело завоевания
Ханаана, устанавливая залог Присутствия, обеспечивающего Израилю господство
над этой страной, в том самом городе, где это господство закрепляется.
Повествование об этом перенесении и водворении словно раскрывает
во всём ее блеске ту "захватывающую" радость,
которая — снова по выражению Отто — составляет дополнение
к священному страху.52
> Но надо обратиться к замечательному 131-му псалму, составленному
без сомнения для празднования памяти об этом событии,
чтобы найти окончательное выражение ликования, проникнутого преклонней,
и трепетного доверия, которые Израиль черпал в этом Присутствии,
окончательно утвердившем Свое жилище у него.
> Радость, вызванная в Иерусалиме известием
о нахождении Ковчега в Кириафиариме, и затем его восхождение
к новому местопребыванию, которое должно стать окончательным,
как будто ставят этот последний эпизод странствований Присутствия
вместе с его народом в связь с великим богоявлением, составляющим
всю надежду Израиля. Долгие скитания, начавшиеся с Авраамом,
кажутся законченными. Страна обетованная, Земля Ягве, дана Его народу,
и в этой стране Он Сам, наконец, проявляет Себя, чтобы навеки обеспечить
ему обладание ею. Образование народа Божия кажется завершенным, строительство
святого града — законченным; не обитает ли отныне божественное
Присутствие, со всеми источаемыми им несравненными благами, в самом
очаге собрания, как бы краеугольным камнем святилища-крепости, где
его будут хранить под сенью Самого "Восседающего между херувимами"?
Кажется, что всем этим восхитительным упованиям дается подтверждение
в тот момент, когда Бог принимает от Соломона то, что Он
отказался принять от Давида: построение постоянного Храма, вместо
простого шатра, в котором Присутствие обитало до этих пор, как бы
странником, готовым в любое мгновение двинуться в путь. При освящении
Соломонова здания, можно было подумать, что всё свершилось и,
по-видимому, так думали действительно. Как говорил царь в своей
молитве, Имя Ягве имеет отныне жилище на земле.53 Конечно —
и это снова говорится именно в этот момент, — Ягве как таковой,
в противоположность земным богам Ханаана, не может иметь
иного жилища как только на небе.54
Но Его Имя, высшее выражение Его присутствия (после Ангела, Лика
и Шекины), выражение более духовное и более личное, чем все остальные,
будет отныне там, где средоточие Израиля. И действительно,
облако Славы в последний раз нисходит и наполняет святилище.
Тогда Соломон подводит итог всей этой истории, в самых кратких словах,
утверждающих одновременно трансцендентность и имманентность Ягве
в их предельной парадоксальности:
"Господь благоволит обитать во
мгле".55
46
Числ. 10.35.
47 Числ.
10.36.
48
1Цар. 3.
49
1Цар.4.4.
51
1Цар.7.3.
52
Ср. 2Цар.6. Эпизод с Озой, пораженным за то, что он дерзновенно простёр
руку к Ковчегу, показывает в достаточной неразрывно связанными
остаются оба аспекта.
53
3Цар. 8.29.
54
Ср. стихи 16 и 30.
55
Стих 12.