Тема выпуска:
Православный календарь: праздники (1)

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

> 1

> Церковный год издревле начинался в сентябре. И хотя в наши дни этого, конечно, никто почти не знает и не помнит, в начале осени уместно подумать немного о том отношении ко времени, или, вернее, о том понимании времени, которое заложено в этих словах: "церковный год".

<....>

> <.....> человек не может жить без праздника и без празднования.

> Социологи — и притом совсем не религиозные социологи, как, например, Дюркхейм, — давно уже доказали научно и объективно, что праздник принадлежит к самой глубокой, к самой первичной основе человеческой жизни и культуры. Не было общества, не было цивилизации без праздников. Ведь даже в антирелигиозном, воинствующе безбожном обществе праздник остается, и создается свой, пускай безбожный, но круг праздников: праздник труда, женский день, праздник того, праздник сего. И остается праздничный обряд или ритуал: процессия, парад, цветы, пение, музыка, веселье, отдых, пиршество. Поэтому <...> нужно задуматься над самим фактом праздника и празднования в человеческой жизни, над их значением для человека. Можно праздновать то или другое, но остается сама неиссякаемая нужда в празднике. Так вот, откуда она, что выражает, чему соответствует, на что указывает она в природе человека?

> <...> мы не знаем человеческого общества, сколь бы оно ни было первобытно, без праздников. Что же мы знаем об этих первых праздниках? Две основные вещи. Во-первых, и это самоочевидно, праздник соответствует неизбежному для человека ритму труда и отдыха. Чтобы жить, человек должен работать, но он не может работать без отдыха; отсюда всюду и везде рождается ритм труда и отдыха, причем отдых, возможность не работать ощущается всегда как радость. Это первый, самоочевидный корень праздника. Но это не только не единственный корень, это фактически менее важный фактор в становлении праздника как праздника. Второй его корень — осмысление через праздник самого труда и, следовательно, всей жизни. И именно тут, в этой абсолютно неистребимой в человеке потребности не только отдохнуть, но получить радость, найти смысл своей жизни — тут настоящий источник праздника и его неистребимости в жизни человеческого общества.

> Животные тоже живут ритмом труда и отдыха, им тоже физиологически нужна передышка, отдых, но эта передышка, этот отдых остаются физиологическими явлениями, они не перерастают в радость праздника. И со своей точки зрения антирелигиозная пропаганда, основанная на материалистическом мировоззрении, права и последовательна, отрицая праздники религиозные, и не права и не последовательна, заменяя их праздниками гражданскими. Ибо в том понимании человека, которое неизбежно при материалистическом мировоззрении, понятен, объясним и необходим только вот этот животный, физиологический ритм труда и отдыха, отдых как зарядка организма для новой работы. Каждый день нужно столько-то часов сна, каждую неделю один день, так называемый "выходной" день, каждый год нужно столько-то недель передышки. Но все это с утилитарной подкладкой: чтобы вернуть организму силы и его, так сказать, "производственный потенциал".

> Однако и первобытный человек не просто отдыхал. Он праздновал. Это значит, что дни усилий и труда не просто упирались в сон и отдых, а как бы процветали в радостную возможность увидеть плод своих трудов, осмыслить труд, возвеселиться о нем. Через праздник и празднование труд переставал быть лямкой, борьбой за существование, безрадостной вереницей дней и ночей  — он осмыслялся, он делался предметом созерцания в своих результатах, он одухотворялся и очеловечивался. Сколько бы ни пели гимнов труду, труд — это всегда работа, усилие, утомление. Но труд и утомление человек принимает и преодолевает, когда они увенчиваются не просто материальным успехом, но становятся формой свободы, радости и полноты жизни. Вот это и есть праздник в его первичной глубине: освобождение человеком самого себя от жизни как одной только необходимости, как непреложного закона.

> И потому человек не просто отдыхает, но празднует. И потому в праздник и в празднование он вкладывает, в них выражает свое понимание жизни, ее цели и смысла. И потому, наконец, через праздник, вернее, через человека в празднике, через празднующего человека можно лучше всего понять смысл той или иной веры, того или иного мировоззрения. Перефразируя, можно сказать: "Скажи мне, что ты празднуешь, и я скажу тебе, кто ты…"

> 2

> Что же празднуют христиане? Ибо если действительно человек лучше всего и чище всего выражает себя именно в праздновании, в радости, если действительно религия есть прежде всего радость о Боге и потому — праздник, то и христианство легче понять через его радость и праздники, чем через отвлеченные догматические и богословские формулы. Издревле христианство, и особенно Православие, выразило и воплотило свою веру, свое миропонимание и жизнеощущение в сети праздников, которые буквально обнимают собой весь год. Можно без преувеличения сказать, что верующий живет от праздника до праздника, и эти праздники окрашивают для него все время, всю последовательность времен года — осень, зиму, весну, лето.

> Нередко приходится слышать об отрицательных сторонах религиозных праздников, утверждают, что они сопровождаются пьянством, бездельем и так далее. Но сущность любого явления нужно оценивать не по извращениям, а по его прямому смыслу и назначению. И о религиозных праздниках нужно, конечно, говорить с точки зрения того, как они замыслены, как следовало бы их праздновать, и тогда уже, во имя этого положительного смысла, бичевать всегда возможные извращения и недостатки.

> Нет лучшего введения в христианские праздники, чем тот праздник, который Православная Церковь всегда называла "праздником праздников" и который всегда составлял особенную и ни с чем не сравнимую радость для всех верующих. Праздник этот — Пасха. Христиане приняли его от древнего еврейства, где он составлял главное религиозное событие всего года. И опять-таки ничто лучше не вскрывает христианского смысла праздника, как связь его — и положительная, и отрицательная — с еврейским прообразом. Из Евангелия мы знаем, что Христос пострадал как раз в дни еврейской Пасхи и что совпадение это, с точки зрения Евангелия, было не случайным. В чём же его смысл? Что праздновали евреи, и почему апостол Павел назвал Христа "нашей Пасхой": "Ибо Пасха наша, Христос, — пишет он, — заклан за нас".

> Отвечая на эти вопросы, мы постепенно вступаем в целое миропонимание, которое, сколь бы оно ни казалось архаическим современному человеку с его технологией и утилитарным, плоским подходом к жизни, на деле соответствует чему-то вечному, неистребимому и самому важному и глубокому в человеческой душе. С этой точки зрения очень существенно понять именно постепенное развитие, нарастание и напластование смыслов в праздновании Пасхи. Первая фаза укоренена еще в кочевой жизни евреев, когда они занимались не земледелием, а скотоводством. Пасха появляется как радость о появлении новых животных. Отсюда древнейший обряд — принесение в жертву молодого барашка, проявление благодарности. Так возникает первый обряд еврейской Пасхи — жертвоприношение пасхального агнца. Следующий этап  — завоевание земли Ханаанской и начало земледелия. Пасха здесь приобретает новый смысл: как праздник весеннего обновления природы, космического торжества жизни. Но всё это еще только природа и жизнь человека в природе и природой. Потом появляется и разрастается третье  — уже историческое — измерение Пасхи. За природой  — история, ибо человек живет не только в природном времени, но и во времени историческом, в процессе, осмысляющем прошлое, настоящее, будущее, наполняющем смыслом жизнь уже не только отдельного человека, но и человечества. За несколько столетий до Христа праздник Пасхи становится для евреев ежегодным воспоминанием исхода из Египта, сорокалетних странствий в пустыне, освобождения от рабства, вступления, наконец, в землю обетованную. Но все эти события постепенно, в проповеди и в учении пророков, перерастают свой первоначальный и ограниченный смысл, расширяются до пределов некоего всемирного видения. Праздник Пасхи становится праздником, радостью человеческой истории, ее движением — от рабства к свободе, от печали к радости, от горького голода пустыни к цветущим плодам обетованной земли.

> Так постепенно всё: и природа, и история, и, наконец, надежда на наступление Царства Божьего, Царства мира и любви, свободы и счастья — соединяется в этом одном праздновании, и Пасха становится как бы символом самой жизни человеческой в ее направленности к благому и радостному концу. Торжество весны преображает конечное торжество космоса, воспоминание о бывшем освобождении прорастает в ожидание последней и полной свободы и вместе открывает, являет человеку конечный смысл существующего. Всем этим была, хотя бы по замыслу, хотя бы по идее, Пасха во времена Христа. И тогда понятно становится, почему Пасха оказалась в самом центре евангельской истории, почему все то, во что мы верим, когда говорим, что верим во Христа, так связано именно с пасхальными днями, ключ свой обретает в Пасхе.

> Христос проповедовал Царство Божье, то самое Царство, о котором прежде всего вещала, на которое указывала и указывает человеку красота мироздания и природы; в ней, в ее весне, заложены символ и обещание какой-то последней и окончательной красоты. Он проповедовал то Царство, о котором мечтает и к которому стремится человек в истории. То Царство, наконец, в котором преодолевается страх и ужас смерти, разлучения и распада. О Себе Христос учил, что в Нём, в Его жизни, особенно в Его жертвенной смерти, и совершается тот переход, а по-еврейски Пасха, которого жаждет весь мир, переход от рабства, от времени и смерти — к свободе, жизни и любви. Потому Христос и назван Пасхой, потому Его смерть в дни еврейской Пасхи как бы исполнила этот праздник, наполнила его последним и уже вселенским смыслом, потому Его воскресение стало центральным предметом веры и радости христианства.

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!