Тема выпуска:
Что такое грех? Покаяние (1)

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

---

> <....> Бог спасает нас от греха, и путь к этому спасению —  покаяние. Но что же такое грех? Часто мы думаем о грехе как о нарушении добрых отношений с людьми. Но в грехе есть гораздо больше того, он опаснее, он страшнее. Вот несколько представлений о том, что такое грех; я их беру из Ветхого и, главным образом, из Нового Завета.

> Грех является нарушением закона; но какого закона? — закона жизни. Жизнь в настоящем смысле слова возможна только через участие в жизни Самого Бога, так как  Он является единственным не обусловленным, самостоятельным источником жизни, лучше сказать: Он — самая жизнь. Оторваться от Него значит вступить в область потускнения, вымирания и, наконец, самой смерти. Поэтому грех есть беззаконие; но не надо обманываться. Быть послушным закону не значит быть "законопослушным" в юридическом смысле этого слова, т.е. быть исполнителем правил, остающихся для нас внешними. Чтобы лучше это понять, мы можем сравнить то, что Ветхий и Новый Заветы говорят нам о законе. Ветхозаветный закон, данный через Моисея на горе Синайской, состоит из большого числа разных правил; и люди, которые придерживались этих правил, оставались им верными до конца в течение всей жизни, всю свою энергию, силу, волю отдавая на послушание этим правилам, могли считать себя праведниками; Богу нечего было с них спросить, потому что они выполнили каждую букву, каждое слово, сказанное Им в законе. В Новом Завете Христос тоже дает нам заповеди, но отношение к ним иное, чем к ветхозаветным предписаниям: заповеди Христа учат нас не как поступать, а какими  быть; заповеди Христа —  путь. Мы не можем относиться к ним рабски, повинуясь из страха или в надежде на награду. Путем заповедей мы вырастаем в общение, в глубокое, всё более совершенное единство с Богом, приобщаемся Его совершенству и святости. Не от исполнения приказов Божиих, а от сроднения с тем, что апостол Павел называет умом Христовым (1Кор 2:16)., сроднения с подходом, с пониманием Божиим, мы можем спасти себя; а спастись — значит приобщиться к жизни Божественной. Это значит, что то, что нам представлено в Новом Завете в виде законов, в сущности — не правила жизни, а указания на то, что должно бы в нас, в нашем сердце, в нашем уме быть силой, движущей нашей жизнью. Это не внешний закон, а описание внутреннего человека (1Пет 3:4).

> В этом отношении, когда я говорю, что мы не можем спастись, если нарушаем закон жизни, то я говорю не о поступках, а о том, чтобы этот закон жизни стал действительно нашим существом и мы не могли иначе поступить, потому что уже приобщились к мысли, к замыслу Божиему. Если мы разделяем Его желание, любим то, что Он любит, мы с Ним едины.

> И это очень важно, потому что очень легко превратить новозаветные правила, которые нам дает Христос, в ветхозаветный закон, стать исполнителями, оставаясь как бы вне этого опыта. Я помню человека, который так воспринял Евангелие. Он считал себя чистым, светлым христианином. Он никогда не пропустил бы нищего, не позвав его и не дав ему тарелку супа и медную монету; но он нищего никогда не пускал в дом. Он останавливал его в дверях и говорил: "Только не смей вступать твоими грязными башмаками в мой чистый коридор!.." И когда тот кончал есть похлебку и получал грош, он говорил: "А теперь иди и не возвращайся ко мне, я тебе всё дал, что тебе нужно!" Он считал, что исполнил дело милосердия, — а в сердце у него никакого милосердия не было.

> Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом смысле, и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является  зовом жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может.

> Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, это оторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнему закону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца от Бога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представлений Божественных и является основной нашей греховностью, тем состоянием полусмерти, потускнения, о котором я говорил раньше. Но грех еще развивается дальше, и из этого состояния оторванности рождаются и последствия ее; осиротелость, внутренний разлад, рознь с людьми, вражда с остальной тварью. И в этом отношении грех расползается, приобретает бесконечное число разных оттенков: ненависти, страха, жадности, всех видов сосредоточенности на себе, потому что мы потеряли Бога. В начале Евангелия от Иоанна говорится (в <славянском> переводе), что Слово Божие было к Богу. В греческом тексте говорится не о том, что это Слово "к Богу", а о том, что Слово как бы рвется, тянется, всецело направлено на Бога и Отца. Таково настоящее отношение человека к Богу, образцом чего является Христос. Мы же оторваны от Него и засыхаем, как сучок, который отрезан, отрублен, оторвался от дерева.

> Третье, что я хочу сказать по поводу греха: нельзя утешаться мыслью, будто есть крупные и мелкие грехи. Конечно, разница есть; но и малый грех, если он произвольный, сознательно, цинично выбранный, может убить душу. В пример того, что может сделать мелкий грех, я приведу сравнение. Во время войны я был врачом, и в какую-то ночь с близкого уже фронта принесли в наше отделение тяжело раненого офицера, прошитого насквозь пулеметной очередью. Можно было бы ожидать, что ему остается только умереть. Но ему посчастливилось: ни один из жизненно важных органов не был затронут, его оперировали, лечили, он выжил. И в ту же ночь меня вызвали, потому что привезли молодого солдатика. Он был в кабаке, повздорил с другим солдатом, оба были пьяны, тот размахивал маленьким перочинным ножом, ударил своего товарища в шею и разрезал у него крупный сосуд; и когда его принесли в больницу, он был при смерти; его едва удалось откачать. Вот опять-таки: пулемет можно себе представить как крупный грех, убийственное явление, — что такое перочинный ножик по сравнению с тяжелым пулеметом? А вместе с тем человек мог от него умереть...

> То же бывает, если мы небрежно относимся к нашим греховным желаниям, к тому, как нас тянет к греху, как мы этот "мелкий" грех начинаем любить и лелеять, как мы наконец до него доходим. В сравнении с этим крупный грех порой менее убийственен. Первый человек, кто ко мне пришел на исповедь, был убийца. Сердце его было  разбито покаянием,  ужасом от того, что он сделал. Да, он потом отбывал срок в тюрьме, и это время в тюрьме было временем исцеления. Тогда как тысячи и тысячи людей накапливают множество мелких грехов, не замечая, как эти грехи их гноят, делают бессильными, безответственными. В этом отношении можно сказать: где бы ты ни перешел реку, как бы ты ее ни перешел — вброд, вплавь, по мосту, на лодке, ты оказываешься на вражьей стороне, ты изменил своему подлинному призванию, именно изменил  себе, потому что ты перестал быть  цельным человеком. Вот разные подходы ко греху.

> <...> теперь я хочу перейти к другому вопросу: к вопросу о том, как же избыть грех, что же делать.

> Первое, о чём возвещает Иоанн Креститель, это покаяние. Что же такое покаяние? На греческом языке это слово означает поворот: поворот души, поворот жизни. Это момент, когда мы осознаём свое бедственное положение, когда мы чувствуем  отвращение к нему и к себе, когда вдруг рождается в нас, хоть зачаточно, решимость перестроиться, начать заново и по-новому жить. Вы, наверное, слыхали фразу из Нового Завета: вера без дел мертва (см. Иак 2:17). Плакаться — недостаточно, больше того —  бесплодно. Покаяние заключается в том, чтобы прийти в сознание, принять решение и действовать соответственно. И тут я могу вам привести отрывок из поучения святого Тихона Задонского. Он советует одному молодому священнику говорить людям, что в Царство Божие идут большей частью не от победы к победе, а от падения к падению, но доходит до Царства Божия тот, кто после каждого падения, вместо того чтобы садиться у края дороги и плакать над собой, встает и идет дальше; и сколько бы он ни падал, каждый раз поднимается и идет. Вот о чем мы должны всегда помнить: что покаяния всецелого, мгновенного не бывает. Да, конечно, некоторые души, некоторые великаны духа могут вдруг осознать свою греховность и переменить сразу весь ход своей жизни, но мы большей частью исправляем его постепенно, шаг за шагом. Давайте помнить то, что святитель Тихон Задонский говорит: не плачься над собой, встань и иди, пусть в слезах, пусть в ужасе, но иди, не останавливаясь.

> Но что может так потрясти душу, чтобы человек решился всё изменить в своей жизни? Я вам могу привести несколько примеров. Первое: будучи тюремным священником в Лондоне, я встретил одного заключенного, у которого, не в пример другим, было радостное лицо, чувствовалась в нем какая-то надежда. Я сначала думал, что кончается его срок, но он только начинался. Я его спросил: "Откуда у тебя такое вдохновение?" Он ответил: "Вы этого не можете понять. Я с юношества был вором, и вором талантливым; меня никто не мог словить, никто не сумел меня обличить. Но постепенно я начал понимать, что я на дурном пути. Я начал видеть последствия своих поступков, видеть, как люди, обокраденные мною, оплакивали драгоценные для них вещи, пусть безделушки, но такие вещи, которые  им были дороги как воспоминания о детстве, о скончавшихся родителях. Я решил меняться. Но я заметил, что каждый раз, когда я делал попытку перемениться, люди на меня смотрели с подозрительностью: раз он меняется, значит, что-то неладно в нем... И я каждый раз возвращался к прошлому. А потом я был взят, меня поймали на деле, судили, посадили, и теперь все знают, что я был вором; и когда я вернусь в жизнь, я могу сказать: да, я был вором, но теперь я решил быть честным человеком, мне ничего скрывать ни от кого".

> Это редкий случай, это не всякому удается. Редко кто среди нас вор; но кто из нас может сказать, что у него нет в жизни таких тайн, которые он хотел бы скрыть от других людей во всех областях, не только в порядке честности, но и в плане человеческих отношений. Я сейчас не хочу в это вдаваться, к этому мы вернемся по поводу какого-либо другого высказывания Спасителя Христа. Но каждый из нас может перед собой вопрос поставить: хватает ли мне мужества себя обличить перед людьми? — даже не провозглашением своей неправды, а тем, что люди заметят, что я не такой, каким был.

> Второй пример, который я хочу вам дать, сложный. Он относится к двум людям. Во время гражданской войны одна русская женщина с двумя малолетними детьми оказалась в городе, который сначала был во власти белой армии и попал под власть красных. Она была женой белого офицера и знала, что если ее обнаружат, она, вероятно, будет расстреляна. Она спряталась в хижине на краю города. Спускались сумерки, и вдруг стук в дверь. С замиранием сердца она подошла, открыла ее — перед ней стояла молодая женщина ее же возраста, лет двадцати пяти. "Вы такая-то?" — спросила она. "Да". — "Вам надо немедленно уходить, вас выдали, за вами придут через несколько часов..." Мать посмотрела на своих детей и сказала: "Куда же я пойду, они далеко уйти не могут, а с ними меня сразу узнают..." И эта Наталья, чужая женщина, вдруг стала тем, что Евангелие называет ближним: то есть самым близким человеком в жизни и смерти. Она ей сказала: "Нет, вас искать не станут, я останусь здесь и назовусь вашим именем". — "Но вас расстреляют!" — "Да, — сказала Наталья, — но у меня-то детей нет". И мать ушла с детьми. Наталья осталась. Ранним утром, при рассвете она была расстреляна. Я близко знал и мать и двух детей, которые были приблизительно моих лет. Они мне говорили: "Поступок Натальи нам показал, что мы должны так прожить, чтобы оказаться достойными этой жертвы". Смерть еще до срока, дар жизни, подарок своей жизни, который сделала им неизвестная им Наталья, их потряс до глубин, они всю жизнь прожили только с одной мыслью: как бы смерть Натальи не лишила мир того величия, той правды, той неописуемой духовной красоты, которая была в ее душе. Они были так потрясены, что для них началась новая жизнь.

> И те люди, которые встречали Иоанна Крестителя, встречались не только с его силой (), с его прозрачностью, которая его делала только гласом Божиим, или с его смирением; они встречались с бескомпромиссностью в его лице, с человеком радикальной цельности. Видя его, они могли себя сравнить с тем, что  он собой представлял, и это было побуждением для них каяться, то есть с ужасом видеть свое бедственное состояние и решить: таким, такой я жить больше не могу. Я видел, я видела нечто, что уже положило конец прошлой моей жизни, теперь должно начаться новое.

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!