Тема выпуска:
Символ веры: страдания Христа. Зло

Этот выпуск двойной, и для того, чтобы было удобней читать его частями, текст разделен чертой на 2 примерно равные части.

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

   

> Жизнь Иисуса Христа — это не триумф, а унижение, не успех, а неудача, не радость, а страдание. Именно благодаря этому обнажается бунт человека против Бога и необходимо следующий за этим гнев Божий, но вместе с тем раскрывается и то милосердие, с которым Бог сделал своим дело человека, а также его унижение, неудачу и страдание, чтобы это уже не должно было быть делом человека.

> В катехизисе Кальвина вы можете прочитать весьма примечательное утверждение о том, что в Символе веры жизнь Иисуса вплоть до страстотерпия обойдена, поскольку то, что произошло в этой жизни до <Страстей>, не относится к "существенному содержанию нашего спасения". <...> здесь Кальвин заблуждается. Как можно говорить о том, что остальная жизнь Иисуса не имеет существенного значения для нашего спасения? Чем бы она была и что должна была бы означать? Просто излишней историей? Я склонен думать, что жизнь Иисуса вся целиком связана с тем, о чем говорит положение: "пострадавшего...".

> Кальвин дает нам отрадный пример того, что ученики даже великого учителя видят иногда лучше, чем он. В Гейдельбергском катехизисе, составленном учениками Кальвина Олевианом и Урсином, говорится: (вопрос 37) "Что ты понимаешь под словом "пострадавшего"? — То, что Он телом и душой во все время Своей жизни на земле, а особенно в конце этой жизни испытывал гнев Бога против греха всего человеческого рода". В пользу позиции Кальвина можно было бы указать на то, что Павел и послания в Новом Завете вообще почти не обращаются ко "всему времени" жизни Христа и что апостолы и после завершения истории проявляют к этому удивительно мало интереса. Их взгляд прикован лишь к одному — к тому, что Он, преданный <иудейскими религиозными властями>, попал в руки язычников, был распят на кресте и воскрес из мертвых. Однако то обстоятельство, что изначальная христианская Община столь полно сконцентрировалась на Распятом и Воскресшем, следует понимать не в <исключающем смысле, а во включающем>. То, что Христос умер и воскрес, следует рассматривать, хотя здесь и налицо сведение всей жизни Иисуса к ее части, <которая является кульминацией> этой жизни. Вся жизнь Иисуса подпадает под это слово "пострадавшего".

> Всё это представляет собой в высшей степени удивительный факт, к которому мы предыдущим не подготовлены напрямую. Иисус Христос, единственный Сын Бога, наш Господь, зачатый Святым Духом, рожденный Девой Марией, истинный Сын Божий и истинный сын человеческий. Как соотносится с этим представление всей Его жизни <как "Страданий">? Ведь следовало бы ожидать иного, чего-то светящегося, торжествующего, успешного, <исполненного радости. Но мы почти не слышим об этом, и в целом эта жизнь> оказывается под знаком господства того, что выражено <словом>: "пострадавшего". Действительно ли это нечто последнее и окончательное?

> Нельзя, разумеется, оставлять без внимания то, как завершается всё в целом: на третий день <Он> воскрес из мертвых. И вообще жизнь Иисуса не предстает <полностью лишенной> признаков грядущей радости и <.> победы. Ведь не случайно <...> часто встречается образ свадьбы с ее радостью. И хотя мы не без удивления неоднократно слышим, что Иисус плакал, <и> ни разу не слышим, что Он смеялся, всё же следует сказать: во всём Его страдании постоянно просвечивает какая-то радость — в окружавшей Его природе, в детях, а главное — присутствует какая-то радость в самом Его существовании, в Его миссии. А однажды мы слышим о Его радости по поводу того, что Бог укрыл нечто от мудрых, но открыл это <простым и малым>. И в чудесах, творимых Иисусом, присутствуют торжество и радость. Исцеление и <ободрение> приходят в жизнь людей.

> <...> В истории Преображения, где рассказывается, что ученики видели Иисуса в одеждах настолько белых, насколько на земле нельзя выбелить, предвидится <грядущая слава>, предвидится исход этой жизни, <который в то же время> — ее начало и исток. <....> От начала и до конца <в Евангелиях> ощущается определенная атмосфера — атмосфера победоносной божественности.

> В настоящем же эта жизнь действительно есть страдание с самого начала. Повествование евангелистов Луки и Матфея не вызывает сомнений, что уже детство Иисуса, Его рождение в яслях в Вифлееме <было> под знаком страдания. Этот Человек в течение всей Своей жизни остается преследуемым, чужаком в Своей семье — что за предосудительные слова способен Он сказать! — и в Своем народе остается чужаком <...>. А каким путем неудач шествует Он! А сколь одиноким и непривечаемым предстает Он среди людей, перед вождями своего народа, да и перед народными массами, и даже в кругу своих учеников. В этом самом узком кругу найдет Он <того, кто предаст Его>, <а тот, кому> Он говорит: "Ты есть камень..." — трижды отречется от Него. И наконец, именно об учениках <сказано>, что <они>, "оставив Его, бежали". А <Его> народ хором <взывает>: "Смерть Ему! Распни Его!"

> Вся жизнь Христа свершается в таком одиночестве и в тени надвигающегося Креста, и если то там, то здесь вспыхивает свет воскресения, то это скорее исключение, которое подтверждает правило. Сын человеческий должен идти в Иерусалим, должен быть там осужден, подвергнут бичеванию и распят — с тем чтобы воскреснуть на третий день. И к гибели Его влечет прежде всего именно это господство долженствования.

> Что это означает? <Мы слышим весть о том, что Бог стал человеком... И ожидаем услышать дальше что-то противоположное тому, что узнаём в Символе веры: Богочеловек претерпевает страдание.> Обратите внимание, что именно здесь впервые в Символе встречается нам великая проблема зла и страдания. Конечно, нам приходилось уже не раз иметь с этим дело. Однако в буквальном смысле мы здесь в первый раз сталкиваемся с указанием на то, что в отношении между Творцом и творением не все обстоит наилучшим образом, что существует скорее какая-то несправедливость, какое-то разрушение, что тут причиняется боль и претерпевается страдание. Впервые нам говорится о теневой стороне бытия здесь, а не в первом положении, где ведется речь о Боге-Творце. Не при описании творения <("неба и земли")>, а здесь, при описании земной жизни ставшего творением Творца предстает зло, здесь становится видимой <издали> и смерть.

> А если дело обстоит таким образом, то это означает, что в любом случае требуется сдержанность при всяких сколько-нибудь самостоятельных описаниях порока и зла. Когда предпринимались попытки подобного рода, то в меньшей или в большей степени упускалось из виду, что вообще всё это выступает на передний план в связи с Иисусом Христом. Он претерпел страдания, Он сделал видимым, как обстоит дело со злом, с бунтом человека против Бога. Что знаем мы о зле и о грехе, что знаем мы о том, что такое страдание и что означает смерть? Здесь мы и узнаём всё это. Здесь весь этот мрак предстает в своей реальности и истине. <...> здесь становится видимым реально, каковы отношения между Богом и человеком. Что все наши стенания, что всё то, что человек считает своим знанием о своей глупости и греховности, а также о греховности мира, что все наши рассуждения о страдании и смерти — что всё это в сопоставлении с тем, что становится видимым здесь? Он, Он пострадал — <..> истинный Бог и истинный человек. Всякое самостоятельное, то есть отделенное от <этого факта>, рассуждение на все эти темы <непременно> является недостаточным и неполным. Всякая речь <об этом> всегда будет чем-то неподлинным, если не будет исходить из этого центра. Сегодня стало очевидным то обстоятельство, что человек в состоянии перенести самые ужасающие удары судьбы и пройти незадетым через всё, как сквозь ливень. Сейчас мы знаем, что ни страдания, ни зло не постигаются нами в их подлинной реальности. Мы можем поэтому постоянно ускользать от знания о своей вине и грехе. Подлинное знание придет лишь тогда, когда мы постигнем, что Он — <..> истинный Бог и истинный человек — претерпел страдания. Другими словами, <чтобы увидеть, что такое страдание, нужна вера>. Здесь было страдание. Всё прочее, что мы знаем как страдание, есть неподлинное страдание в сопоставлении с тем, что произошло здесь. Лишь соотносясь с произошедшим здесь, можно познать, почему в тварном космосе открыто и явно наличествует страдание — это причастность тому страданию, которое претерпел Он. Если мы примем во внимание <это слово> "пострадавшего", то будем стремиться исходить из следующего обстоятельства: это был Бог — тот, кто стал человеком в Иисусе Христе, кто должен был претерпеть страдания, причем претерпеть их не из-за их поведения по отношению к Нему. От Вифлеема до момента смерти на кресте окружающий Его людской мир отворачивался от Него, отвергал, преследовал, а в конце обвинил, осудил и распял Его на кресте. Это посягательство человека на Него, на самого Бога. Здесь обнажается бунт человека против Бога. Божий Сын не принимается, а отвергается. С Божьим Сыном люди оказываются в состоянии сделать лишь то, что сделали злые виноградари <в> соответствующей притче: вот идет сын и наследник, давайте убьем его, а его наследие возьмем себе.

> Так отвечает человек на благодатное присутствие Бога. Он говорит в ответ на эту милость свое исполненное ненавистью "нет". Народ Израиля отвергает своего Мессию, своего Царя в лице Иисуса. Народ Израиля оказывается не в состоянии поступить с <небесным> Вождем всей истории Израиля, которой Он задает смысл, иначе, чем отдать Его в конце концов язычникам для предания смерти. Иисус умирает вследствие наказания, определенного римским правосудием, поскольку Израиль выдал Его язычникам. Так поступает Израиль по отношению к своему Спасителю. А языческий мир в лице Пилата оказывается в состоянии лишь принять такую выдачу. Он приводит в исполнение приговор, который вынесли иудеи, и становится тем самым причастным к этому бунту против Бога.

> То, как поступает Израиль в данном случае, является примером типичной ситуации, повторяющейся на протяжении всей истории Израиля: посланные Богом люди не принимаются с радостью в качестве помощников, утешителей и святителей, и им со времен Моисея, как и в данном завершающем случае, говорится "нет". Это "нет" относится непосредственно к самому Богу. И таким образом, в этой ситуации последнего, самого близкого и непосредственного присутствия Бога обнаруживается абсолютная удаленность <человека от Него>. Здесь становится очевидным, что такое грех. Грех — это отвергнуть приблизившуюся к нам, существующую для нас милость Бога как таковую.

> Израиль полагает, что в состоянии сам помочь себе. Исходя из этого, следует сказать, что всё, что мы считаем грехом, есть нечто маленькое и несущественное, а также лишь частный случай того основополагающего греха. Как в Ветхом Завете все заповеди имеют одну цель — привести народ Израиля к союзу с Богом, дарованному Его милостью, так и нарушение любых заповедей потому дурно и есть зло, что в этом проявляется протест человека против Бога.

---

> Только то обстоятельство, что Иисус, Сын Божий, пострадал от иудеев и язычников, только оно одно <воистину обнажает> зло. Лишь исходя из него, можно постичь, что над человеком висит обвинение, какова мера этого обвинения и в чём оно заключается. Здесь нам становится виден исток всех крупных и мелких <грехов>. До тех пор, пока мы не видим этого корня всех наших крупных и мелких грехов и проступков по отношению друг ко другу, и до тех пор, пока мы не осознаём обвинения в страдании Иисуса Христа, пока не узнаём себя в свершившемся тогда бунте человека против Бога, — до тех пор будут тщетными все наши знания о вине и все наши признания вины. Ведь без познания этой вины от всякого другого знания о своей вине человек сможет избавиться подобно пуделю, который промок, отряхнулся и побежал дальше.

> До тех пор, пока человек не узрел зло в его подлинной сути, он не чувствует себя обязанным (даже если и говорит в сильных выражениях о своей вине) признать: "Я согрешил перед небом и перед Тобой". Это "перед Тобой" предстает здесь в своей обнаженности, причем как суть и смысл всякой отдельной вины, в которой мы пребываем. Тем самым эта отдельная вина не остается чем-то несущественным. Всё, что свершается в отдельных действиях людей — от действия Пилата до действия Иуды, — является отторжением милости Божьей. Творимое людьми выступает здесь во всём своем значении, поскольку творится по отношению к Богу. Всё наше познание зла зависит от того, что мы должны познать, что человек обвинен в нанесении обиды Богу. Мы в состоянии увидеть свою бесконечную вину перед Богом — Богом, который стал человеком. Когда мы виновны перед человеком, нам автоматически напоминается вина перед этим Человеком. Ведь всякий человек, которого мы обижаем и мучим, является одним из тех, кого Иисус Христос назвал своими братьями. И то, что мы свершим по отношению к конкретному человеку, мы свершим по отношению к Богу.

> В жизни Иисуса и в истории Его жизни просто развертывается жизнь человеческая. Подумайте о великих произведениях христианского искусства, о видении страждущего на кресте у Грюневальда и о менее одаренных изображениях так называемого страстного пути, вдохновленных католическим благочестием. Всё это человек в его муке, постепенно, от ступени к ступени нисходящий к испытанию распятием и, наконец, смертью. Однако при таком взгляде это не просто человек в его несовершенстве, который, как смертное существо, претерпевает муки потому, что он не Бог. Ведь образ страждущего Иисуса есть образ осужденного и наказанного. Уже с самого начала страдание Иисуса обусловлено становящейся в конце концов очевидной юридической акцией Его народа. Они видят в Нём мнимого мессию, отличающегося от того, кого они ждут, и потому они в состоянии лишь противиться Его требованиям. Подумайте о поведении фарисеев вплоть до <того, что произошло> в высшем совете — они выносят приговор. Этот приговор представлен мирскому судье и исполнен Пилатом. В Евангелиях упор сделан как раз на эту юридическую акцию. Иисус — это обвиненный, осужденный и наказанный. В этой юридической акции обнаруживается бунт человека против Бога.

> Но в ней же обнаруживается и гнев Бога против человека. "Страдал" — говорится в Гейдельбергском катехизисе — <означает, что> Иисус всю жизнь нес на себе гнев Божий. Быть человеком означает быть перед Богом и заслужить этот гнев. При таком единстве Бога и человека и не может быть иначе, человек проклят и наказан. Человек Иисус в Его единстве с Богом есть образ наказанного Богом человека. И мирская юстиция, исполняющая такой приговор, делает это по воле Божьей. Для того Божий Сын и стал человеком, чтобы в Нём стал явным гнев Божий по отношению к человеку. Сын человеческий должен страдать и должен быть отдан под суд и должен быть распят, как говорит Новый Завет. В этом страдании явлена связь между бесконечной виной и с необходимостью следующим за этой виной искуплением. Становится очевидным, что там, где отвергается милость Божья, там человек губит себя. Там, где сам Бог стал человеком, там обнаруживается глубочайшая истина человеческой жизни: тотальное страдание, соответствующее тотальному греху.

> Быть человеком означает так предстоять перед Богом, как предстоит Иисус — неся на себе гнев Божий. Это наш удел — конец на кресте. Но это не последнее — бунт человека и гнев Бога. Глубочайшая тайна Бога заключается в том, что Бог в Человеке Иисусе не уклоняется от того, чтобы стать на место грешного человека и быть тем (<"не знавшего греха Он сделал грехом за нас" (2Кор.5:21)>), чем является человек, быть бунтовщиком и претерпеть за это страдания. Быть тотальной виной и тотальным искуплением! Вот что свершил Бог в Иисусе Христе. Конечно, это <свершение является сокровенным>, оно обнаруживается лишь в воскресении Христа. Но это было бы плохим истолкованием страдания Христа, если бы мы захотели ограничиться сетованием по поводу человека и его удела. В действительности значение страдания Христа не исчерпывается тем, что оно призвано вызвать протест против человека и ужас перед гневом Бога (это лишь одна сторона значения страдания, и уже Ветхий Завет знает об этом). Союз, мир Бога и человека, возвышается и над этим возмущающим и ужасающим образом человека. Бог есть тот, кто не является виновным, но кто искупает вину. И здесь становится видимым рубеж: всеобъемлющая помощь против всеобъемлющей вины. Это последнее, что является и первым: Бог присутствует, и Его доброте <> не видно конца. Что это означает, станет, однако, ясным лишь позднее.

> <А теперь> мы должны перейти к вклинившейся посредине теме: "при Понтии Пилате".

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!