> Если встреча Адама и Евы является
ликующим торжеством, завершением творения, в чём же заключается
падение? Каким образом они вдруг оказались врозь? Если
вспомнить, что <...> человек, вместо того чтобы искать понимания
всего созданного в Боге, в Божественном разуме, в Его
мудрости, сделал попытку познать сотворенный мир как бы изнутри, погрузившись
в него, то вы поймете, что в момент, когда человек
потерял Бога, потерял полное с Ним общение, он уже потерял свою
цельность. И тогда очень ясно опять-таки, что Адам и Ева,
которые предстали друг перед другом как он и она
посмотрели друг на друга и увидели не единство свое,
а различие, которое между ними существует. В Ветхом Завете
это обозначено тем, что после грехопадения они друг на друга
посмотрели и устыдились своей наготы. Наготы свой можно устыдиться,
только если чужие глаза на тебя смотрят. Когда ты один,
ты не стыдишься своей наготы. А здесь вдруг случилось что-то
очень страшное. Вместо того чтобы видеть друг друга в полной
славе, они вдруг увидели друг в друге – другого,
чужого, иного, и их двоица разбилась.
> В этом заключается страшное начало того, что происходит
тысячелетиями: того, что создало и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и в Церкви, и в секулярном, безбожном обществе те странные,
уродливые порой отношения, которые существуют между мужчинами и женщинами.
Я говорю сейчас не о половых отношениях, я говорю о том, что
опять-таки выражено в Ветхом Завете: мужчина вдруг берет над женщиной
власть. Он владеет силой, а женщина к нему льнет, потому что она без него не может; и с другой стороны, она завоевывает у него авторитет
лаской, убеждением. И взаимное отношение, которое могло бы быть отдачей
себя самого другому без оглядки, быть ликующей любовью, делается,
с одной стороны, обладанием, а с другой – защитой или иным способом
властвования. Мы это видим особенно в рассказе о женщине, которая
погубила Самсона, которая взяла над ним власть, лишила его призвания
для того, чтобы привязать его к себе.
> И вот то, что было двоицей, стало теперь двумя особями, – не двумя лицами, которые именно как лица глядят и видят друг друга,
а особями, которые обособлены друг от друга. В этом заключается и падение, и расторжение чуда взаимной любви, чуда видения друг в друге
совершенной красоты, которую Бог вложил в каждого из них и в каждого
из нас.
> Многие думают, будто грехопадение состояло в том, что Адам
познал Еву брачной любовью и что в результате этого случилась
какая-то катастрофа, потому что это им было не предназначено, – это
не так. Это определенно не так по библейскому рассказу. Рассказ нам
совершенно ясно показывает, что Адам познал Еву только после грехопадения,
и поэтому их физический, телесный брачный союз не мог и не может никаким
образом быть рассмотрен как грех сам по себе. Физическое общение мужчины
и женщины не греховно; греховно вожделение, греховна бесчувственная
жадность. В идеале брак или взаимное общение, которое приводит
к нему, начинается в том, что человек другого любит, сердцем
любит настолько, что они делаются едиными в духе, едиными в душе;
и совершенно естественно, что эта любовь охватывает всего человека,
включая и его тело. Просто дивно думать, что и телесность наша участвует
в тайне любви, – не обладания, не вожделения, именно той любви, которая
делает двух едиными.
<...>
> Что же касается до греха Адама и Евы, или просто – греха
человека, всечеловека, мне кажется, что из Библии абсолютно
ясно, что он совершается в момент, когда человек решает самостоятельно
познать всё тварное, всю тварность, всё существующее не изнутри Бога,
Который всё знает до самых глубин, а изысканием своего собственного
ума и опыта. В этот момент человек как бы спиной поворачивается к Богу ради того, чтобы лицом обернуться к окружающему миру. Как сказал
один протестантский пастор во Франции еще до войны, у человека, который
отвернулся от Бога и стоит к Нему спиной, Бога нет; а единственный
источник жизни – Бог; такому человеку остается только умереть. Вот
в этом и грех, и последствие греха, – не как наказание, а как неизбежное
последствие: нельзя оторваться от Жизни и остаться живым.
/A/
Тварная свобода означает для сотворенного
"быть таким-то", и это "быть таким-то" применительно
к человеку как твари означает наличие свободы выбора, означает
возможность сделать так или иначе. В то же время эта свобода
является свободой сотворенного существа, бытие которого не проистекает
из него самого и своеобразие которого существует в пространстве
и во времени.
Поскольку это действительная свобода, она полагается и ограничивается
закономерностью, которая всегда зримо господствует в космосе (мире),
она ограничивается существованием других творений, но в то же время
еще и суверенитетом Бога. Ведь если мы свободны, то только потому,
что наш Творец бесконечно свободен. Всякая человеческая свобода есть
лишь несовершенное отражение Божественной свободы.
Сотворенному бытию угрожает исчезновение и распад – возможность,
которая исключается Богом, и только Богом. Если сотворенное есть,
то оно сохраняется в своем бытии, только если Бог этого желает. Если
бы Бог этого не желал, то со всех сторон должно было бы вторгаться
ничто. Сотворенное не смогло бы само себя спасти и сохранить.
И человеческая свобода принятия решения, как она дана Богом человеку, – это не свобода выбора между добром и злом. Человек не создан как Геркулес на распутье. Зло – это не одна из возможностей сотворенного
Богом бытия. Свободой выбора называется свобода выбора в пользу
того, на что может решиться тот, кто сотворен Богом, в пользу реализации
Его воли, то есть в пользу послушания. Но ведь речь идет
и о свободе выбора. И здесь кроется определенная опасность.
Ведь если бы случилось так, что сотворенный использовал свою свободу
недопустимым способом, если бы он захотел изменить свою природу, захотел
бы согрешить , то есть "отделиться" от Бога
и от себя самого, – разве в таком случае могло бы произойти нечто
другое, кроме как неизбежное падение того, кто вступил в противоречие
с Богом, проявил непослушание, хотя такое непослушание и невозможно
и непредусмотрено в творении? И для него должно стать проклятием
бытие во времени и в пространстве, для него должно стать бедой это становление и прехождение. Должно свершиться падение в ничто...
А могло ли быть иначе? Я говорю здесь об этом только для того, чтобы
констатировать относительно всей той сферы, которую мы называем злом,
сферы смерти, греха, дьявола и ада: всё это не есть творение
Бога, это скорее то, чему Бог сказал "нет". И если есть
реальность зла, то это может быть лишь реальность такого исключительного
и отринутого, реальность за спиной Бога, мимо которой Он прошел, поскольку
Он сотворил мир, и сотворил его благим.
То, что не есть благо, того Бог не творил, оно не имеет
тварного бытия. Если у него вообще есть бытие (ибо предпочтительнее
было бы сказать, что речь идет о небытии), то это всего
лишь мощь того бытия, что проистекает из божественного "нет".
Нам не следует искать мрак в самом Боге. Он –
Отец света. Бог-Творец есть тот, кто наделяет бытием творение.
И то, что существует, что истинно действительно, есть благодаря
такому благоволению Бога.
/B/
* * *
> Под словом ТЕОДИЦЕ́Я
(от греч. θεός –
Бог и δικαιόω –
оправдывать) обычно подразумеваются богословские концепции, стремящиеся
согласовать благость Божью с существованием зла в мире.
<...> первые поиски теодицеи появились еще в древности,
у вавилонских мудрецов (). Для политеизма
в целом проблема теодицеи не имела смысла, т. к. не все
боги представлялись существами, благими по природе: они были
причиной как добра, так и зла в этом неизменном мире.
Развитие идей теодицеи началось с возникновения религий
спасения (). Индийская философия рассматривала
теодицею в свете учения о метемпсихозе
и отрицания ценности временного бытия. Источником зла считалась
материя. В маздеизме
вопрос решался с позиций дуализма.
Ответственность за зло возлагалась на темное начало (Ангра-Майнью,
или Ариман). Эта трактовка теодицеи получила дальнейшее
развитие в спиритуализме гностических
сект ().
> Библия – как Ветхий Завет, так и Новый Завет – констатирует
несовершенство мира и наличие в нём зла. Однако в первых
книгах В.З. проблема теодицеи лишь едва намечается. Для ветхозаветного
человека было несомненным, что зло как таковое не исходит от Бога.
Но на вопрос, почему змей стал противником Бога и соблазнил
Адама (Быт 3), ответа не дается. Господствовала вера в абсолютную
справедливость Бога, Который допускает зло как возмездие за грехи
(ср. диалог Авраама и Бога при посещении патриарха тремя странниками
в Быт 18). В Быт 49:24 подчеркивается, что даже человеческое
зло Господь может обратить в добро. Исторические
и Пророческие
книги не выходят за пределы веры в зло как наказания. Лишь
в Ис 51:9–10 содержится намек на силы зла, противящиеся
Богу и олицетворенные драконом хаоса.
В отличие от древневосточные мифологии, это существо
принадлежит не божественному, а тварному бытию.
> Тайна происхождения зла не тревожила ветхозаветную
мысль до тех пор, пока в людях господствовало родовое сознание.
Считалось, что грех наказывается не только в лице грешника,
но и его потомков. Но постепенно идея родовой ответственности
перестает удовлетворять (Иез 18:20). Отсутствие в В.З. веры
в посмертное
воздаяние () привело иудеев к глубокому
духовному кризису, отразившемуся в ряде псалмов и особенно
в Кн. Иова. В ней проблема теодицеи поставлена с предельной
остротой; причем характерно, что рассуждения друзей Иова, пытавшихся
изложить различные теории теодицеи, Бог отвергает. Он принимает
вопль и протест Иова, который оказывается более правым, чем его благочестивые
собеседники. Однако ответа на вопрос о теодицеи книга не дает.
Иов примиряется с Богом, встретив Его лицом к лицу,
в чём содержится намек на несостоятельность традиционных
толкований тайны зла. Тайна эта остается несводимой к известным
человеку понятиям и представлениям. Проблема теодицеи решается
не теориями, а полным доверием к Богу, образец которого
явило дерзновение Иова. Знаменательно, что и Н.З. не говорит
о метафизич. причине зла, а учит, как жить в мире,
где есть зло, и как вести с ним борьбу.
> Согласно ап. Иоанну, зло началось не с человека,
а с диавола (1Ин 3:8). В Откр (12:9) он прямо отождествляется с Эдемским
змеем и драконом (чудовищем хаоса). Следовательно, зло коренится в духовном мире и имеет духовную причину. Впервые об этом со всей ясностью
сказано в апокрифической Кн. Еноха, где причиной падения явилось нарушение
воли Творца духовными существами – ангелами, которые воспротивились
Его воле. В новое время одна из попыток истолковать этот взгляд принадлежит
Шеллингу,
идеи которого были развиты Бердяевым.
"Проблема теодицеи, – писал Бердяев, – разрешима лишь свободой.
Тайна зла есть тайна свободы. Без понимания свободы не может быть
понят иррациональный факт существования зла в Божием мире".
В той или иной форме эту мысль разделяет большинство христианских
богословов. Но при этом необходимо постоянно помнить, что
Слово Божье не дает нам рационально обоснованной теодицеи, сохраняя
в полной мере значение веры как подвига, как доверия, идущего
навстречу неведомому.
/C/