=рассылка *Христианское просвещение*=

Благодать Господа Иисуса Христа, любовь Бога Отца и общение Святого Духа да будет с вами!

Тема выпуска: Мир, глухой к благодати: иллюстрация

Этот выпуск двойной, и для того, чтобы было удобней читать его частями, текст разделен чертой на 2 примерно равные части.

Автор: Филип Янси
Из книги: "Что удивительного в благодати"
(глава 16)

 
серия "благодать, евангельские блаженства" 
        Предыдущие части:
введение  
иллюстрация

мир, лишенный благодати
любовь Отца
Арифметика благодати
Разорвать круг не-благодати:
  иллюстрация
  прощение
  зачем прощать?
  сила непрощения и сила прощения
  эффективность прощения
Несправедливость благодати:
  иллюстрация
  свободный доступ во святилище
  глаза, исцеленные благодатью
Лазейки
Бегство от благодати: (1) (2)
 (2688 слов)

 

> Часть четвёрая: Мелодия благодати для оглохшего мира

Глава 16. Большой Гарольд: рассказ

> Моей отец умер от полиомиелита, когда я был годовалым ребенком, поэтому я рос без отца. По доброте душевной один человек из нашей церковной общины взял моего брата и меня под свою опеку. Мы звали его Большой Гарольд. Он терпеливо сидел на игровых площадках, пока мы тупо кружились на каруселях. Когда мы подросли, он научил нас играть в шахматы и помогал нам мастерить гоночный автомобиль из мыльницы. Пребывая в детском неведении, мы не знали, что многим людям в церкви он, похоже, казался странным.

> В конце концов, Большой Гарольд покинул нашу церковь. «Она слишком либеральна», — решил он. Некоторые женщины там пользовались губной помадой и носили макияж. Кроме того, он обнаружил несколько отрывков в Библии, из-за которых стал неодобрительно относиться к использованию музыкальных инструментов в церкви, и захотел найти церковь, которая разделяла бы его взгляды. Я присутствовал на свадьбе Большого Гарольда. Запрет на музыку, видимо, относился только к самому святилищу, и длинный желтый удлинитель, извиваясь по главному проходу, исчезал за дверью, где кашляющий магнитофон воспроизводил скрипучую версию «Свадебного марша» Мендельсона.

> Большой Гарольд был одержим нравственностью и политикой. По его мнению, Соединенные Штаты, <ощутив на себе Божью кару>, скоро исчезнут из-за царящей здесь вседозволенности. Он цитировал коммунистов, которые говорили о том, что Запад прогнил, как залежалый фрукт. Он действительно верил, что коммунисты, действуя через Трехстороннюю Комиссию и Федеральный Резервный Банк, скоро окажутся в нашем Правительстве. <...>

> Большой Гарольд ненавидел чернокожих. Он часто говорил о том, как они глупы и ленивы, и рассказывал истории о никчемных черных, работавших вместе с ним. В это время Конгресс начал принимать били о правах граждан, и Атланта приступила к осуществлению политики расовой интеграции. До этого у белых всегда были специальные мотели и рестораны только для своих; магазины, предназначенные либо для черных, либо для белых, но никогда для тех и других вместе. Теперь правительство навязывало перемены, и Большой Гарольд рассматривал эти перемены как очередной знак коммунистического заговора. Последней каплей стало решение судов, требовавших принудительно перевозить на автобусах школьников Атланты. К тому времени у Гарольда было двое собственных детей, и для него была невыносима мысль о том, чтобы отпустить их в школу на автобусе, полном чернокожих детей, которой руководили гуманисты, сторонники секуляризации.

> Когда Большой Гарольд стал подумывать об эмиграции, я думал, что он шутит. Он выписал литературу из таких мест, как Родезия, Южная Африка, Австралия, Новая Зеландия, Фолклендские острова — оттуда, где белые, казалось, крепко держали бразды правления. Он корпел над атласами и изучал этнический состав этих обществ. Он искал не просто страну, где бы доминировали белые. Он искал «высоконравственную страну». По этой причине отпала Австралия, несмотря на преобладание белого населения, поскольку в обществе там, по всей видимости, царила еще большая вседозволенность, чем в Соединенных Штатах. Там были пляжи, куда пускали с обнаженной грудью и где все поголовно пили пиво.

> Однажды Большой Гарольд объявил, что он переезжает в Южную Африку. Тогда еще никто не мог себе представить, что белое меньшинство там потеряет власть. В конце концов, у них было оружие. Соединенные Штаты применяли различные санкции, осуждая апартеид, но Южная Африка стояла на своем, игнорируя весь остальной мир. Большому Гарольду это нравилось.

> Ему также нравилось, что религия играет большую роль в Правительстве Южной Африки. Лидирующая политическая партия крепко опиралась на протестантскую церковь, которая, в ответ на это, обеспечивала апартеид теологической базой. Правительство, не смущалось, навязывая мораль. Аборты, как и межрасовые браки, были вне закона. Таможенники подвергали цензуре такие журналы, как «Плейбой», и задерживали сомнительные фильмы и книги. Большой Гарольд со смехом рассказывал нам, что несколько лет назад детская книжка «Черная красавица» о лошади, была запрещена из-за названия. Никто из инспекторов не взял на себя труд прочитать ее.

> В аэропорту Атланты мы пережили трогательное до слёз расставание, когда Большой Гарольд, его жена Сарра и двое его малолетних детей прощались с единственной страной, которую они знали. В Южной Африке у них не было ни работы, ни друзей, ни даже жилья. «Не волнуйтесь, — заверили они нас. Белых людей встретят с распростертыми объятиями»

> Большой Гарольд часто писал письма, оставаясь верным своему характерному стилю. Он стал проповедником-любителем в маленькой церкви и использовал обратную сторону черновиков к своим проповедям для писем своей семье и друзьям в Америке. Обычно эти проповеди имели двенадцать или четырнадцать основных пунктов, снабженных убедительным списком библейских ссылок. Иногда было трудно отличить обратную сторону этих писем от лицевой, поскольку обе стороны звучали проповедями. Большой Гарольд выступал против коммунизма и лживых религий, против аморальности современной молодежи, против людей и церковных организаций, которые не были согласны с ним в каждой детали.

> Похоже, он процветал в Южной Африке. «Америка должна многому научиться», — писал он мне. В его церкви молодые люди не жевали жвачку, не передавали друг другу записки, не перешептывались друг с другом во время проповеди.

> В школе (только для белых) учащиеся вставали и обращались к своим преподавателям с уважением. Большой Гарольд подписался на журнал «Таймc» и с трудом мог поверить в то, что происходило в Америке. В Южной Африке меньшинствам указали их место, и о группах, лоббирующих интересы феминисток или геев, никто и не слышал. Правительство должно быть доверенным лицом Господа и отстаивать правду перед лицом сил тьмы.

> Сообщая в письмах о своей семье, Большой Гарольд умудрялся сохранять раздраженный, поучительный тон. Собственные дети его не удовлетворяли, особенно сын Уильям, который всегда принимал неправильные решения и навлекал на себя неприятности.

> Любой, кто заглянул бы хоть в одно из писем Гарольда, решил бы, что он не в себе. Но <из-за> прекрасных воспоминаний детства я не воспринимал его письма всерьез. Я знал, что под жесткой оболочкой скрывался человек, который посвятил всего себя помощи вдове с двумя малолетними детьми.

> Я был подростком, когда Большой Гарольд уехал. Я пошел в колледж и в аспирантуру, затем работал редактором журнала, и, наконец, стал полноправным писателем. Всё это время от Большого Гарольда приходил нескончаемый поток писем. Умер его отец, а потом его мать, но он никогда всерьез не думал о том, чтобы посетить Соединенные Штаты. Насколько мне известно, никто из семьи Большого Гарольда, никто из его друзей также не приезжал к нему в Южную Африку.

> Письма помрачнели в девяностые годы, когда стало ясно, что белые и черные разделят власть в Южной Африке. Большой Гарольд прислал мне копии писем, которые он отправил в редакции местных газет. Правительство Южной Африки предавало его так же, как это сделало Правительство Соединенных Штатов. Он сказал, что мог бы доказать, что Нельсон Мандела и Десмонд Туту были членами коммунистической партии. Он называл американцев предателями за то, что они поддерживали экономические санкции. И он указывал на коммунистическую агитацию, как на основную причину падения морали. В соседних городах теперь открывались стриптиз-клубы, и в центре Йоханнесбурга на самом деле можно было встретить смешанные пары разных рас, держащие друг друга за руку. Тон его писем становился всё более и более истеричным.

> Полный дурных предчувствий, в 1993 году я решил посетить Большого Гарольда. В течение двадцати пяти лет я слышал от него только осуждение и недовольство. Он присылал мне длинные опровержения моих книг, пока одна из них — «Разочарование в Боге» — не взбесила его настолько, что он попросил их больше не присылать. Он выпалил письмо на трех страницах, полных осуждения, причем не самой книги, а ее заглавия. Хотя он и не открывал книгу, у него нашлось, что сказать о названии, которое он посчитал вызывающим.

> И всё же, раз уж я был в Южной Африке по делам, как я мог устоять и не сделать крюк в пятьсот миль, чтобы навестить Большого Гарольда? Может быть, на самом деле он был другим, был больше похож на человека, которого я однажды узнал. Может быть, он нуждался в том, чтобы кто-нибудь открыл ему глаза на огромный мир. Я написал ему за несколько месяцев, чтобы узнать, могу ли я у него остановиться, и сразу же его письма приобрели более мягкий, примирительный тон.

> Единственный самолет до города, где жил Большой Гарольд вылетал из Йоханнесбурга рано утром. К тому времени, когда мы с женой добрались до аэропорта, мы жаждали кофе. Возбуждение, вызванное кофеином, просто прибавилось к нашему основному беспокойству по поводу поездки. Мы не имели ни малейшего представления, чего нам ожидать. Дети Большого Гарольда были теперь взрослыми людьми, которые, без сомнения, говорили с южноафриканским акцентом. Узнаю ли я вообще Гарольда и Сарру? Я отметил про себя, что мне следует расстаться с прозвищем «Большой Гарольд», сохранившимся у меня с детства.


> Так начался один из самых необычных дней в моей жизни. Когда самолет приземлился, и мы покинули салон, я сразу же узнал Сару. Ее волосы поседели, а плечи ссутулились от старости, но это печальное худое лицо нельзя было перепутать ни с каким другим. Она крепко обняла меня и представила своему сыну Уильяму и его невесте Бэвэрли (дочь жила далеко и не могла к нам присоединиться).

> Уильяму было около тридцати. Он был дружелюбен, симпатичен и считал себя большим почитателем Америки. Он вскользь упомянул, что познакомился со своей невестой в клинике для наркоманов. Очевидно, некоторые факты не попадали в письма Большого Гарольда.

> Уильям взял напрокат старенький микроавтобус «Фольксваген», думая, что у меня, возможно, окажется много багажа. Поскольку средние сидения микроавтобуса были вынуты, Уильям, Бэвэрли и Сарра сели впереди, в то время как мы примостились на одиноком сидении в задней части машины, как раз над двигателем. Было жарко, сильно за девяносто градусов, и выхлопные газы двигателя просачивались через проржавевший пол. Как назло, Бэвэрли и Уильям, как и многие наркоманы на лечении, беспрерывно курили, и клубы дыма тянулись через весь салон, смешиваясь с выхлопными газами дизельного мотора.

> Уильям провез нас по городу, лихо лавируя и визжа тормозами. Он постоянно оборачивался со своего места, чтобы показать нам достопримечательности: «Слышали о докторе Кристиане Бэрнарде? Он жил в этом доме», — и когда он это делал, машину подбрасывало из стороны в сторону, багаж ездил по полу, а мы усиленно старались удержать в желудке галлоны кофе и завтрак, съеденный в самолете.

> Вопрос о том, где большой Гарольд, я не задавал, потому что решил, что он ждал нас дома. Но когда мы прибыли, в дверях никто не появился.

> — Где Гарольд? — спросил я Уильяма, когда мы разгружали багаж, памятуя о своем решении не использовать слово «большой».

> — О, мы как раз собирались сказать тебе, да всё как-то некогда было. Видишь ли, отец в тюрьме, — он порылся в кармане в поисках очередной сигареты.

> — В тюрьме? — мой разум отказывался понимать это.

> — Именно. Он надеялся, что его уже выпустят, но его прошение отклонили.

> Я уставился на него, пока он не продолжил объяснение:

> — В общем — ну, отец иногда выходит из себя. Он пишет гневные письма...

> — Знаю, я получал некоторые из этих писем, — прервал я его.

> — Ну и вот. Как-то раз он разослал слишком много и попал в переплет. Потом мы расскажем тебе подробней. Пойдем в дом.

> Я постоял еще минуту, пытаясь переварить новость, но Уильям исчез за дверью. Я сгреб наши чемоданы и вошел в маленькое, темное бунгало. Внутри двойные венецианские занавески и темные шторы отгородили нас от дневного света. Мебель была удобной, <неновой>, и больше отвечала американскому стилю, чем это было в других южноафриканских домах, где мне доводилось бывать. Сара поставила чайник, и мы несколько минут поддерживали вежливый разговор, избегая темы, которая, была у всех на уме.

> Вскоре я нашел, на что можно было отвлечься. Уильям разводил прекрасных тропических птиц: лори, какаду, ару и других попугаев. Поскольку хозяин его квартиры не разрешал заводить животных, он держал их в доме родителей, где они свободно летали, не запертые в клетках. Выращенные из яйца, они были настолько ручными, что приземлялись мне на плечо, когда я садился на диван. Радужный лори напугал меня, потянувшись к моему рту, и чуть не заставил меня выронить чашку.

> «О, не обращай внимания, Джерри, — рассмеялся Уильям. Я научил его есть шоколад. Я некоторое время разжевываю шоколадную конфету, а потом высовываю язык, и он ее слизывает». Я прикрыл рот и предпочел не смотреть, какое выражение было на лице у моей жены.

> Здесь, одуревший от передозировки кофе, сигаретного дыма и выхлопов «Фольксвагена», сидя в темном бунгало с птицей на плече, оставляющей на мне свои мокрые отпечатки и пытающейся схватить меня за язык, я услышал правду о темной стороне личности Большого Гарольда. Да, Гарольд проповедовал по субботам об адском пламени и сере и писал длинные речи, полные злобы и осуждения, своим друзьям, оставшимся в Америке. Да, он восставал против падения нравственности. Но в то же самое время, из этого маленького затхлого дома он распространял порнографию. Он ввозил нелегальные иностранные публикации, вырезал фотографии и рассылал их знаменитым в Южной Африке женщинам, сопровождая их подписями типа «Вот что я хочу с тобой сделать». Одна из этих женщин, диктор программы новостей на телевидении, была напугана настолько, что обратилась в полицию. Изучив шрифт пишущей машинки, полиция вышла на Гарольда и вмешалась в это дело.

> Сарра, еле сдерживаясь, описала в деталях тот день, когда группа захвата окружила дом, загнала всех внутрь и перевернула вверх дном все шкафы и чуланы. Они обнаружили копировальную машину и пишущую машинку ее мужа. Они нашли его частную коллекцию порнографии. И они утащили его в тюрьму, в наручниках, с бейсбольной кепкой, натянутой на лицо. Всё время снаружи парковались фургоны, принадлежащие телевизионным компаниям, и над разыгравшейся сценой парил вертолет. Это событие стало гвоздем программы вечерних новостей: «Проповедник арестован полицией нравов».

> Сарра сказала, что не выходила из дома в течение четырех дней, боясь глядеть в глаза соседям. Наконец она заставила себя пойти в церковь, но там была вынуждена выдержать еще большее унижение. Гарольд был нравственным центром маленькой церкви, и остальные чувствовали себя смущенными и даже преданными, если такое могло случиться с ним...

> Позднее, в тот же день, выслушав историю во всех подробностях, я повидался с самим Гарольдом. Мы положили легкий ланч в пластиковые контейнеры и взяли с собой в тюрьму общего режима, где Гарольд встретил нас на спортивной площадке. Это была наша первая личная встреча в течение двадцати пяти лет. Мы обнялись. Ему было за шестьдесят. Он выглядел очень худым, почти лысым, лицо с запавшими глазами и нездоровым цветом скисшего молока. Мне с трудом верилось, что когда-то он был для меня Большим Гарольдом.

> Он казался привидением по сравнению с остальными заключенными, которые проводили время, занимаясь бодибилдингом и загорая. Он выглядел как человек, которого одолела тоска. Он был выставлен напоказ, вывернут наизнанку перед всем миром. Ему негде было спрятаться.

> В течение нескольких часов, которые мы провели вместе, я иногда замечал черты того Гарольда, которого я знал. Я рассказал ему о переменах, произошедших по соседству с нашим старым домом и о тех мероприятиях, которые были проведены, чтобы подготовить Атланту к Олимпийским играм 1996 года. Он просиял, когда я упомянул друзей и членов семьи. Он обращал мое внимание на различных птиц, порхавших вокруг, на экзотических южноафриканских птиц, которых я никогда раньше не видел.

> Мы ходили вокруг да около, но не говорили прямо о событиях, из-за которых он оказался в тюрьме. Он был напуган: «Я слышал, что здесь делают с извращенцами, — сказал он. Вот почему я отрастил бороду и стал носить шляпу. Это своего рода маскировка».

> Время посещения окончилось, и нас вместе с другими посетителями проводили мимо тянувшихся рядами ограждений из колючей проволоки. Я обнял Гарольда еще раз и ушел, сознавая, что вероятнее всего никогда его больше не увижу.

> Когда несколько дней спустя наш самолет покинул Южную Африку, мы с женой всё еще были в состоянии шока. Она, зная Гарольда в основном по его собственным письмам, ожидала увидеть пророка в верблюжьей шкуре, некоего Иоанна Крестителя, призывающего мир к раскаянию! Я ожидал увидеть некоторую комбинацию этого образа и того доброго человека из моего детства. Нам бы и за миллион лет было бы не угадать, что мы встретим заключенного, отбывающего свой срок.

> После нашего посещения первые несколько писем Гарольда были написаны в более смиренном тоне. Однако, когда он вышел из тюрьмы, он снова начал ожесточаться. Он снова с боем пробился в ряды своей церковной общины (они «исключили» его), купил новую печатную машинку, и стал рассылать еще больше деклараций, посвященных состоянию этого мира. Я надеялся, что такой опыт собьет с него спесь, сделает его более терпимым по отношению к другим, менее надменным и уверенным в своей нравственности. И всё же прошло несколько лет, и я больше никогда не видел в его письмах ни малейшего следа смирения.

> И что самое печальное, я никогда не замечал ни малейшего следа благодати. Большой Гарольд был хорошо подкован в области нравственности. По его мнению, мир четко подразделялся на людей непорочных и порочных. Он постоянно всё больше сужал этот круг, пока, в конечном итоге, не перестал доверять всем, кроме самого себя. Затем он перестал доверять и себе самому. Наверное, впервые в своей жизни он оказался в такой ситуации, что ему некуда было обратиться, кроме как к благодати. Однако насколько я могу судить, он так этого и не сделал. Морализм, даже давший трещину, всё равно казался ему более надежным убежищем.


Здесь вы можете оценить прочитанный выпуск рассылки.
Заранее благодарен всем, кто выразит свое мнение.

Голосование эл. почтой: нажмите на ссылку, соответствующую выбранной Вами оценке, и отправьте письмо!
(В теле письма можно оставить Ваши комментарии.
Если Вы расчитываете на ответ, не забудьте подписаться иуказать свой эл. адрес, если он отличается от адреса, с которого Вы отправляете письмо.)

? (затрудняюсь ответить)  /  0 (неинтересно - не(до)читал)  /  1 (не понравилось / не интересно)  /  2 (малоинтересно)  / 

3 (интересно)  /  4 (очень интересно)  /  (замечательно! чудесно!)  

www.messia.ru/r2/4/n05_055.htm

Архив рассылки, формы подписки —> www.messia.ru/r2/
Сайт "Христианское просвещение" —> www.messia.ru
>Форум сайта< 


Буду рад прочитать Ваши мнения о представляемых в рассылке текстах –
в письме, в icq или на форуме.

Постараюсь ответить на вопросы.


Обратите внимание, что редактор-составитель рассылки не является, как правило, автором текстов, которые в рассылке используются.
Автор текста указывается перед текстом.

Желаю всяческих успехов!  
редактор-составитель рассылки
Александр Поляков, священник*
(запасной адрес: alrpol0@gmail.com)
<= предш. выпуск серии
 
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU Каталог Христианских Ресурсов «Светильник»