> Вглядеться снова

> Мы приближаемся к Страстной неделе и к Пасхе – к самым святым, самым заветным дням для всех, кто верят в Христа или хотя бы помнят Его образ.

> Образ Христа... Доходит ли он еще до современного человека, не имеющего времени ни на что, кроме изнуряюще-ежедневной борьбы за существование? Этому человеку говорят иногда о религии, о ее взаимоотношениях с наукой, о невозможности доказать существование Бога и т.д. Но ему не говорят, что христианство – не просто религия, не просто учение о Боге, но в самом средоточии ее – образ Христа и что образ этот – человеческий. Вот парадокс христианства. Все религии всегда учили и учат о запредельном, непостижимом, недоступном Боге. Все они так или иначе старались окружить идею Бога тайной. В этом был смысл древних храмов с их непонятными церемониями, с их жрецами, отделенными от толпы высокими стенами святилищ, с их сложными посвящениями. Бог на небе, люди на земле, а между ними – система таинственных взаимоотношений, в которые посвящены лишь немногие. Но мы проповедуем религию, в корне отличную от всего этого, больше того – всему этому противоположную.

> Около двух тысячелетий назад простые, бедные рыбаки, увидев идущего к ним такого же простого, бедного Человека, последовали за Ним. То, чему Он учил и к чему призывал, было так ново и необычно, так далеко от общепринятого понимания религии, что Человека этого, не имевшего ни силы, ни власти, ни влиятельных друзей, испугались всё – и власть имущие, и священники, да и большинство рядовых людей. Он ничего не говорил о ритуалах и жертвах, правилах и законах. Он говорил только о любви и прощении, о Царстве Божием как торжестве добра, о жизни с избытком и о радости, которую никто не сможет отнять. При внимательном чтении Евангелия не перестаешь удивляться, почему Человека этого так возненавидели, что в конце концов осудили, как страшного преступника, на позорную казнь. Еще удивительнее, что учение Его, несмотря на полное одиночество, в котором Он остался в конце жизни, не только не забылось, но распространилось во всём мiре и без малого две тысячи лет всё так же владеет сердцами миллионов.

> Мы живем в эпоху новой и неслыханной по масштабам попытки уничтожить, вытравить из сознания и памяти людской этот образ. Казалось бы, за долгую и так часто кровавую свою историю человечество смогло дорасти до простейшего принципа религиозной свободы. Почему же снова люди, с виду нормальные и знающие, задались безумной попыткой уничтожить то, чего никому до сих пор уничтожить не удавалось? Ответ может быть только один: они ненавидят сам образ Христа, и ненавидят потому, что Он лишает их власти над человеческими душами. Если Христос хоть в чём-то прав, тогда они неправы во всём, чему учат. Поэтому нужно убрать Христа из человеческой истории, нужно представить Его учение в виде карикатуры, а его последователей – в виде преступников.

> Но что же вызывает в них, властителях этого мiра, такую страшную ненависть к Христу? Над этим стоит задуматься, потому что никогда, наверное, не были мы так близки к окончательному выбору, от которого зависит судьба всего человечества. Ибо выбор у нас только один, как ни странно это звучит для громадного большинства: между религиозным и внерелигиозным подходом к человеку. Иными словами, речь не столько о том, каково место религии в жизни человека, сколько о религиозном понимании его природы и назначения. А религия, точнее, христианство понимает человека, во-первых, как личность и, во-вторых, как личность, имеющую вечную ценность и вечную судьбу.

> Христос повсюду в Евангелии говорит о человеке как о ценности, превышающей всё в мiре. Это и вызывает такой испуг и такую ненависть у всех, стремящихся к неограниченной власти над людьми, ибо внерелигиозное понимание человека видит в нём лишь часть целого, безраздельно этому целому подчиненную. А добиться, чтобы человек только такой частью себя и ощущал, можно при условии, что он не имеет ценности вечной и абсолютной. Если есть Бог – тот Бог, о котором учил Сам Христос, тогда есть и человек как личность. Если этого Бога нет, то нет и человека как не сводимой ни к чему в мiре личности. Но в зависимости от того или иного восприятия человека люди и будут строить мiр, либо постоянно принося личность в жертву целому, либо видя назначение целого в том, чтобы каждая личность раскрылась в своей неповторимой ценности.

> Вне религиозного понимания человека защищать личность рано или поздно станет невозможно – вот что важно понять и чего столь многие, даже благонамеренные и свободолюбивые люди до сих пор не понимают. Нельзя верить в то, что человек – случайный пузырек на поверхности мирового океана, и одновременно в то, что у него есть какие-то «неотъемлемые права». Ни пузырек, ни колесико, ни винтик прав не имеют. Имея лишь некую функцию, они по исполнении ее исчезают. Именно к такому пониманию человека мы приблизились вплотную, и пора понять, что отсюда же – гонения на Христа и ложь о Нём. Ибо все, кому неугодна свободная личность, знают: если увидят люди образ Христа, если услышат Его слова, то ничто и никогда не сможет до конца их поработить. Этой-то внутренней, духовной свободы и боятся больше всего идеологи муравейника.

> И потому в дни, к которым мы приближаемся, так важно снова вглядеться в образ Христа!

 

> «Чертог Твой»

> Я говорил о раскаянии и спрашивал: «Но откуда берется, как совершается оно? Как, когда доходит до нашего сердца, до нашего сознания голос пробудившейся совести?»

> Ответ на этот вопрос лучше всего, пожалуй, начать словами песнопения, которым вскоре откроет Церковь Страстную неделю, вплотную приближая нас к Пасхе. В первые дни этой недели, которые на языке Церкви называются святыми и великими, слышим мы, как некий лейтмотив, каждый вечер: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь. Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя»³⁷. Чертог украшенный... Через всё Священное Писание проходит этот образ извечно приготовленного пира в украшенном дворце, сияющем всем светом, всей радостью, всей бесконечной красотой Божественной любви. Это образ встречи, примирения, совершенного воссоединения в любви, это торжество и победа Царства Божия. И вот всё это перед моим внутренним взором, всё это видит и созерцает моя душа. И, видя, созерцая это, к великому горю своему узнаёт, что нет у нее одежды в чертог тот войти, в божественном пире том участвовать.

> Но это же песнопение, которое начинается с видения украшенного чертога и вобрало в себя вздох души, сознающей свое ничтожество, и ее мольбу о спасении, объясняет и то, каким образом приходит и воцаряется в нас раскаяние. Только видя то, чего мы лишены, узнаём мы о своем лишении. Слепорожденный не знает света, но ослепший, тот, кто некогда видел над собой голубое небо и солнце, уже не забудет о нём. И тот, кто живет в лачуге и никогда не видел прекрасных светлых дворцов, не знает, что живет в грязи и потемках. Но вот увидели мы, вот узнали. Увидели ослепительный свет, узнали красоту добра, почувствовали благоухание истины, и вся наша жизнь перед нами во всём своем убожестве, и плачет сердце, и это есть раскаяние. Для нас, христиан, этот чертог украшенный, этот всепроникающий свет, эта красота добра и истины вошли в мiр с Христом.

> Многие из нас с детства слышали о Христе, знают чуть ли не наизусть Евангелие. Но невозможно привыкнуть к Христу, ибо, придя в мiр почти две тысячи лет назад, Он снова и снова приходит к нам, дает видеть Себя, чтобы радостью и раскаянием содрогнулась душа, чтобы зазвучали и никогда уже не смолкали в мiре слова о чертоге украшенном. Вот подлинное раскаяние от встречи с Богом! Не от знакомства с отвлеченной идеей Вседержителя, с книжной истиной о Нём, а от явления Его в образе единственного на земле Человека, вся жизнь Которого – сплошной свет, сплошная любовь, сплошное добро. И только затем, чтобы не погас этот свет, не исчезла в мiре эта любовь, не скрылось это добро, только затем, чтобы всегда слышался этот к каждому из нас обращенный призыв: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3:2), – только для этого существует в мiре Церковь и все ее установления. Или еще проще: для того и существует она, чтобы могли мы видеть чертог украшенный и желать его и всякий раз заново узнавать, что, несмотря на всю глубину нашего падения, всегда возможно пробуждение души.

> Вот приближаемся мы к святым и великим дням Страстной недели. Уже прозвучали в церкви слова Христа: Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание и распятие; и в третий день воскреснет (Мф. 20:18–19). Через несколько дней нам надлежит снова стать свидетелями события, перед которым меркнет всё в человеческой истории, – отвержения Того, Кто пришел открыть и даровать людям украшенный чертог Божественной любви, т.е. Самого Себя. И не только «древние и прекрасные обряды» призваны мы совершать в эти дни, но и понять всей силой души и сердца, что совершившееся тогда, в те далекие от нас времена, совершается всегда, что именно тогда вошел в мiр и навсегда в нём остался суд над нашей жизнью и нашей совестью. «Все вы оставите Меня» (ср.: Ин. 16:32). Это сказано не только тогда, не только тем одиннадцати ученикам – это сказано и всегда говорится мне и моей совести. Как и другое: «Неужели не могли вы пободрствовать со Мною?» (ср.: Мф. 26:40) И как страшная правда обо всех нас падают слова: Тогда все... оставив Его, бежали (Мф. 26:56).

> И вот страдает и мучается на кресте распятая Любовь, но не перестает быть Любовью. И когда доходит до меня правда всего, что совершилось тогда; когда снова узнаёт душа, что это для меня открыт чертог украшенный той единственной Жизни, что ко Мне обращены слова: «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдете» (ср.: Ин. 14:15), то что же остается мне, как не пасть ниц, как не каяться в растраченной попусту жизни и молить: «Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя».

> Се, мы восходим в Иерусалим... О, если бы услышал каждый из нас это «мы»; если бы могли мы понять свою включенность в это восхождение к Кресту и к Гробу, к Пасхе и к торжеству Жизни; если бы могла душа наша пробиться сквозь суету и низость жизни, увидеть этот свет, услышать этот призыв и захотеть отозваться на него! Так начинается раскаяние, так наступает воскресение нашей совести.