> Наше восхождение

> Вот начинает приближаться к нам светлый, победный праздник Воскресения Христова, или, лучше сказать, мы сами начинаем приближаться, подниматься, восходить к этой лучезарной вершине всей нашей веры. Наступает и для нас, как когда-то для учеников Христовых, время услышать слова Его: Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам... и убьют Его; и в третий день воскреснет (Мк. 10:33–34). Какими непонятными и страшными показались, должно быть, эти слова тем, кто услышали их впервые. Ведь, казалось бы, всё шло так хорошо, благополучно. За Учителем следовали толпы народа, теснившиеся вокруг люди прославляли Его за чудеса, искали помощи, утешения, исцеления. Новая проповедь имела такой успех, что толпа хотела провозгласить Иисуса царем, и Ему пришлось скрыться.

> Да, конечно, были и ненавидевшие Христа из зависти к этому успеху, спорившие с Ним из желания Его развенчать, но народ шел за Учителем. Даже подосланные врагами провокаторы, которым приказано было поймать Его на слове, чтобы состряпать «дело», по возвращении к пославшим свидетельствовали: Никогда человек не говорил так, как этот Человек Даже ненавистники Христа говорили: Видите ли, что не успеваете ничего? весь мiр идет за Ним (Ин. 12:19). И вдруг – эти непонятные слова о предательстве и смерти, и еще более непонятные – о воскресении в третий день.

> «Но если так, – думали, должно быть, ученики, – то зачем идти в Иерусалим навстречу этому предательству и смерти?» И тот же вопрос ставит перед нами каждый год Великим постом сама Церковь. Призывая нас в первые великопостные дни и недели сосредоточить внимание на себе самих, очистить душу и совесть, Церковь делает это затем, чтобы мы просветленным внутренним взором могли увидеть то, что извечно составляет сердцевину христианской веры – крестные страдания, смерть и воскресение Господа.

> Ибо мы, как ни страшно сказать, привыкли к этим событиям, как привыкаем, в сущности, ко всему на свете. Нет у человека более страшного, более опасного свойства, чем привычка. За две тысячи лет христиане привыкли даже к этой самой непостижимой вести, к тому, что средоточие их веры – Крест Христов, против которого направлена вся злоба, вся ненависть мiра cего. И вот весть эта, как и всё остальное в нашей жизни, стала обычной и сама обросла «обычаями». Каждый год на несколько часов, в лучшем случае на несколько дней, вспыхивает она пасхальной радостью, но проходят дни – и меркнет радость, и возвращается жизнь в обыденную колею. Снова миновала и снова вернется Пасха, как проходит и возвращается всё в привычном круговороте дней.

> Но в эти последние предпасхальные недели Церковь призывает нас духовно «отвыкнуть», возвыситься над привычным и содрогнуться от слов Христа: Вот, мы восходим в Иерусалим, услышать их словно впервые, подобно ученикам, следовавшим за Наставником по дороге в Святой Город. И пусть с этими словами войдут к нам в душу два вечно неизбывных и ключевых для нашей веры вопроса.

> Вопрос первый: почему хочет этого восхождения в Иерусалим Сам Христос, зная, что там ожидают Его предательство и смерть, почему идет Он навстречу роковому Своему часу, говоря: На сей час Я и пришел (Ин. 12:27)? Ибо скоро, вот уже через несколько дней, услышим мы за богослужением слова: «Грядый Господь на вольную страсть...»³⁸

> Вопрос второй: почему в этот страшный час предала, бросила Христа толпа, что с таким энтузиазмом следовала за Ним, и не только бросила, но и с такой готовностью перешла на сторону Его врагов, так быстро возненавидела Его? Почему оставили Христа ученики, в том числе самые близкие, Им Самим избранные, на себе испытавшие Его любовь? Ибо скоро услышим и эти страшные слова: Тогда все... оставив Его, бежали (Мф. 26:56).

> Невозможно называться христианами, не обратив эти вопросы к себе, не сделав их вопросами о нашей вере и нашей жизни. Мы вступаем в святые дни ежегодного воспоминания о том, что произошло тогда в Иерусалиме и происходит сейчас в жизни каждого христианина, в жизни всего мiра. И в службах, в богослужебных воспомина-ниях этих дней – ответ на оба вопроса. Пусть поможет Бог каждому из нас хоть краешком души расслышать его!

 

> От Крестопоклонной к Страстной

> После воскресенья, которое Церковь называет Крестопоклонным, что-то меняется в атмосфере Великого поста, и начинается наше всё еще медленное, но теперь такое явственное приближение к Пасхе. Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет в руки человек грешных; и убьют Его, и в третий день воскреснет (ср.: Мф. 20:18; Мк. 10:33; Лк. 18:31,33). Каждый год эти слова Христа снова ударяют в наше сердце и снова заставляют задуматься над последним смыслом, последним содержанием нашей веры.

> Как случилось, что мы верим, веками верим в божественный, единственно решающий смысл этого не сравнимого ни с чем события? Как случилось, что никем в ту далекую от нас эпоху не замеченная религиозная драма, жертвой которой стал бездомный и нищий Учитель, вошла навеки в сердце и память людей, вызвала неслыханный духовный подъем, который, то усиливаясь, то ослабевая, продолжается и сейчас, несмотря на все перемены, революции, войны, «прогресс» и т.д.? Вот вопросы, которые каждый год возникают или должны возникнуть в нашем сознании, когда мы слышим эти слова: Вот, мы восходим в Иерусалим.

> И словно что-то снова в нас обрывается, и начинает расти на горизонте нашей души тень Креста и Голгофы, предсмертного одиночества, яростной злобы и светлого прощения. Быть может, одна из самых страшных духовных опасностей есть привычка. Привычка – это то, что ни в чём не позволяет увидеть главное, существенное. Привычка – это как бы пыль души, густым слоем покрывающая и скрадывающая очертания предмета. Мы привыкаем к радости и горю, к важному и пустякам. Привыкаем, и ослабевает радость, притупляется горе, важное становится пустяком, а пустяк важным. Так и с христианством, так и с рассказом о Кресте и смерти, о Человеке, Которого предали и распяли, но про Которого тут же сказано, что Он ни единого зла не сотворил (Лк. 23:41).

> Но каждый раз, когда так усиливается привычка, что мы попросту забываем, во что верили, и веру свою носим как старое, привычное платье, приходит шок, удар, встряска, и всё это для того, чтобы мы отвыкли, чтобы взглянули на свою веру, а с нею вместе и на себя, на свою жизнь, на весь мир так, как если бы увидели их впервые. Таким шоком в жизни каждого христианина бывает Великий пост, в жизни же всего христианства, всей Церкви – отход от нее части человечества, восстание против нее атеизма, провозглашение ее учения антинаучным заблуждением, суеверием. Если Великий пост должен снять с нашей веры налет привычки, самодовольства, духовного минимализма, то отступничество бывших христиан, отречение от Христа части человечества волей-неволей заставляет тех, кто остались верными, поглубже заглянуть в свою веру и задуматься, почему ни всеобщее отступление, ни «развенчание», ни гонение не в силах ее разрушить и уничтожить.

> С этой точки зрения и пост, и гонение, и наше отступничество, и наше раскаяние в равной мере ставят нас лицом к лицу с Крестом, Голгофой, распятием, ибо именно тут, и нигде более, – самая сердцевина и вся уникальность христианской веры. Вот, мы восходим в Иерусалим... Но ведь для огромного большинства тогдашних людей малая горстка учеников, следовавших в страхе и сомнении за их странным Учителем в Иерусалим по полям и холмам Галилеи, оставалась совершенно чуждой. Мир занят был, как и теперь, своей суетой, своими заботами, ему не было никакого дела до Путника, толковавшего о Царстве Божием и утверждавшего, что ради него нужно перевернуть всю жизнь. Когда же этот странный Учитель и его учение оказались поперек пути у всех, препятствуя «нормальному» течению жизни, Его попросту убрали, как ненужную помеху.

> Но вот оказалось, что «убрать» нельзя! В своей повседневности мы вольно или невольно стремимся забыть трудное и мучительное для нас учение о Царстве Божием, либо выбрасывая его из жизни, либо рефлексируя на него привычкой, ведь привычное не мешает. Но и тут оказывается, что ни привыкнуть, ни забыть нельзя. Вот снова и снова восходим мы в Иерусалим, чтобы стать свидетелями, очевидцами, почти участниками тех событий. Еще несколько дней, и Христос будет плакать у могилы друга Своего Лазаря, и горе всех расставаний, неизбывная печаль человеческой жизни как сплошного раздрания, сплошной разлуки будет плакать в этих слезах. А затем мы услышим тот самый гул, те самые крики, что раздались так давно на улицах Иерусалима, когда на один час потрясеся весь град (Мф. 21:10) и воцарился в нём кроткий и милосердный Царь, сидящий на послушном животном, но перед лицом Которого вся слава, вся мощь, вся помпа земных властей померкли навеки. И затем погрузимся в печальную тьму и тишину Страстной седмицы, будем стоять у Креста вместе с Матерью Распятого, слышать насмешки толпы, видеть предательство Пилата, страх учеников, незабываемое торжество злобы, пошлости, трусости и предательства.

> Как можно ко всему этому привыкнуть? А с другой стороны, как и куда от всего этого уйти ради «производственных достижений» и прыжка на Луну, ради маленькой земной славы и скоротечного земного успеха? И остается стоять у этого Креста, у этого Гроба всю длинную-длинную ночь, ждать первых лучей солнца, а потом снова и снова узнавать, что на этом Кресте, в этой смерти рождалась победа, торжествовала жизнь, нарастала Пасха и с нею та радость, которую никто никогда у нас не отнимет.