> Земля любви

> Если бы мы <действительно> перестали тешить себя иллюзиями насчёт того, что <они> могут нам дать <или чего лишить, мы были бы начеку>. Но расставаться с иллюзиями мы не желаем; последствия же этого воистину ужасны. Мы теряем способность любить. Тот, кто хочет любить, должен заново учиться видеть. А для того, чтобы видеть, необходимо отказаться от наркотиков. Это просто как дважды два четыре. Разделайтесь со своей зависимостью. Порвите связующие вас с обществом узы — они опутали вас с ног до головы, они душат вас. Внешне всё останется на своих местах. Просто ваше пребывание вне мира закончится — вы будете жить в подлинном мире. В вашем сердце воцарится свобода, а от наркотической зависимости не останется и следа. Вам не нужно удаляться в пустыню; вы живёте среди людей и от общения с ними получаете колоссальное удовольствие. Но теперь они не властны над вашим счастьем. Вот что значит <уединение>. В <одиночестве> {aloneness/solitude — букв. "одиночество" / "одиночество, уединение, уединенность". В.Ковальчук передает как "самодостаточность"/"уединение". – Пр.р.р.} подобного рода нет места зависимости. Оно порождает способность любить. Вы перестанете относиться к другому человеку как к средству удовлетворения своих потребностей. Только тот, кто пробовал покончить с зависимостью, знает, как поначалу бывает страшно. Словно сам себе предлагаешь умереть. Словно просишь несчастного наркомана отказаться от единственной доступной ему радости. Разве можно заменить её вкусом хлеба и фруктов, утренним ветерком, сладостью ключевой воды и горным ручьём? Это невозможно, пока наркоман борется со своей ломкой, с внутренней пустотой, заполнить которую может только наркотик. Вы можете представить свою жизнь без радости или хотя бы удовольствия от похвалы окружающих, без того, чтобы в минуту грусти опереться на чьё-нибудь плечо? Представьте, что эмоционально вы ни от кого не зависите — значит, никто больше не властен над вашим счастьем и вашим несчастьем. Вы отказываетесь нуждаться в ком-либо, отказываетесь быть чьим-то избранником и называть кого-то своей собственностью. У птиц есть гнёзда, у <лис> — норы, но вам негде будет приклонить голову. Если вам удастся достичь подобного состояния, вы обнаружите, что ваше зрение ничем не замутнено, ваши глаза не затуманены ни страхом, ни желанием. Каждое слово на вес золота. Наконец-то ваш взор ясен и чист, страх и желания больше не затуманивают его. Вы поймёте, что значит любить. Но чтобы ступить на землю любви, необходимо пережить му́ки смерти: любить людей — значит перестать в них нуждаться; любить людей — значит быть одному.

> Как добраться до этой земли? С помощью неусыпного осознания, безграничного терпения и сострадания к наркоманам. Надо развивать в себе хороший вкус, создавая тем самым надёжный противовес наркотикам. Вкус к чему? К любимой работе, которую вы выполняете, потому что она вам нравится; к смеху, <к близким отношеням с людьми, за которых вы не цепляетесь и от которых не зависите эмоционально, но чьим обществом просто наслаждаетесь>. Хорошо, если вы с головой окунётесь в какое-нибудь занятие, — окунётесь так, что успех, признание и одобрение окружающих не будут значить для вас ровным счётом ничего. Также неплохо было бы вернуться к природе. Забудьте о толпах народа, поезжайте в горы и тихо побеседуйте с деревьями, цветами, птицами и животными, с морем и облаками, небом и звёздами. Я уже <рассказывал, какая это прекрасная духовная практика — пристальное вглядывание в окружающий мир, осознавание> окружающей действительности. Надо надеяться, слова́ покинут вас, вы перестанете мыслить понятиями; вы всё увидите, вы прикоснётесь к действительности. Это хорошее лекарство от одиночества. Как правило, мы ищем такое лекарство среди шума в стае себе подобных, хотим попасть в эмоциональную зависимость от кого-нибудь. Но это не лекарство. Вернитесь к действительности, к природе, подними́тесь в горы. Вы поймёте, что очутились в безбрежной пустыне одиночества, и рядом нет никого, совершенно никого.

> Поначалу вам будет не по себе. Вы не привыкли к уединению. Но сто́ит немного потерпеть — и пустыня внезапно зацветёт любовью, а сердце <запоет>. Наступит вечная весна. Наркотики исчезнут, вы станете свободным человеком. Вы поймёте, что такое свобода, любовь, счастье, действительность, истина, Бог. Ваш взгляд проникнет за пределы понятий, программ, привычек и привязанностей. Есть во всём этом смысл?

> Позвольте мне завершить <чудесной> историей. Однажды кто-то из людей научился добывать огонь. Он взял свои инструменты и отправился на север, где было холодно, холодно до дрожи. Он научил тамошних жителей разводить костёр. Люди очень заинтересовались новшеством. <Он> поведал им, какие выгоды можно извлечь из огня: на огне можно готовить пищу, около костра можно обогреваться... Северяне были очень признательны чужеземцу; они переняли у него искусство разведения огня. Но прежде, чем они успели поблагодарить своего учителя, тот внезапно исчез. Он не ждал благодарности и признательности — его заботило лишь благополучие этих людей. Он пришёл к другому племени и тоже стал проповедовать выгоды своего изобретения. Люди этого племени тоже заинтересовались огнём, причём заинтересовались так  сильно, что их священники утратили покой: они видели, что всё внимание племени приковано не к ним, а к <чужаку>. И <они> решили избавиться от конкурента. Они отравили его, распяли — можете подставить сюда любое слово. Понимая, что народ может восстать против них, священнослужители проявили чудеса хитрости и лукавства. Знаете, что они сделали? Они нарисовали портрет изобретателя огня и водрузили его в храме на алтарь. Инструменты для разжигания огня они положили перед портретом и научили людей поклоняться картине и благоговеть перед инструментами — эти инструменты столетиями бережно хранятся в храме. <Почитание и поклонение продолжались>, но огонь людям так и остался недоступен.

> Где огонь? Где любовь? Где вырванные с корнем из вашего нутра наркотики? Где свобода? Всё это и есть духовность. Наша трагедия в том, что мы теряем духовность. Разве нет? Вот сущность Христа. <А мы всё повторяем «Господи, Господи», забывая о самом главном.> Где огонь? Если поклонение не высекает в душах огня, если <поклонение> не порождает любви, литургия не проясняет восприятие действительности, а Бог не даёт жизни, то, что́ может дать людям такая религия, кроме разобщённости, <.> фанатизма и противостояния? Мир страдает не от нехватки религиозности в привычном смысле этого слова — мир страдает от нехватки любви, от дефицита осознания. Любовь порождается осознанностью — и только ею, только ею. Сто́ит вам осознать препятствия, воздвигаемые вами же на пути свободы, счастья и любви, — и они тотчас рухнут. Впустите в себя свет осознания — и темнота исчезнет. Счастье — это не то, чего можно добиться; любовь порождаете не вы. У вас не может быть любви — это вы можете быть у любви. У вас ведь нет ветра, звёзд, нет дождя. Вы не владеете всем этим; вы <подчиняетесь им>. Подобная капитуляция возможна лишь тогда, когда вы осозна́ете свои иллюзии, осозна́ете свои привычки, желания и страхи. Как я уже говорил, озарение — великая вещь. Озарение — но ни в коем случае не анализ. Анализ — это паралич. Озарение не обязательно должно поддаваться анализу. Один из великих американских психотерапевтов отлично сказал: «Засчитываются только крики «Эврика!». Холодный анализ абсолютно бесполезен; он даёт лишь информацию». Но если вы мысленно восклицаете «Эврика!» — это уже озарение. Это перемена. Очень важно также осознать, <в чём заключается ваша зависимость>. Для этого нужно время. Увы, сколько времени тратят люди на поклонение, <песнопения и прославление> — а ведь его можно было употребить на познание самого себя. <Совместное участие в литургии не приводит к единению>. В глубине души́ вы, так же как и я, уверены, что подобными литургиями можно лишь замаскировать <разногласия>. <Единение создается только в процессе понимания сущности препятствий, что стоя́т на пути к нему, и конфликтов, порожденных страхами и желаниями. Вот так когда возникает настоящее единение. Надо остерегаться того>, чтобы поклонение чему-то или кому-то не стало очередным отвлекающим фактором от <важного дела> — от жизни.

> Жить не значит <работать на правительство>, быть крупным предпринимателем или великим филантропом. Всё это не обязательно будет жизнью. Жить — значит избавиться от всех препятствий и по-детски наслаждаться каждым мигом земного существования. Птицы небесные ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы — вот жизнь. Я начал с утверждения, что люди спят, люди мертвы. Мертвецы, <заседающие в парламенте, мертвецы, занимающиеся бизнесом, мертвецы обучаюшие мертвецов, возвращайтесь к жизни>! Поклонение Богу должно <способствовать этому, иначе оно бесполезно>. Мы всё безнадёжнее — вы тоже думали об этом — теряем молодёжь. Они ненавидят нас; <им не нужна очередная порция страха и  вины, которые возлагаем на них>. Проповеди и нравоучения им больше не интересны. Но о любви им узнавать интересно. Как стать счастливым? Как жить? Как испытать всё то чудесное, о чём говорили мистики? Понимание — вторая важная вещь. В-третьих, не надо себя ни с чем отождествлять.

> Сегодня кто-то задал мне вопрос: «Бывает ли у вас плохое настроение?» Ну конечно, бывает. У меня случаются приступы депрессии. Но они длятся очень недолго. Честное слово. Что я для этого делаю? Во-первых, я не отождествляю себя с этими приступами. Если меня охватывает отчаяние, то вместо того, чтобы напрячься и разозлиться на себя, я осознаю́ своё отчаяние, разочарованность или что-то иное. Во-вторых, я признаю́, что очаг этого чувства — во мне самом, а не в другом человеке — не в том, от кого я не получил письма́, например; испытываемое мной чувство — объект не внешнего, а внутреннего мира. Пока я тешу себя мыслью, что обида или разочарование пришли ко мне откуда-то извне, я чувствую себя вправе цепляться за негативные эмоции. Не думаю, что все люди подвержены подобным переживаниям: за обиду или разочарование может цепляться только глупец, только спящий. В-третьих, я не отождествляю себя со своими эмоциями. Я и мои чувства — далеко не одно и то же. Я не одинок. Я не расстроен и не разочарован. Разочарование посетило вас, и вы за ним наблюдаете. Вы бы удивились, если бы узнали, как быстро оно проходит. То, что стало доступно осознанию, не может не измениться, <как облака́, плывущие> по небу. Когда вы осозна́ете происходящее с вами, вам откроются и причины зарождения плывущих по небу облаков.

> <У меня есть прекрасная цитата, которую я хотел бы начертать золотом, из книги А.С.Нилла «Саммерхилл».> Немного истории. Вероятно, вы знаете, что педагогический стаж <Нилла> составляет ни много ни мало сорок лет. Основанная им школа несколько отличается от стандартных учебных заведений. Он набирал группу ребятишек и ничем не стеснял их свободу. Если кто-то хотел научиться читать и писать, — отлично, он обучал ребёнка грамоте, если же малыш такого желания не испытывал — это тоже было отлично. Вы могли делать со своей жизнью всё что угодно при условии, что ваши действия никак не ущемляют свободу другого человека. Не мешайте ближнему быть свободным — всё остальное — ваше личное дело. <Нилл> говорил, что самые трудные его воспитанники оказались выходцами из монастырских школ. Конечно, всё это происходило очень давно. По словам автора «Саммерхилл», прошло полгода, прежде чем эти ученики смогли избавиться от подавляемых в течение долгого времени гнева и обиды. Шесть месяцев они бунтовали, пытаясь изменить заведённые в школе порядки. Немало хлопот доставила одна девушка, пристрастившаяся ездить на велосипеде в город, — она убегала от класса, от школы, от всего на свете. Однако в один прекрасный день они перестали бунтовать и проявили желание учиться; дошло даже до того, что однажды они возмутились: «А почему это мы сегодня не учимся?» Но посещали они только те <уроки>, которые были им интересны. Они изменились. На первых порах родители опасались отдавать детей в подобную школу. «Вы выступаете против всякой дисциплины. Как же вы сможете чему-то научить детей? — удивлялись они. — Ребёнка ведь необходимо учить и наставлять». В чём же секрет успеха этой школы? <Нилл> занялся самыми трудными детьми, теми, на кого окружающие махнули рукой; через шесть месяцев всех этих подростков было невозможно узнать. Послушайте, что <Нилл> говорит, — это ошеломляющие, святые слова: «В каждом ребёнке живёт бог. Наши попытки втиснуть малыша в общепринятые рамки {"to mold the child", перевод-2022: "«сформировать личность» ребенка". – Пр.р.р.} делают из бога <дьявола>. В мою школу записываются маленькие дьяволята — они ненавидят весь мир, они стремятся разрушать, они грубы, лживы, вороваты и раздражительны. Через шесть месяцев это уже здоровые и счастливые дети, не совершающие ничего дурного». Эти удивительные слова принадлежат человеку, чью школу регулярно инспектирует Британское министерство образования, посещают директора школ, а также все те, кто берёт на себя труд до неё добраться. Поразительно. Такой был у него дар. И это невозможно запланировать — нужно от рождения обладать определёнными душевными качествами. На лекциях для директоров школ он говорил: «Приезжайте в Саммерхилл — вы увидите, что ветви фруктовых деревьев прогибаются от зрелых плодов, которые никто не обрывает. Ни у кого не возникает желания посягнуть на частную собственность. Детей хорошо кормят, и в их душах нет ни гнева, ни обиды. Приезжайте в Саммерхилл — вы не найдёте там ни одного ребёнка с физическими недостатками, у которого была бы кличка (всем известна жестокость детей к заикам). В Саммерхилле вы никогда не услышите дразнилок в адрес заик. В наших детях нет жестокости, поскольку они не видят проявлений жестокости по отношению к себе». Прислушайтесь к священным словам откровения. Такие люди живут среди нас. Что бы там ни твердили учёные, священники и богословы, есть и были на земле люди, которые чурались распрей, зависти, злобы, войн и вражды! Они живут и до недавнего времени жили в моей стране — грустно говорить об этом в прошедшем времени. Некоторые мои друзья-иезуиты жили и работали среди таких людей, которые, как уверяли мои друзья, просто неспособны были украсть или солгать. Одна монахиня рассказывала, что в тех северо-восточных индийских племенах, где она работала, люди никогда не запирали дом на ключ. О воровстве и лжи там даже не слышали; так продолжалось до тех пор, пока племя не узнало миссионеров и индийских чиновников.

> В каждом ребёнке живёт бог. Наши попытки втиснуть малыша в общепринятые рамки делают из бога дьявола.

> В <чудесном фильме итальянского режиссёра Федерико Феллини «8½»> есть такой эпизод: брат-наставник сопровождает группу мальчиков 8–10 лет, направляющуюся на пикник или экскурсию. Они идут по взморью; учитель с тремя-четырьмя воспитанниками замыкает процессию. Им встречается женщина средних лет — проститутка. «Привет», — говорят ей школьники. «Привет», — отвечает она. «Кто ты?» «Проститутка», — отвечает она. Мальчики весьма туманно представляли значение этого слова. Один из учеников, немного более эрудированный, чем остальные, сказал: «Проститутка — это женщина, которая может кое-что сделать за деньги». «Она и  нас послушает, если ей заплатить?» — спросили его товарищи. «Послушает, почему бы и нет?» — ответил школьник. Тогда они вручили незнакомке имевшиеся у них деньги: «А вы сделаете кое-что за эти деньги?» «Конечно, детки. Чего бы вам хотелось?» Единственное, на что у ребят хватило фантазии, — это предложить женщине раздеться. Она разделась. Мальчики принялись рассматривать её тело: им никогда ещё не доводилось видеть обнажённую женщину. Так и не придумав, какое ещё желание загадать, они спрашивают: «А вы могли бы нам станцевать?» «Конечно!», — отвечает женщина. Ребята становятся в круг, поют и хлопают в ладоши, женщина танцует — все смеются от радости. Монах всё это видит. Он спускается к морю, кричит на женщину и заставляет её одеться. Звучит голос за кадром: «В этот миг были осквернены дотоле чистые и прекрасные детские души». {"Очевидно, автор смотрел фильм давно и основательно подзабыл его" — отмечают редакторы в новом (2022 г.) перевода книги. – Пр.р.р.}

> Трудности подобного рода нередки. Я знаю одного индийского миссионера-иезуита, настроенного весьма консервативно. Как-то раз он пришёл на мой семинар. Два дня, на протяжении которых я развивал эту тему, он тяжко страдал. Вечером второго дня он подошёл ко мне и сказал: «Тони, невозможно описать, как я мучаюсь, слушая тебя». «Что тебя мучит, Стэн?» — спросил я. «Ты заставил меня вспомнить о вопросе, о котором я вот уже двадцать лет стараюсь не думать. Это страшный вопрос. Он встаёт передо мной снова и снова: А не осквернил ли я ду́ши тех, кого обратил в христианство?» Тот иезуит совсем не походил на ваших либералов, это был ортодоксальный, благочестивый, набожный и консервативно настроенный христианин. И вот он почувствовал, что причинил вред счастливым, простым, бесхитростным и полным любви людям, сделав их христианами.

> Когда американские миссионеры и их жёны впервые высадились на островах Южного полушария, они пришли в ужас от того, что местные женщины приходили в церковь обнажённые до пояса. Жёны миссионеров настояли на необходимости более скромной одежды; миссионеры снабдили туземок сорочками. В следующее воскресенье женщины действительно надели сорочки, однако в каждой рубашке они проделали по два больших отверстия — для вентиляции и большего удобства. Женщины были правы, чего нельзя сказать о миссионерах.

> Вернёмся к <Ниллу>. Он пишет: «Я не гений. Я просто человек, отказывающийся управлять детьми». Но как же тогда быть с первородным грехом? По мнению <Нилла>, в каждом ребёнке живёт бог; наши попытки сформировать характер маленького человека {"our attempts to mold him", перевод-2022: "попытки его «исправить»". – Пр.р.р.} превращают бога в дьявола. Бог помогает ребёнку сформировать шкалу ценностей — и эти ценности неизменно добрые и неэгоистичные. Как вам такая мысль? Когда ребёнок чувствует, что вы его лю́бите (то есть когда ребёнок чувствует, что вы на его стороне), всё складывается отлично. Никакого насилия над своей личностью ребёнок больше не ощущает. Никакого страха, никакого насилия. Он начинает относиться к окружающим так, как относятся к нему. Обязательно прочтите книгу А.С.<Нилла>. Это воистину святая книга. Читайте её; она перевернула мою жизнь и изменила моё отношение к людям. Я стал видеть чудеса. Я увидел чуть ли не врождённое недовольство собой и окружающим меня миром, увидел сравнения, соперничество и многое другое. Вы можете возразить: если бы меня не подталкивали, я бы не стал тем, кем стал. Но нуждался ли я в тех толчках со стороны? Да и кто захочет оказаться на моем месте? Я бы хотел быть счастливым, хотел бы стать святым; я хочу любить, хочу жить в мире, хочу быть свободным, хочу быть человеком.

> Вы знаете, что провоцирует людей на войны? Выплеснувшееся наружу внутреннее противоречие. Покажите мне человека, у которого нет внутреннего конфликта, и я покажу вам того, в ком нет жестокости. В этом человеке может происходить плодотворная, даже напряжённая внутренняя работа, но ненависти в нём не будет ни капли. Его действия — это действия хирурга на операции; его поступки — это поступки любящего учи́теля по отношению к умственно отсталому ребёнку. Он никого не обвиняет; он понимает; он активно работает. Если же действия человека продиктованы ненавистью и слепой жестокостью, он тем более ошибается. Он пытается погасить пламя огнём, пытается водой остановить наводнение. Повторю слова <Нилла>: «В каждом ребёнке живёт бог. Наши попытки сформировать характер маленького человека превращают Бога в сатану. В мою школу записываются маленькие дьяволята — они ненавидят весь мир, они стремятся разрушать, они грубы, лживы, вороваты и раздражительны. Через шесть месяцев это уже здоровые и счастливые дети, не совершающие ничего дурного. И я совсем не гений. Я просто человек, отказывающийся управлять детьми. Я не мешаю им формировать свою шкалу ценностей — эти ценности неизменно оказываются добрыми и неэгоистичными. Религия может как исправить, так и испортить человека; религия же, известная под именем свобода, делает добрыми абсолютно всех: она устраняет внутренний конфликт <[это я взял на себя смелость добавить слово «внутренний»]>, превращающий человека в дьявола».

> Что вы чувствуете, когда соприкасаетесь с миром природы или увлечённо работаете? Когда тепло и просто беседуете с тем, чьё общество, искренность и близость доставляют вам невероятное наслаждение, хоть вы и не цепляетесь за этого человека мёртвой хваткой? Что вы чувствуете? Сопоставьте эти ощущения с теми, что возникают у вас при победе в споре или на соревнованиях, сравните их с эйфорией от свалившейся как снег на голову популярности, от звучащих в ваш адрес аплодисментов. Последние я называю мирскими чувствами; первые же — чувствами души. Очень многие приобретают весь мир, а ду́шу свою теряют. Очень многие живут пусто и бездушно, потому что их пища — популярность, признательность, восхваления, а также всяческие «я в порядке, ты в порядке, посмотри́те на меня, поухаживайте за мной, поддержи́те меня, оцените меня»; желание стать начальником, получить власть над людьми, выиграть состязания на скорость. Принадлежите ли вы к числу этих людей? Если да, то вы мертвы. Вы потеряли ду́шу. Ешьте что-то другое, более пригодное в пищу. Тогда наступят перемены. Я снабдил вас программой на всю жизнь, не правда ли?