|
Христос воскрес! * 12 июня ст.ст., вт - на литургии читается: Рим.1:1-7,13-17#; Мф.4:25-5:13#. > <..> когда Господь говорит о чистых сердцем, которые увидят Бога, здесь для вас всё должно быть ясно, потому что мы видим Его сердцем. И инструмент, которым смотрят, должен быть чистым. Что мы сможем увидеть, если будем смотреть в подзорную трубу закопчённую, да даже просто в окно? Значит, необходима промывка. А что такое чистота сердца — не могу вам определить. <...>@ И не подумайте вовсе, что чистое сердце — это выметенное сердце, в котором нет ни силы, ни красы, ни мысли. Потому что в выметенное сердце, как говорит Господь, немедленно является целая ватага демонов. В пустое сердце. Определить чистое сердце очень трудно, как трудно определить, что такое мышление. Есть вещи, от которых ускользает определение. Чистое сердце есть чистое сердце. Это неуловимо, это возможно передать только языком поэзии, потому что обычно понятие «чистое сердце» передаётся негативными терминами: в нём нет зависти, нет корысти... Определение от противного, а вот что оно есть, неясно. <...>@ > Я думаю, что чистое сердце — это христоподобное сердце, потому чистые сердцем и Бога узрят. Христоподобно сердце, которое любит. Любит. Которое открыто. Вы знаете, есть западные изображения в алтаре, часто сентиментальные, но тем не менее они имеют глубокий духовно-мистический смысл: изображения Христа с пылающим сердцем. Оставляем в стороне эстетический аспект... Главное — понять, что это есть Его воплощённая любовь к каждому живому человеку... когда Он действительно обнимает нас и умирает за нас. И в каждом из нас ведь может быть такое, да в какой-то степени это и живёт в нас. В конце концов мы все друг другу дороги как члены единой семьи, и это же есть самое главное. Вы знаете: когда болит один член тела, тревожится и болит всё тело. Вот в этой открытости друг другу, которая должна развиваться постепенно, хотя это нелегко, — есть чистота сердца. > Любовь — в каком-то смысле негативно — описана у апостола Павла в Послании к Коринфянам: не превозносится, не ищет своего, всё терпит, — там масса определений. Почему апостол Павел приводит такое количество негативных определений? Потому что он сам не мог дать определение любви. Это как тайна, как музыка, как красота. Что такое красота? Сколько ни пытались, не могли точное определение дать, ибо важнейшие аксиомы мира неопределимы — такова уж их природа — или определения очень условные, очень отдалённые от точного ответа. > Однако связь тут есть — между кротостью и изгнанием правды ради. Это значит, что стояние в правде Божией, безусловно, требует жертв. Хотя нет у нас цели, чтобы нас поносили, но не нужно думать, что если нам достаётся — то это уж просто беда какая-то. <...>@ Я не говорю, что когда поносят ради Христа, ради истины, ради чего-то высокого, то это плохо. Более того: когда всё гладко, когда все относятся хорошо и хвалят, писатель, например, находится в тревоге: что-то не то, родил однодневку. И мы знаем, какой колоссальный успех имели такие писатели, как барон Бромбеус — вы даже уже такого и не помните — или соперник Пушкина Булгарин... Его Пушкин ругал, а в общем хвалили: власти хвалили, критика хвалила, толпа хвалила. Но это совсем не было добрым признаком. > Значит, Нагорная проповедь начинается словами очень суровыми (потому что она ставит нас на грань, заставляет идти на борьбу, против течения) — и в то же время исключительно обнадёживающими, потому что говорится так: на самом дне, там, где, как мир считает, лежат только обломки, — и там Бог. В самых тяжких обстоятельствах, которых мир боится больше всего. Он может оказаться особенно близким. Вот эти два взаимодополняющих момента и создают основную тональность обетования блаженства. Ещё раз подчёркиваю, что это есть обетование, а не заповедь. У нас нет заповедей «плачьте» и «будьте нищими», а сказано, что в труднейших ситуациях Бог с нами. Он с нами может быть даже и тогда, когда наступит самое тяжёлое состояние человека или, скажем, предельное состояние — на границе жизни и ухода из жизни, — потому что Господь и через это прошёл, и в этом Он находился. > Что же выходит? Сама агония человека, зрелище ужасное — ужасное внутренне: у меня на руках умирало много людей, и внутренне это представляется именно как унижение человека, унижение духа, который не может справиться с разрушительным материальным процессом, — сама агония освящена тем, что Господь пережил и её. Максимум, что Он мог для нас сделать, — войти туда, внутрь, одномоментно внутренне войти в совершающиеся над нами процессы. Глубинность и сложность этой большой преамбулы к Нагорной проповеди — обетовании блаженства — делает их неисчерпаемыми. Есть в них самые различные оттенки. Я рекомендую вам, раз у вас в распоряжении есть эта статья <брошюра С.Тагуэлла "Беседы о блаженствах">, — прочтите её внимательно. Вы там найдёте очень хорошие мысли и очень полезные для того, чтобы развеять предубеждения.
Рече Иисус:
|