> Говоря об избиении младенцев, Матфей вспоминает пророчество о Рахили, которая не может утешиться (2:18). Натянутая параллель: ведь Иеремия говорит не об убитых детях, а о депортированных взрослых. Он говорит именно о том, что Рахиль должна утешиться, ибо высланные вернутся во вполне земную Палестину. Конечно, библейщики горазды удариться оземь и обернуть всё аллегориею: мол, убиенные младенцы в Царстве Божием, аллилуйя, ай-люли. И будет такое миленькое чудненькое Рождество. Но правда в другом: дети убиты, и утешения тут нет и быть не может. Единственное утешение - Христос. Но невозможно оценить вполне, что это означает, что если ставить акцент на слове "утешение". Христос - утешение единственное, а не единственное утешение. Трагизм греха не исчезает для верующих во Христа, а нарастает. Нельзя утешиться политикой, цинизмом, психоанализом, гуманизмом, биологией, нельзя даже позволять великому врачу Времени себя исцелять. Только Христос. Кажется со стороны, что это ужасно много для верующего, что верующие должны быть прямо всегда опьянены утешением. Иногда такое бывает, и тогда посторонние с отвращением говорят: вы с этим умилением-утешением совсем обесчеловечились. Опиум народа. Христос - утешение, но Христос-то не опиум, и утешаться Христом далеко не всегда означает не блаженствовать. Иисус живой, и утешает Он не забвением трагедии, не щекотанием в сердце, а Своим присутствием. Это утешение с горечью, присутствия Его всегда недостаточно и не должно быть достаточно. Он Сам хочет не быть светом во тьме, а быть Светом в свете, Он хочет поскорее прийти во славе, утешить не тайно, а явно, скрутить всю дрянь греха в рулон и выкинуть на помойку. Он Сам неутешен, потому что не может прийти сиюминутно ко всем - спугнет слишком многих. И эта безутешность Христа - самое святое в том утешении, которое Евангелие несет душе.