Мф.11:27
— Мой Отец всё вверил Мне.
Никто не знает Сына, кроме Отца,
   и Отца никто не знает, кроме Сына
   и того, кому Сын пожелает открыть.

Ст. 27 — Мой Отец всё вверил Мне - ср. Ин 3.35; 13.3; 17.2. Эти слова объясняют, как были открыты замыслы Божьи. Это сделали не ангелы и не люди, а Сын, которому Отец доверил нести откровение о Себе. Всё  — это прежде всего эсхатологическое откровение и знание Бога. Иисус есть воплощение Божьей мудрости, силы и истины. Ср. Кол 1.19: «Бог пожелал, чтобы в Нём обитала полнота Божества». Вверил  — буквально: «передал»; здесь, вероятно, аллюзия на предание, которое для фарисеев было столь же важным, как и Писание. Предание передавалось от одного человека другому. Верили также, что предание было вручено Моисею Богом через посредничество ангелов. Иисус тоже обладает преданием, но оно вручено Ему непосредственно Богом: Сам Отец вверил Сыну полноту знания о Себе (ср. Гал 1.11-12).

Никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца никто не знает, кроме Сына — ср. Ин 10.15: «И как Меня знает Отец, так и Я знаю Отца». В восточной традиции знанием (или познанием) называлась не информация, не набор сведений о ком-то или о чём-то. Когда, например, говорилось, что муж знает или познал жену, это означало, что он выбрал определенную женщину себе в жены, вступил с ней в брачный союз и заботится о ней; никто не может знать ее так, как знает муж. Так знает Бог и Свой народ, недаром часто Его отношение к Израилю сравнивалось с отношением мужа (жениха) с женой (невестой). Ведь Бог избрал его. Так знают отца дети, и он знает их. Благочестивые израильтяне часто назывались знающими Бога и Его детьми (Прем 2.13,16; Сир 4.11). Только Бог знает Мудрость: «Он произвел ее, и видел, и измерил ее, и излил ее на все дела Свои и на всякую плоть по дару Своему, и особенно наделил ею любящих Его» (Сир 1.8-10; см. также Иов 28.12-28; Вар 3.15-32). Но Мудрость тоже знает Бога: «С Тобою премудрость, которая знает дел`а Твои, и присуща была, когда Ты творил мир, и ведает, что угодно пред очами Твоими и что право по заповедям Твоим» (Прем 9.9; см. также Притч 8.12; Прем 7.25-30; 8.3-4; 9.4,11). Мудрость также передает это знание другим: «Волю же Твою кто познал бы, если бы Ты не даровал премудрости и не ниспослал свыше святого Твоего Духа?» (Прем 9.17). Итак, Матфей изображает Иисуса воплощенной Мудростью, а также воплощенным сыном Божьим — Израилем (ср. 2.15; 4.3,6).

Только Отец знает истинную сущность Своего Сына, Его природу и предназначение, хотя это сокрыто от глаз современников Иисуса (ср. 16.17; Гал 1.15-16). И Сын обладает исключительным знанием о Своем Отце, которое никому другому недоступно. Ему открыты цели и замыслы Отца и то, как Он их осуществляет через Своего единственного Сына.

И того, кому Сын пожелает открыть — те, кто принимают Весть Иисуса, тем самым приобщаются к этому сокровенному знанию, Иисус открывает им Отца. Верующие становятся истинными детьми Божьими (см. Ин 1.12-13; 1 Ин 3.1-2; Рим 8.15-16,29). Взаимное познание Отца и Сына является благом, к которому приобщены люди. «Никто никогда не видел Бога. Только Бог — единственный Сын, пребывающий рядом с Отцом, — Он открыл нам Его» (Ин 1.18). Действительно, Бог запределен, Он не принадлежит этому миру и не может быть познан человеческими способами, но те, кто видят Сына и вверяют свою жизнь Ему, теперь тоже знают Бога. Недаром апостол Павел в зачинах своих писем называет Бога Отцом Господа нашего Иисуса Христа. Зная Иисуса Христа, можно составить себе представление о Его Отце. Те, кто видят и знают Сына, видят и знают Бога.

Эти торжественные и величественные в своей простоте и краткости слов`а многие ученые называют вершиной Евангелия от Матфея, которое представляет собой как бы развернутый комментарий на эти речения. Нигде так ярко и отчетливо мы не погружаемся в сокровенные глубины внутренней жизни Иисуса. Именно такие речения, наряду с Евангелием от Иоанна и Письмами эфесянам, колоссянам и евреям, послужили основой для возникновения высокой христологии с ее учением о предсуществовании Иисуса и о Его божественности.

Кроме того, бросается в глаза разительное сходство со многими речениями 4-го Евангелия по языку и стилю (см.: <Ин. 1.18; 3.35; 10.15; 13.3; 17.7>). Недаром один из библеистов XIX века даже назвал этот стих громом с иоаннова небосвода. А в научной литературе существует понятие «иоанновы речения у Матфея». Действительно, всякий, кто читал синоптиков и Иоанна, не мог не обратить внимания на то, как по-разному в этих Евангелиях говорит Иисус, и, вероятно, у него возникал вопрос, кто же из евангелистов более адекватно передает язык Иисуса. Но из этого стиха видно, что Иоанн тоже никоим образом не исказил его.