> Предупреждение о суде, предваряющее Прощеное Воскресение, – преддверие Поста. Вот что составляет сегодняшнее наше стояние перед Богом. Ничто нечистое не войдет в Царствие Божие. И только совместимое со святостью Господней, с высотой призвания человека, с таинством Божественной любви – только это войдет в Царствие Божие. И мы ставим себе вопрос: в чём, как его достичь? Христос нам раскрывает сегодня первую ступень этого восхождения, не последнюю. Если мы не научимся человечности, если по отношению друг ко другу мы не будем людьми, то нет нам пути в Царство Божие.

> Вот о чём говорит сегодняшняя притча: открывается дверь в вечность, в обожение, в то, чтобы стать, по слову Писания, причастниками Божественной природы. Открывается же эта дверь, если человек станет человеком, пожалеет, сумеет сострадать, полюбить. А если мы не пройдем этой дверью, то мы, как воры, стараемся пройти через стену в Царство, которое нам всё равно останется закрытым. Только если мы осознаем, что стоим перед судом, что стоим перед реальным, грозным, беспощадным судом – потому что судит не Бог, а осуждает нас наша жизнь, наша совесть, правда или неправда наша, – только тогда можем мы опомниться.

> Обо многом мы горюем, а одно только страшно – это грех: отпасть от Бога и отпасть от людей, умереть для Бога, умереть для людей. Это единственное страшное. Всё остальное пройдет: горе пройдет, страдание пройдет, жизнь на земле пройдет; это останется. И вот если бы нам сознавать остро, с болью, как глубоко врезается жало греха и как оно смертно, смертельно, тогда мы могли бы начать исправляться, начать жить. Но мы это ощущаем только мгновениями, когда вдруг нас как огнем, обдаст, когда мы почувствуем, что нас гложет ужас и страданье, и пустота разверзается.

> Современный человек часто легко относится к словам Евангельским о вечном огне, о черве неумирающем. Да разве это не то, что мы уже знаем на опыте, когда вдруг почувствуем грех, и, как огнем, нас прожжет? Или когда из года в год мы познаём наше бессилие его победить, и, как червь, это нас гложет, гложет и мы не умираем? И если мы только могли бы осознать, как страшен грех, как страшно отпадение, как страшна внутренняя смерть, не внешняя, мы могли бы научиться прощать другим, жалеть других. Если мы только могли бы чувствовать, как это страшно, тогда всё остальное было бы для нас так второстепенно: что нас обидели, что нас обошли, что нас ранили, что нас забыли, что нас ненавидят – всё можно было бы вынести, но перед ужасом своего и чужого греха мы не могли бы устоять. Было бы слишком страшно думать о себе и, познав это на себе, – о другом, о смерти не временной, освобождающей, торжественной, а о той страдной смерти вымирания, которому нет конца. Если бы мы могли понять, что единственное страшное – это грех, и что когда человек нас обидел, унизил, обошел, оскорбил, он себя ранил так страшно, что всей нашей жалости мало, всего нашего сострадания мало, всего ужаса нашей души мало, всей нашей молитвы мало, чтобы испросить ему прощения, исцеления, милости, спасения! Пока мы не познаем своего греха, не поймем, что грех – это убийство и смерть над собой, мы не сумеем никого никогда простить.

> Вот почему это чтение Евангельское сегодня предваряет Прощеное воскресенье. Если в эти дни мы не войдем в себя, если мы не переживем огня неугасимого, червя неумирающего, суда неумытного^*, тогда никого мы не простим, никого мы не сможем пожалеть до собственного мучения, до смерти, до разрыва души, не сумеем пожалеть тогда и не сумеем простить. А Пост перед нами стоит, и пророк Исаия говорит: "Какой пост угоден Богу?" Словами Господними он говорит: надо не то, чтобы мы принимали сетующее выражение лица, не то, чтобы мы склоняли головы, не то, чтобы мы пеплом посыпали себя, не то, чтобы мы одевали покаянную одежду, а чтобы мы разрешили всякий союз неправды, т.е. чтобы всякий узел, который нас неправдой завязал с человеком, с людьми, с жизнью, развязали, чтобы выпустили мы пленных на свободу, тех, которых мы в колодки забили, чтобы мы сами себя освободили от этих уз, освобождая от них и других.

> Свяжите эти три образа суда, о котором предупреждает Господь: страшного, неумытного, неумолимого суда, потому что здесь речь не о том, чтобы сказать: "Ну да, прощаю", а о том, чтобы человек мог принять прощение, стать иным, стать чадом Божьего Царства. Свяжите это с тем прощением, которое нам всем надлежит друг другу дать, и с тем, каков должен быть Пост – не внешний, пустой, а глубокий выход на свободу чад Божиих.

[ Митрополит Антоний (Блум). Проповедь о Страшном суде. 
/Подчеркивание сделано редактором рассылки/ ]

* * *

> Хочу сегодня сказать еще об одном: сегодня день, когда мы вспоминаем Страшный Суд, но это также начало Поста; с сегодняшнего дня православные воздерживаются от мяса; есть ли в этом какой-то смысл, кроме подвига и дисциплины? Да, думаю, что есть. В 9-й главе Книги Бытия есть страшный отрывок. После Потопа, когда человечество стало еще более слабым, чем прежде, еще менее укорененным в Боге, более трагично одиноким, более трагично зависимым от твари, потеряв общение с нетварным, Бог говорит Ною: Теперь всё движущееся на земле, все твари будут вашей пищей; они будут вам в пишу, а вы будете им в страх... Это то взаимоотношение, которое человеческий грех, потеря Бога установили между нами и всем тварным миром, но особенно мучительно и чудовищно – с животным миром. И воздержанием от мяса во время Поста мы свидетельствуем, что мы это понимаем и – о, в какой малой мере! – стремимся искупить. Мы – страх тварного мира; мы разрушаем его, мы портим и загрязняем его, а мы были призваны изначала быть его водителями в вечность, в славу Божию, в совершенную красоту, которую Бог задумал для всей твари; мы были призваны сделать из этого нашего мира собственный мир Божий, Божие Царство – не в том смысле, что Он властвует над ним, а в том, что это Его семья: место, где Он живет среди Своей твари, и где творения Божии могут ликовать о Нём и друг о друге.

> Поэтому будем помнить, что в ту меру, в какую мы будем верными призыву Церкви, – это не только акт, которым мы стараемся освободиться от порабощенности материальному миру, но и признание нашего греха против мира; и хоть в этой малой мере – усилие исцелить наносимую нами порчу, свидетельство, что мы понимаем, что мы сокрушаемся сердцем, и что даже если мы не можем жить иначе, мы болеем душой, стыдимся, и что и к Богу, и к миру, к которому мы относимся так беспощадно, мы оборачиваемся с сокрушенным и кающимся сердцем.

[ Митрополит Антоний (Блум). Из проповеди о Страшном суде и посте, 5.III.1989 ]

+ Н.Т. Райт: Критерий Господнего суда. Когда Суд?

+ В.Н. Кузнецова: Последний суд (+ссылки!)

+ свящ. Сергий Булгаков: эсхатология (+ссылки!)

           www.messia.ru/rasylka/006/1697.htm#0

+ продолжение (+ссылки!) www.messia.ru/rasylka/007/1763.htm#0