(окончание текста из предыдущего выпуска)

> <...> Джунгли начинаются, когда те же самые люди, которые требуют неприкосновенности своей земли, с гордо поднятой головой при первой же возможности просачиваются в чужую землю, видя в том доказательство силы и мощи своей веры. Православный проповедник в Лондоне — замечательно, протестантский миссионер в Москве — отвратительно. Прозелитизм (перемена веры) отвратителен, когда меняют православие на католичество, прозелитизм восхитителен, когда меняют католичество на православие. Ушла Засуха, можно вырывать друг у друга добычу.

> Понятно, что сплочение для спасения неверующих изначально было не очень доброй затеей. Ведь верующие-то люди должны быть добрыми вне зависимости от того, что вокруг них — потоп или засуха. Они-то напоены. Правда, как раз в те мгновения, когда человек напился, он часто расслабляется и становится не лучше, а хуже. Главная потребность удовлетворена, теперь можно и порычать. Как раз неверие как неверие, как постоянное ощущение засухи, как раз и делает человека добрее, терпимее.

> Неужели только неверие может сдерживать верующих? Или, поскольку вера есть лишь свойство человека, неужели только внешняя опасность делает человека добрым? Неужели любовь к ближнему, заповеданная Христом, несовместима с проповедью веры этому ближнему, которую тоже ведь заповедал Христос? Мы в ловушке неразрешимого противоречия?

> Кажется, что без общего врага люди обречены на разделение. Многие верующие ищут врага, чтобы объединиться против него. Одни предлагают объединиться против «сектантов» — к примеру, православным, протестантам и католикам против иеговистов. Другие предлагают объединиться против «иностранцев» — к примеру, православным и мусульманам России против протестантов, или православным и мусульманам Турции против католиков («лучше чалма, чем тиара»). Третьи, наиболее благородные, предлагают объединиться против неверующих: «Мы вместе должны осознать, что мы, христиане, опять оказались в языческом мире». А если мы, христиане, завтра окажемся в христианском мире — что ж, можно рвать друг друга на части?..

> Разумеется, всё иначе, и тем джунглям, которые сейчас наступают на верующих, наступают из сердец вполне воцерковлённых людей, можно противопоставить не только унылое отчаяние или тоскливое безразличие (если это разные чувства).

> Верующий мусульманин, верующий иудей, верующий буддист, может быть, и обязаны выбирать между проповедью веры и любовью к ближнему, но не христианин. Само слово «вера» именно в христианстве приобрело совершенно новый и уникальный до сих пор смысл. Даже в Ветхом Завете это слово не означало всецелой, личной устремленности к Богу, а не просто исповедания определенных учений о Боге.

> Вера стала добрее благодаря не христианам, а Христу: Он — Богочеловек, Он не только Слово Божие, сидящий одесную Отца будущий Судия, Он — личность, Он не только говорит (говорить может и эгоист, в котором личность забита), Он еще и слушает. Вера в Христа есть общение с Христом, которое можно было бы назвать мистикой, но тогда эта мистика ежеминутая, даруемая Духом Святым каждому, кто жаждет, а не только людям с какими-то исключительными духовными способностями.

> Любить другого, не навязывая ему ничего, не упрекая ни в чём, не пугая ничем — и проповедовать другому, стараясь показать ему Христа в Евангелии, в своей жизни, в истории, стараясь показать ему и пустоту мира без Бога, причем именно без Бога Сына, без Иисуса, без Его Церкви и без многого, многого, что насадил Христос в мире и что не увяло, а растет в засуху и в наводнения.

> Стремиться обратить другого, не бояться отстаивать Истину, какой она явлена тебе. Но одновременно изо всей силы обращаться к другому всем сердцем и всей душою.

> Не бояться, что он не успеет принять Истину, побрезгует принять Истину из наших, достаточно нечистых рук, и будет за то отвергнут Спасителем.

> Не осуждать инаковерующего и инославящего, и даже неверующего, осуждать лишь себя.

> Только моя вера всегда меньше моего греха. Только о себе я с уверенностью могу сказать, что без какой-то исключительно дерзкой милости Бога я пойду в ад.

> О другом же не всякий, но именно христианин может с твердостью сказать одно: ничьи дела не сильнее Бога Творца, ничье инаковерие не сильнее Христовой любви, ничьи заблуждения не могут наверняка быть непреодолимой преградой для Духа Святого. Ни одна засуха не может победить того, что сказано в Апокалипсисе: «Жаждущему дам даром от источника воды живой» (Откр.21,6).