> Бывает так: стои́шь в метро и видишь вокруг себя одни только унылые и серые без просвета лица. Они скучны, всегда чем-то недовольны и лишены благообразия. Да, можно восхищаться удивительными словами апостола Павла о любви, но сама мысль о том, что можно любить этих окружающих тебя людей, кажется верхом абсурда. Или нет?

> Подо мной сидят смурные подростки с громкой булькающей музыкой в наушниках и опущенными глазами, решительно не готовые уступать места кому бы то ни было. В затылок мне дышит перегаром засыпающий тихий алкоголик. Толстым пузом к моему правому боку прижалась бабка с тележкой и сумкой. Где я? Зачем мне эти люди? Мне они не нужны: лучше бы их не было.

> И тогда я — что уже стало привычкой — говорю себе: «Стоп! То, что я сейчас вижу, — это просто признак моей душевной смерти и, быть может, депрессии — и больше ничего. Просто тест моего нынешнего состояния». Мне грустно от самого себя. К счастью, опыт говорит, что такие ощущения — проходят.

> И в самом деле, та же толстая бабка неожиданно обращается ко мне: «Сынок, не поможешь сумочку вытащить? Видишь, старая на кладбище собралась, мужа проведать». Конечно, я с удовольствием помогу, не вопрос! Обернувшись, я заглядываю на миг в ее глаза: они потерты временем, но красивы и полны света. А я просто побывал в аду — еще до смерти — и вернулся назад.

> Любовь или смерть

> Люди бывают противны, и любить их порой нисколько не хочется. А в то же время многие из нас чувствуют, что любить лучше, чем ненавидеть или презирать. Но что мы тут можем сделать — и нужно ли что-то делать?

> Кто-то скажет: «У меня есть мои близкие, есть хорошие друзья и интересные компании. А с быдлом и плохими или просто скучными людьми мне достаточно одного — держаться от них подальше». Христианин не может с этим согласиться по определению. В христианской традиции любовь стоит слишком высоко, так что выходит, если ты не любишь (ладно, скажем, «не пытаешься любить») людей, можно пойти и поискать себе другую, более комфортную веру. Именно тут особый отличительный знак христианина, это самый главный критерий доброкачественной духовной жизни, без которого всё — пустота и самообман.

> Но реально ли это — так вот взять и «возлюбить»? Поставленная планка бесконечно высока, вплоть до любви к врагам и ненавидящим нас. Кто, за исключением некоторых избранных, на это способен? Быть может, это просто красивые слова, недостижимый идеал, который дан лишь для того, чтобы я на него смотрел и лучше понимал, насколько я плох и беспомощен?

> Да, это безграничная и великая цель, но нет, это не значит, что я не могу делать первые шаги прямо сейчас. Разумеется, в этом почти все мы тут — чайники. Тем не менее вот мои две копейки на тему. Между адом нелюбви и любовью есть тропинка, по которой можно и нужно двигаться...

> «Любить плохо»

> Самое гениальное, что я слышал на данную тему, слова́ одного священника вопрошательнице: «Есть лишь один способ научиться любить — начать любить плохо». Это простые до примитивности слова, однако в них есть всё необходимое и достаточное для начинающих.

> Но сначала нам сто́ит устранить одну помеху. Большинство современных людей думают о любви как об особом состоянии, которое в нужный момент сваливается (или не сваливается) на тебя с неба. И тогда ты или «любишь», или «не любишь» — третьего не дано. Но это просто неверное понимание термина, который оброс миллионом самых разных смыслов. Не стану углубляться в определения любви, достаточно сказать, что любить — это в первую очередь поведение и сознательное решение. Это значит, что любовь не статична: это не готовое состояние, а путь. А чтобы куда-то прийти, надо шагать, причем первые шаги неуклюжи и совсем не похожи на любовь святых.

> Всё не так уж сложно. Если я решил любить человека, для начала я могу его не избегать — хотя бы физически быть рядом, не отворачиваться от него и не отсаживаться подальше. Далее в моем распоряжении тысяча поступков. Я могу уделить ему внимание, могу тепло пожать ему руку, могу расспросить о его жизни. Могу ему позвонить или написать на имейл и поздравить, скажем, с днем рождения. Могу подарить ему подарок или дать денег, если он нуждается. Я могу — пусть плохо — делать ему добро в одностороннем порядке, не ожидая, что он проникнется ко мне симпатией или изменится к лучшему. Важно, что это постепенно меняет меня самого. Мрак нелюбви вроде бы остается, но в нём появляется свет, и со временем мне самому становится светлее. Это мы способны делать — и в сущности мы способны делать только это.

> «Но это же не любовь, а просто нудное исполнение закона, — скажут мне. — А чувства, а сердце, которому не прикажешь?»

> Непослушные эмоции

> Действительно, что бы мы ни делали, остаются непослушные эмоции. Гнев, презрение и отвращение, обида и горечь — их не упразднить волевым актом. Ты можешь натянуто улыбаться, неискренне дарить подарки или говорить смиренные слова (пользующиеся популярностью у православных) типа «прости меня, грешную» — но в сердце остается яд ненависти. Когда в молодости я впервые услышал совет помолиться за моего конкретного врага, я горячо протестовал: «Я же не могу этого делать искренне! Это будет ложью и лицемерием, от чего мне самому станет гадко».

> В самом деле, хотя эмоции не есть любовь, они важны. Любить без чувств — это действительно значит любить «плохо», несовершенно, не во всей полноте. И совершенно не нужно себя обманывать или пытаться вызвать у себя добрые чувства в воображении.

> Однако между поступками и чувствами существует связь. В конце концов, уже более ста лет назад Джеймс и Ланге сформулировали свой знаменитый закон: эмоции следуют за поведением. Когда я сажусь за один стол с подозрительным чужаком, мои чувства к нему неизбежно меняются. Когда я, пересиливая себя, проявляю интерес к скучному человеку, он рискует перестать быть для меня скучным. Если я начинаю — пускай меня трясет от негодования — молиться за врага, я могу хоть на долю секунды взглянуть на него из какой-то иной перспективы. И сто́ит заметить, это не просто тупой «закон» или следование внешним правилам. Вовсе нет, решение любить тоже рождается внутри, в сердце.

> Там же, в сердце, рождается много мусора: если я попытаюсь в каждый момент быть «искренним» и «самим собой», я могу стать гордым, завистливым, мелочным. Я бы иногда бросал свою жену, а иногда бы к ней возвращался. А иногда мне хочется побить или убить какого-то человека, особенно из близких.

> Честное отношение к своим эмоциям необходимо: оно позволяет видеть свой внутренний мрак и не жить в самообмане. Более того: оно помогает заметить, что и «любимых» мы любим лишь иногда — эмоции волнообразны и изменчивы. Остается любить их «плохо» — зато мы видим, что тут есть куда расти.

> Кое-что ещё

> Чтобы чему-либо научиться, нужна сильная мотивация. Даже если я хочу освоить испанский язык или выучиться играть на гитаре — сначала мне понадобится регулярно делать не самые интересные вещи. Подобные усилия вознаграждаются, но далеко не сразу. Наша культура мгновенных решений — «бери все, что желаешь, прямо сейчас: быстро и дешево» — порождает нетерпеливых людей, которые не готовы ждать. Не получается любить — не парься, найди более подходящих людей или пройди тренинг «научись совершенной любви за два уик-энда». Но, увы, учиться любить — это «долго и дорого».

> На это уходят годы жизни, и это зачастую не приносит душевного вознаграждения, но только делает жизнь неуютнее. Когда «любишь плохо», это выглядит нелепо и часто вызывает насмешки и обвинения в неискренности. Односторонняя открытость делает человека более ранимым и уязвимым. Это согласие терпеть боль и водить компанию с неприятными людьми. В самом деле, зачем нам это нужно? Чтобы не умереть прежде смерти: потому что альтернатива — ад нелюбви — еще хуже.

> Действовать упорно и терпеливо, отдавая себе отчет в своих эмоциях, — этого для начинающих, которые готовы «любить плохо», достаточно. Но я намеренно ничего не сказал еще об одной вещи — потому что старался тут держаться ближе к земле, к психологии, к тому, что можно потрогать. А эта вещь чрезвычайно важна. Кратко сказать: чем лучше вертикальные отношения (с Богом), тем правильнее горизонтальные (с людьми), и от этого закона никуда не денешься. Ни дома, ни среди друзей, ни даже когда ты просто едешь в метро.