> Деление греха

> Человеческая природа едина и благодаря этому грех делится: был один Адамов грех, стало, на сегодняшний день, несколько триллионов грехов, и при этом все они похожи, как один вирус гонконгского гриппа на другой вирус гонконгского гриппа. Грех словно разносится по человечеству, у которого одна кровеносная система, одно невидимое тело.

> «Последний Адам» – Христос – победил это деление греха, включившись в него. Он разделил с людьми грех («взял на Себя грех мира», говорит Писание). Как врач, который для победы над болезнью прививает себе заразу, так Христос не контрольному животному, а Самому Себе, Богу, привил <> человеческую природу, зараженную грехом. Hо – не согрешил, хотя грех подступал к нему вплотную, подступал именно как к человеку подступает, с глупыми (для Бога) предложениями величия, величия и еще раз величия. Христос дал отпор сатане всерьез, не как Бог, а именно как человек, и уже в этом было начало исцеления: мы знаем, что можно быть искушаемым, но, с Божьей помощью, можно не искуситься. Конец же исцеления был в смерти Христа и Его воскресении: мы знаем, что, даже если грех уничтожит нас за отказ грешить, мы воскреснем.

> Со времени Христа выражение «делить грех» приобрело новый и прямо противоположный смысл. Мы, подобно Христу и только, поэтому, во Христе, можем сострадать грешнику, мы можем принять на себя все плоды греха, не беря его корня. С точки зрения грешника, это очень глупо: все грешат именно потому, что хотят вновь и вновь вкусить крошечной приторной сладости ненависти и гордыни, и ради этого согласны потом ведрами пить уныние и хандру. А тут люди, которые соглашаются хлебать наши проблемы, выросшие из наших грехов, хотя «сладости» греха они не трогают.

> Апостол Павел, объясняя, как христианин должен относиться к собрату-грешнику, не стал говорить суровых слов о том, что надо читать нотации или просто не обращать внимания и думать о собственных грехах – на суде, мол, каждый судится отдельно. Судится каждый отдельно, но судится каждый (христианин, во всяком случае) и за то, делил ли он грехи других. «Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Hоси́те бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал.6,1-2). Hе совершай с другим прелюбодеяние, но раздели с другим тоску и ужас, которые таятся в прелюбодеянии, чтобы он увидел эти тоску и ужас, чтобы почувствовал, что и из дна, на которое он опустился, можно воззвать к Богу и Господь спустится и поднимет.

> Конечно, такое возможно только для христианина, как и всякий крест, и здесь есть качественное отличие христиан от нехристиан – различие тяжелое, различие креста, различие двойного, непосильного труда, подъемного только, когда мы веруем во Христа и верой призываем Его помощь. «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал, но как написано: «злословия злословящих Тебя пали на Меня» (Рим.15,2-3).

> Великие инквизиторы, могучие и сильные – для христианина они бессильные, немощные люди с огромной проблемой, прямо вытекающей из их греха, из греха насилия и ненависти. Те, кто отшатнулся от Церкви из-за того, что были великие инквизиторы – для христианина и они бессильные, немощные люди с огромной проблемой, прямо вытекающей из их (не великого инквизитора!) греха, из греха подозрительности и ожесточенности. Христианин должен любить и инквизитора, и его жертву (а жертва инквизитора – не только тот, кого он сжег, но и в геометрической прогрессии большее число тех, кто этот костер соблазнил во всех грядущих веках), должен разделить грех и инквизитора, и казненных, и соблазненных им, сострадать обоим, прежде всего в самом простом смысле сопереживания. Это очень несправедливо: сострадать не сласти обжорства, а только последствию – расстройству желудка, сострадать не удовольствию сжечь врага, а только последствию – мукам совести.

> Без этого сопереживания, без возможности сказать: «Да, я знаю, что значит хотеть чистоты Церкви до такой степени, что человек хватается за каленое железо» или «Да, я понял, что значит жаждать Бога до такой степени, что противно даже думать о вхождении в конфессию, где были инквизиторы», без такого разделения чужого греха христианин не сможет ни помолиться за упокой инквизитора, ни наставить на путь истины живых инквизиторов, имя же им легион и все христианнейшие, ни победить инквизитора в себе (а он есть, в каждом), ни обратить ко Христу соблазненного инквизицией. Я знаю, что значит грешить, я понял, я почувствовал грешность греха, но всё-таки я во Христе отказываюсь этим грехом грешить и воскресаю в праведность. «Для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных» (1Кор.9,22). Мы находим нужные слова для ответа на соблазны, только если мы познакомились с соблазненным, сострадали ему (а всякий грех имеет своим плодом не радость, а именно страдание) и отвергли <соблазн>. Так через разделение греха приумножается благодать.