> Принцип Sola Scriptura и Реформация

> Лозунг реформаторов Sola Scriptura стал одним из выражений их протеста против искажений, допущенных Церковью в период Средневековья. «Вернитесь к Писанию, — настаивали они, — и вы прочтете там об искупительной смерти Иисуса, а не о мессе; об оправдании по вере, а не о чистилище; о власти Божьего слова, а не папы». Их настойчивые заявления о том, что Писание содержит в себе всё необходимое для спасения (мысль, которая до сих пор ясно и четко прослеживается в учении большинства Церквей, берущих свое начало в Реформации), была частью их протеста против включения католиками таких догматов, как учение о пресуществлении <святых даров>, в число обязательных артикулов веры. Реформаторы никогда не утверждали, что для спасения необходимо верить в каждое слово, содержащееся в Писании. По их мнению, этот лозунг, с одной стороны, выступал в роли ограничителя: спасение не требует веры во что‐либо, кроме Писания. С другой стороны, он служил предостережением: великие истины Писания являются единственным путем ко спасению, и те, кому доверено служение проповеди, не вправе привносить в свое учение что‐либо иное.

> Итак, реформаторы заявили о преимуществе Писания над церковными традициями, буквального смысла — перед засильем трех остальных и, наконец, права каждого христианина самостоятельно читать Библию — перед присвоением священных текстов избранным кругом владеющих латынью. Таким образом они попытались доказать, что Церковь впала в заблуждение, и теперь Бог желает с помощью Писания вернуть ее на путь истинный. Писание нельзя считать простым инструментом, используемым для доказательства или опровержения конкретной идеи. При условии верного толкования, в процессе которого должное внимание уделяется главной новозаветной теме — распятию и воскресению Иисуса Христа как поворотному моменту в истории человечества (что случилось однажды и не может повторяться <на> каждой мессе), Божье слово сможет вновь совершать свой труд обновления в сердцах и в жизни простых людей. Именно забота о простых людях подвигла некоторых великих реформаторов выступить в роли переводчиков, наиболее известные из которых — Лютер в Германии и Тиндейл в Англии. Оба они оставили неизгладимый след не только в христианском мышлении, но и в языковедении на многие столетия вперед.

> Буквальный смысл в эпоху Реформации

> Важно отметить различие в значении, существующее между одним из основных использовавшихся реформаторами специальных терминов, и смыслом, который вкладывается в это слово в настоящее время. Настаивая на буквальном толковании Писания, реформаторы имели в виду первую из четырех средневековых разновидностей смысла. <...> это часто относится к непосредственному историческому смыслу и основанию Писания (не сто́ит, например, искать скрытое значение в словах Писания о том, что Храм был построен слугами Соломона). Однако если буква текста — конкретные слова, употребленные авторами или редакторами, содержит в себе метафору, значит буквальный смысл будет одновременно и метафорическим. Поэтому, возможно к нашему замешательству, буквальный смысл Пс.17,9, где говорится о «дыме, поднявшемся из Божьих уст», заключается в том, что эта яркая метафора позволяет псалмопевцу живо изобразить страшный гнев Господень на угнетателей его народа.

> Реформаторы с большим вниманием относились к разъяснению данного момента, когда речь шла о метафорическом смысле слов, произнесенных Иисусом на Тайной Вечере («Сие есть тело мое»), в противоположность тому, что сегодня назвали бы буквальным толкованием мы с вами. Утверждение, будто слова Иисуса (как теперь говорится) следует воспринимать буквально, означало бы возвращение к довольно грубой форме пресуществления. Буквальным реформаторы называли тот смысл, который вкладывали в Писание его авторы и который в нашем случае следует понимать образно. Оставив в стороне данную конкретную ситуацию, необходимо помнить, что попытка извлечения буквального смысла Писания в надежде разрешить спор, используя терминологию реформаторов, увенчается успехом лишь в том случае, если мы имеем в виду буквальный в противоположность не метафорическому (ведь первоначальный смысл вполне может содержать в себе метафору), а трем другим средневековым разновидностям смысла (аллегорическому, анагогическому и нравственному). Это один из множества примеров, когда обращение к риторическим приемам реформаторов должно быть тщательно продумано. Сегодня сторонников буквального понимания текста чаще всего отождествляют с фундаменталистами. Акцент же реформаторов на буквальном понимании никоим образом не соответствует такой позиции. <...>

> Реформаторы и предание

> Хотя реформаторы отказывались признать небиблейское предание в качестве независимого авторитетного источника (многие из них любили цитировать такие отрывки как Мк.7,8, где Иисус сурово осуждает книжников и фарисеев, поставивших человеческие обычаи выше божественной поведи), они часто обращались к трудам отцов Церкви, демонстрируя свою преемственность с более ранними, предшествовавшими средневековью традициями толкования. Ведь их нередко обвиняли в отрицании накопленного столетиями опыта. «Церковь существует вот уже пятнадцать веков, — возражали их противники, — а где всё это время были вы?» Подобно Иринею в его борьбе с гностицизмом, они вновь и вновь возвращались к лексически обоснованному историческому толкованию (многие реформаторы, в частности, Жан Кальвин, были выдающимися библейскими толкователями) в попытке предотвратить искажение первоначального смысла, утверждавшее совершенно иное мировосприятие, характерное для средневековой Церкви. Однако существует мнение, что реформаторы не пошли дальше тупика, в который их завело противопоставление Писания и традиции. Они объявляли себя наследниками лучших традиций прошлого, но так и не сумели объяснить возможность сосуществования самого Писания и комментариев Церкви, сделанных в процессе его прочтения.

> Писание и предание в период Контрреформации

> Тридентский Собор, созванный папой для того, чтобы достойно ответить на обвинения и предложения реформаторов, рассмотрев вопрос о Писании и предании, выработал догматы, которые и по сей день являются неотъемлемой частью римско‐католического учения и катехизиса. Собравшиеся в Тренто {Латинское название города — Tridentum. – Прим. ред. рассылки.} провозгласили (Заседание 4.8; 8‐е апреля 1546 года), что Писание и Предание обладают равным авторитетом. Четыреста лет спустя Второй Ватиканский Собор объявил, что Писание и Предание «проистекают из одного неиссякаемого божественного источника, сливаясь в единый поток и устремляясь к общей цели». Протестанты же всегда видели в Писании критерий оценки того, какие предания являются истинным толкованием Писания (таковым, например, почти во всех Церквях считается Никейский символ веры), а какие содержат в себе искажения. Споры по этому поводу не утихают и в наши дни. {Так же как и о том, что в предании Церкви "Священное Предание", а что — "предания". На Тридентском Соборе вопрос об этом не ставился. – Прим. ред. рассылки.}

> Желая как следует разобраться, в чём конкретно проявляется авторитетность Писания, мы должны помнить о следующем: рассматривая Писание и предание как два авторитетных источника, мы используем слово авторитетность в несколько ином смысле. Если мужчина называет двух женщин своими женами, имея в виду, что он одновременно женат на обеих, меняется значение самого слова «жена». Когда речь идет об авторитетности, идея двух параллельных потоков указывает на то, что и реформаторы, и их противники воспринимали это понятие, прежде всего, как источник авторитетных мнений. Это вполне естественно, ведь таково было одно из основных в то время значений слова «авторитетность». Однако всё это едва ли имеет отношение к вопросам, поднятым в настоящей книге. Наша задача — показать, что именно Писание заключает в себе живую спасительную Божью силу.