> Ссылка на ролик А.И.Осипова, на который меня попросили отреагировать https://youtu.be/9E2qFvc8hS8.

> Я за единство православных. Оно может строиться на разных посылках:
> 1) Всеобщая одинаковость как условие взаимоприятия
> 2) Приятие различий как рецепт подлинного единства. Т.к. одинаковость невозможна.

> Императив^* единомыслия как проблема

> Когда человек слушает другого человека, которого уважает, то почему-то считает своим святым долгом согласиться с ним. Если же тот говорит нечто неправильное, с точки зрения собеседника, то он на него как бы обижается за то, что тот его подводит в этой обязательной задаче согласия.

> Узкое сознание <вместо того, чтобы> прямо сказать «не думайте», произносит: «давайте думать одинаково» = призыв к единству, понимаемый как единство слов и мнений.

> Императив единомыслия исходит из того, что несогласные не могут быть вместе. Не могут быть подле Христа. Обязательное единомыслие усиливает антагонизм мнений, если они различны. Оно делает из доброго и даже святого человека того, кто готов послать несогласных в ад. Как писал Иосиф Бродский: «правота разделяет беспощадней греха» (Стансы).

> Ментальная ксенеласия {Практика изгнания чужеземцев (в древнем дорийском Крите и Лаконии), считающихся нежелательными для общественного благосостояния. Здесь – в переносном значении. – Прим. ред. рассылки.} не позволяет другому быть другим в зоне моего влияния. Вначале единомыслие стало условием, а затем и заменителем христианской любви и единства.

> И вовсе не надо обязательно соглашаться с любым кривославием. Любовь может возражать, переубеждать и уговаривать.

> Надо отбросить идею согласия как условия дружбы, любви и православия. По-христиански было бы принять человека с его всяческой немощью, в т.ч. интеллектуальной и духовной. Если православный не кажется православным, то сто́ит вспомнить, что Христос принимал и самарянку, мытаря и разбойника, а фарисеи распяли Того, с Кем не могли согласиться.

> Кто-то мыслит иначе. Ну, что ж, значит его искажённость зрения непохожа на мою. А мы все косоглазы, и разве не «от нихже первый есмь аз»?

> Гордость не мирится с тем, кто не является услужливым зеркалом нашего величия и правоты, мы в гневе разбиваем его как в сказке А.С.Пушкина («Сказка о мёртвой царевне и 7 богатырях»). Иначе говоря, для узкого сознания тот, кто не подпевает нашему мнению уже неугоден, уже виноват.

> Поэтому-то ап. Павел, зная об этой немощи христиан, пишет: «Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса» (Рим.15,5). «Дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны» (Фил.2,2). И у него же находим и другое измерение разномыслия: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор.11,19). «Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить; если же вы о чём иначе мыслите, то и это Бог вам откроет» (Фил.3,15).

> Считается, что разномыслия не должны распространяться на церковные догматы. Здесь все должны превратиться в отражение мнений свв. отцов (иногда того периода, когда они ещё не были святы). Что ж, с этим спорить не буду. Только спрошу: разве не оказывается Святая Церковь, в такой версии, врагом мысли, поиска и вообще живого сознания? Разве правду кричали все её оппоненты, что Церковь есть рассадник немыслия и догматизма? Французские «вольнодумцы» противопоставляли Церкви свободу, коммунисты – разум и учёность. Неужели они были правы? А ведь получается так, если свобода для православных сводится к «свободному» нахождению на полке книги «Точное изложение православной веры», а разум и учёность – к тому, чтобы точно воспроизводить её текст.

> До кучи приведу мнение <трех> авторитетных <священослужителей Православной Церкви>.

> Свящ. Александр Ельчанинов <.>: «Наша терпимость к инославным и вообще терпимость к различию богословских мнений должна питаться, прежде всего, Евангелием и Церковью – ведь христианство Иоанна совсем не то, что христианство Петра, и христианство Франциска Ассизского не то, что христианство ап. Павла. Так же и с отдельными странами и народами. Полная истина есть нечто абсолютное и потому совместимое с миром. Мир и человек по существу своему ограничены, и потому ограниченно принимают истину христианства, а так как у каждого народа и человека своя ограниченность, то и христианство в их восприятии выходит особым, оставаясь по существу тем же. И дары Духа также различны, как в отдельных людях, так и в народах». <(Записи)>

> Прот. А. Шмеман: «Богословие слишком легко само себя выдает за Истину, не видит своей "символичности". Религиозная мысль бродит кругом и около Истины, брожение это и искание выдавая за "суть" религиозного опыта. Богословие начинает с того, что всё уже найдено, и отрицает искание как непреложный путь к Истине. Религиозная мысль пуще всего боится "нахождения". Тогда как особенность "Истины" в том, что, с одной стороны, она открывается только исканию, жажде – хотя, открываясь, отлична от искания, а с другой стороны – порождает большее искание и более глубокую жажду. Крах богословия – от его "статики". Неудача религиозной мысли – от неукорененности ее "динамики" в уже данном, открытом и потому – неизменном. Богословие отрицает вопрос. Религиозная мысль считает всякий "вопрос" оправданным, не видит их "иерархии", отрицает аскетизм мысли и сознания, в пределе – лишена смирения. Богословие оказывается слишком часто отрицанием свободы сынов Божиих, религиозная мысль – павловского порабощения Христу» (Дневники. Среда, 12 февраля 1975, <стр. 151>).

> Митр. Антоний Сурожский: «Помню, как я был смущен, когда Николай Зернов пятьдесят лет назад мне сказал: "Вся трагедия Церкви началась со Вселенских соборов, когда стали оформлять вещи, которые надо было оставлять еще гибкими". Я думаю, что он был прав, – теперь думаю, тогда я был в ужасе. Это не значит, что Вселенские соборы были не правы, но они говорили то, до чего они дожились. И с тех пор богословы тоже до чего-то дожились» («Я хочу говорить только о том, что созрело у меня в душе»).

> Основные принципы отношения к инославию РПЦ, § 1.5: «В Церкви преодолевается враждебность и отчужденность, совершается единение в любви разделенного грехом человечества по образу Единосущной Троицы».
> <§ 1.17>: «<.> устанавливая различные чиноприемы, Православная Церковь не выносит суда о мере сохранности или поврежденности благодатной жизни в инославии, считая это тайной Промысла и суда Божия».