> Люди нередко спрашивали Альберта Швейцера, почему человек с его богословскими убеждениями отказался от профессорского статуса и карьеры органиста и отправился в Африку в качестве врача-миссионера. В ответ на этот вопрос он просто напоминал им притчу о богаче и Лазаре. Ему казалось, что она адресована непосредственно европейцам: «Мы и есть тот богатый... А где-то в далеких колониях обретается нищий Лазарь». {Швейцер А., «Между водой и девственным лесом» (Albert Schweitzer, On the Edge of the Primeval Forest [trans. С.T.Campion; New York: Macmillan, 1931], p. 1).} Ситуация не изменилась, но она не ограничивается Африкой. Даже для большинства жителей западного мира мы так и остаемся богачами, живущими в роскоши.

> Еще Амвросий <Медиоланский> справедливо предостерегал христиан против искушения освящать всякую бедность и осуждать всякое богатство.{} Нищета — это не Божий дар, а проблема, которая часто является результатом греха множества людей и которую необходимо решать.{} Богатство действительно может быть благословением от Бога и плодом упорного труда, однако «богатство — это многих зол прикрытие». {Менандр, «Комедии. Фрагменты», 203 (84). Ред. В. М. Ярхо. М.: Наука, 1982, с. 320.} Притча обличает конкретный тип богатства: богатство, не замечающее чужой нищеты и страдания. Она противостоит мысли о том, что имущество предназначено только для личного пользования, и его владелец не несет никакой ответственности перед Богом и людьми. Вопреки опасениям некоторых, это не опиум для народа, <предназначенный для того, чтобы> удовлетворить нищих периодическими подачками. В притче не говорится, как именно богатые должны помогать бедным; она всего лишь напоминает, что бедняки остаются братьями и сестрами богатых, и провозглашает, что соседство роскоши и нищеты — это несправедливость, к которой нельзя относиться толерантно.

> Разрыв между имущими и неимущими в обществе неуклонно возрастает, особенно по мере развития фондового рынка и современных технологий, и во многих странах принимает просто неприличные размеры. В крупных мегаполисах (напр., в Чикаго) роскошные улицы (типа квартала «Золотой берег») нередко соседствуют с убогими, нищими районами. Лазарь всё так же лежит у наших ворот. Притчи вроде этой призывают христиан не уподобляться богачу, который печется только о своих и замечает ближнего только лишь тогда, когда уже слишком поздно и ничего нельзя изменить. Наша проповедь Евангелия со всем ее благовестническим рвением ни в коем случае не должна упускать из виду практическую помощь неимущим. Любое Евангелие, не несущее благой вести нищим, не является подлинным Евангелием Иисуса Христа (см.: Лк.4:18-22).

> Как и притчи о добром самарянине, о двух должниках и  об овцах и козлах, эта притча, пусть и не так очевидно, говорит о готовности и способности увидеть рядом с собой нуждающегося человека и откликнуться на его нужду. Роскошная жизнь и эгоизм богача мешают ему увидеть Лазаря. Когда-то Иисус спросил фарисея Симона: «Видишь ли ты эту женщину?» (Лк.7:44); с таким же успехом Он мог бы спросить и богача: «Видишь ли ты Лазаря?» Способность видеть — это признак духовного возрастания во Христе.

> Другие очевидные уроки лежат на самой поверхности притчи. Она напоминает нам, что для познания Божьей воли не нужны особые знамения; к тому же, никакие знамения не убедят того, кто просто не хочет повиноваться Богу. Здесь подчеркивается, что еврейские Писания — причем не один Закон, а Закон и Пророки, читаемые как одно целое, — уже обозначили для нас Божью волю.

> Конечно, остается множество вопросов о том, как отдельным людям и церковным общинам следует помогать неимущим, не говоря уже о разрешении проблемы нищеты на более глобальном, международном, уровне. Давайте и дальше думать и обсуждать, как нам действовать и каких опасностей следует избегать. Но не дай нам Бог перестать замечать бедных, перестать заботиться о них, перестать бороться с проблемой нищеты. Откройте глаза, ибо Лазарь всё еще лежит у наших ворот.

* * *

> <...> Притча ниспровергает традиционную еврейскую мудрость, видевшую в богатстве Божье благословение, а в нищете — наказание дурным. Поскольку источником образов здесь служит фольклор и поскольку мы уже предостережены об опасности излишней аллегоризации, не сто́ит рассматривать подробности притчи как реалистичное описание будущей жизни или хотя бы как учение о «промежуточном состоянии» верующего (после смерти, но до последнего суда) или о положении ветхозаветных святых до распятия и воскресения Иисуса.

> Но даже самые сдержанные комментаторы выжимают из этой притчи больше, чем следует, вероятно, потому, что в Писаниях так мало текстов, где описывалась бы жизнь после смерти. <.....>