/см. предыдущую часть в #4110/

> 31. Экзистенциальная, подлинная вера есть созерцание Бога в хаосе себя и мира, она раскрывается в своей готовности к восприятию непредсказуемого Бога.

> 32. Для того чтобы вера в Бога и следование Ему оценивались как праведность, предмет веры должен быть достаточно неочевиден. Риск и есть подлинная вера.

> 33. Вера – это зрячее и дерзновенное отношение к действительности. Вера не отгораживается, а учитывает все аргументы «против». Вера не есть умозрительное убеждение.

> 34. Вера — не словесный код, а интуитивное ощупывание Бога и Его мира.

> 35. Вера в существование Бога имеет свою отдельную ценность — утешительную. Она не нуждается в практике Бога. В этом значении вера в Бога становится опиумом для народа, духовной жвачкой. А молитва, созерцание, покаяние и всё то, что раскрывает Бога, оказывается излишним для адептов религии утешения.
> Но Бог есть нашатырный спирт для человека. Он желает пробудить его от такой веры.

> 36. Многие «верующие» руководствуются прагматическим принципом выгоды и страха, а «неверующие» — высшими идеалами смысла, чести, свободы и т.п., поэтому идентификация верующий/неверующий не является удовлетворительной. В качестве идеологического маркера она работает хорошо, но на религиозном уровне с ней были проблемы с самого начала. Поэтому Иисус связывает Своих последователей не верой, а любовью.

> 37. Поклонение поклонению (т.е. традиции и идеологии). Вера в веру возможна потому, что сам акт веры имеет удовлетворительную оценку в нашем сознании. Вера упорядочивает, утешает. Но сам предмет веры остался не принят. Потому почитается только психологический акт веры и ее материальные формы.

> 38. Степени веры, по убыванию, основаны на:
> – восприятии Бога
> – желании Бога
> – желании верить в Бога потому, что это добродетельно
> – любви к эмоциональным и рациональным обоснованиям свой веры.

> 39. Если мы не позволяем Богу царствовать в нас, нужно позволить Ему хотя бы партизанить — видеть, как Он это делает в нас и в других.

> 40. Бытовое христианство прочно утвердилось на общерелигиозном культе, что есть и всегда было во всех религиях: посты, праздники, обряды, предписания, табу.

> 41. Важно осознать, что христианство, известное в истории, кончилось, и нам не на что оглядываться, у нас нет объекта подражания, понимаемого аутентично. Только такой человек способен быть христианином образца апостола Павла, кто мог бы повторить за ним: я рассудил быть… не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого (1Кор.2:2).

> 42. Мы упорно отказываемся сознавать: то, чему мы хотим подражать, кончилось не случайно, не потому, что было плохим, а потому, что отцвело, вызрело и ушло вместе с завершившимися эпохами. Христианин — тот, кто понимает, что начинает с начала.

> 43. Видеть предел человеческого — важнейшее условие веры. Не демонизировать половину человеческих свойств, а видеть их исчерпанность в самом начале, когда они только обещают удовлетворение. Это есть победа бесконечного Бога над конечными человеческими страстями.

> 44. Два равноправных направления в православии — logos и praxis, теоретическое и практическое. Первый тип характеризуется правильным знанием как основным критерием православия: для него важнее всего правильное исповедание. Для другого направления основным критерием является духовное состояние подвижника. Оба критерия истинности присутствовали в христианстве с самого начала, каждый представляет себя главнейшим.

> 45. Проблема современного православного мировосприятия состоит в том, что, какой бы тип православия ни пришелся нам по душе, он внутренне располагает нас против других типов. Если мы хотим реального единства православной Церкви, нам необходима парадигма мышления, которая могла бы вобрать в себя всех православных как братьев и сестер. Этого пока нет и никогда не было в истории Церкви.

> 46. Вот это намерение — удалить всех, кто не такой, как мы — и есть бич как ретроградной, так и прогрессивной линии в современном православии. Многообразие оказалось камнем преткновения для православных. Но без него нам невозможно полюбить никого, кроме своего отражения.

> 47. Христианство проповедует сразу три Евангелия, это нормально, это искони.
> Первое Евангелие — иди в объятия Христа, иначе погибнешь вечной погибелью! Всё равно скоро всё кончится.
> Второе — отбрось старый кодекс книжников и фарисеев. Они его извратили и неправильно поняли. Возьми новую версию кодекса, улучшенную, исправленную и правильно понятую, то есть Новый Завет — в качестве нового свода правил.
> Третье Евангелие — если ты не любишь, ты наверняка хороший человек, но ты — не в Боге. У тебя нет любви, значит, у тебя нет содержания жизни. Мы предлагаем тебе Весть о Божьей любви, которая раскроет тебя в Нём. И тогда ты поймешь и ощутишь смысл жизни, перестанешь бегать за бликами счастья, перестанешь создавать жизненные ориентиры, деля людей на правильных и неправильных.

> 48. Целевые аудитории Христа и святых отцов были разными. Проповедники христианства во все века навязывали проповеди Иисуса свои (благие и необходимые) пастырские задачи. Тогда как у Иисуса были Свои пастырские задачи. Так возник конфликт интерпретаций Христовых требований и, как следствие, две изначальных и равно укорененных в Новом Завете модели понимания отношений с Богом: «начальник — исполнитель» и «братство с Богом».

> 49. Первая модель предполагает, что исполнитель настолько недогадлив, что даже родителей своих не стал бы любить без репрессий со стороны Бога, тем более отличать Бога от идолов, ценить жизнь собратьев. Сама идея контракта с Богом делает духовность излишней. Всё подано на уровне материализма: исполняй закон, и будет тебе благо, не исполнишь — смертью умрешь.
> Христос же наоборот, делает ставку только на духовность человека, не востребованную Ветхим Заветом. Он радикально меняет характер отношений Бога и человека, делает чуждой саму идею контракта (Завета), народу объявляет религию сыновства, а ученикам — религию братства с Богом. Ведь нормальный отец не заключает контракта с детьми, а дети с отцом, они любят априори.

> 50. В Нагорной проповеди Иисус доводит до абсурда надежду спастись исполнением Закона, чтобы, обесценив достижения праведников, следующих модели «начальник — исполнитель», дать пространство для принятия Бога как отца и брата. Если понимать Нагорную проповедь Христа в русле поновленного Закона, то она — недостижимая вершина, если же понимать ее как переформатирование отношений с Богом, это практическое требование веры.

> 51. Эпоха Закона объявляется Христом прошедшей. Апостол Павел интерпретирует закон так, чтобы соотношение «начальник — исполнитель» можно было заменить на «братство с Богом».

> 52. В Нагорной проповеди («заповедях блаженства») Иисус меняет икону рафинированного праведника на тех, кого этот праведник священно презирал. Блаженны конченые, потому что Бог любит и их! Святоотеческая традиция множеством толкований стремилась сгладить этот момент.

> 53. Для того чтобы любить, Богу не нужны основания, положительная характеристика, а нам нужны, и поэтому мы стремимся превратить плачущих, алчущих и нищих в достойных людей, чтобы согласиться со Христом любить их. Но это полное непонимание сути Нагорной проповеди.

> 54. Ты совершаешь хорошие поступки, потому что боишься поступать плохо или тебе не хочется быть плохим перед самим собой. Выявив это, Иисус обесценил ветхозаветную праведность. Он радикально изменил правила определения праведности. Он сказал, что ее надо искать не в тщательности, не в скрупулезности, не в перфекционизме исполнения заповедей, а в ином поле.

> 55. Если мы действительно хотим быть сынами Отца Небесного, то должны стремиться быть похожими на Него, как дети подражают отцу. Речь о продолжении Божьего взгляда на людей. Он равно благ к неблагодарным и злым (Лк.6:35-36), то есть Он не отличает праведника от неправедника. Стало быть, и наша праведность должна иметь этот параметр, который Христос выделил как главнейший. Если наша праведность делит людей на праведных и неправедных, более того, основана на этом делении, то мы не лучше атеистов и язычников.

> 56. Смена оснований этики и духовности базируется на двух предпосылках. Первая: естественная эволюционная мораль не должна выдавать себя за духовность. Вторая предпосылка: духовность проявляется в нашем неизменном отношении как к праведнику, так и к грешнику. Если вы хотите походить на Бога в том, в чём Он не похож на вас, — любите врагов ваших, не различайте праведных от неправедных. Это центральный момент в перемене главного идентификатора духовности.

> 57. Три типа опознания присутствия Бога: словесный (правильные слова о Боге), эмоциональный (правильные ощущения Бога), интроспективный (свидетельствуется сам из себя, как настоящая любовь, свобода воли, единичность «Я»).

> 58. Высокая духовная идея, брошенная в неподготовленную среду, очень скоро начинает работать в обратном направлении. Иисус знал это и формировал сообщество способных на большее, чем отрешенность ессеев, решимость зилотов, праведность фарисеев и грамотность книжников и саддукеев.

> 59. Основной оппонент духовности — не бесы и не страсти, а неспособность к духовной жизни.

> 60. Грезы о том, что всем людям равно доступно духовное обновление и всякая душа — христианка, совсем несвойственны Богу.