> Двое учеников, которые, <направляясь в Эммаус, встретили воскресшего Иисуса и не узнали его>, сказали с грустью: «А мы надеялись, что Он есть Тот, Который должен искупить Израиль» (Лк.24:21). Иисус, всё еще не узнанный ими, начал объяснять им, что происходит. И он не сказал им: «Нет, вы всё поняли неверно. Забудьте эту чепуху об искуплении Израиля. У меня есть кое-что поинтереснее». На самом деле он сказал: «Именно это должно было случиться: Мессии надлежало пострадать и затем войти в свою славу». После чего он, «начав от Моисея и от всех Пророков, истолковал им во всех Писаниях то, что относится к Нему» (24:26–27). Разумеется, «искупление Израиля» тут обрело совершенно новый смысл. Все эти ожидания приобрели новый фокус — сконцентрировались вокруг уникальной роли Иисуса. Вся история Библии, сказал он, была нацелена на его смерть и воскресение. То, что произошло, было исполнением Писания, а не случайным и постыдным происшествием.

> Но этот новый смысл не отменял старого. Многие евреи во дни Иисуса молитвенно размышляли о том, как именно Бог исполнит свои древние обетования. Тут не существовало единого сценария. Многие группы, многие учителя, многие люди, мнящие себя пророками, понимали это по-разному. Представления Иисуса (переданные нам Лукой) об этом, какими бы ошеломляюще новыми они ни были, должны занять свое место на этой карте смыслов. Надежда Израиля, о которой по-своему говорили и Тора, и Пророки, и Псалмы, состояла не в том, что Бог ради спасения Израиля (или человечества, или верных) изымет его из этого мира. Бог должен был что-то сделать ради этого мира, и в результате его действия искупленное человечество должно было снова выполнять ту роль, которая была его предназначением. Это была надежда на обновленный мир, в котором всегда будут царить справедливость и милосердие. Иисус не сказал двум ученикам, что надо оставить такую надежду ради мечты о «спасенных душах, которые отправляются в рай», но сказал, что эта надежда на новое творение осуществилась совершенно неожиданным образом. Революция уже совершилась. К вечеру той пятницы всё стало иным, хотя не все это заметили.

> Если взглянуть на эту историю с нашей точки зрения, тут можно говорить о двух радикально новых вещах. Во-первых, стала иначе выглядеть надежда евреев на то, что YHWH спасет их от гнета язычников, даст новую справедливость и мир народам и, наконец, вернется в свой Храм. Сто́ит поместить в середину этой истории распятие и воскресение Мессии Израиля как ее новый фокус — и всё начинает выглядеть иначе. Во-вторых, христианский мир так долго цеплялся за идею «спасенных душ, попадающих в рай», что теперь нам нужна напряженная работа воображения, чтобы думать о новозаветном смысле «искупления» — о наступлении Царства Божьего «на земле, как на небесах», по обетованию Евангелия, или, если сказать о том же другими словами, о замысле Бога подчинить всё земное и небесное Мессии, или о «новом небе и новой земле, где обитает справедливость» (2Пет 3:13). Как только мы — вместе с изумленными учениками в тот удивительный вечер — увидим, каким образом эта древняя библейская надежда обрела новый смысл из-за Иисуса, наши обычные «христианские» представления о «небесах» станут куда более смелыми. <...>