> Выражение «Сын Человеческий» остается загадкой. Мы можем уверенно говорить лишь о его антропологическом значении – и о том, что оно, как и термин «мессия», сочетает в себе несовместимые ожидания. Оно применимо к любому человеку – и в то же время это высочайший и почетнейший титул. Оно относится к космическому существу, которое является с небес и открывает себя людям. Но об этом мифическом существе говорится, что оно «человек». Три проблемы препятствуют в наше время единообразному пониманию изречений, связанных с «Сыном Человеческим». <...>

> 1. Почему Иисус говорит о «Сыне Человеческом» в третьем лице, <словно> бы имея в виду не себя, а кого-то другого?

<.....>

> 2. Почему Иисус использует выражение, объединяющее его с остальными людьми, если хочет указать на свою избранность?

<.....>

> 3. Как представлял себе Иисус переход от нынешней деятельности к будущей славе Сына Человеческого?

> С этой проблемой мы сталкиваемся уже в «Подобиях» из Эфиопской Книги Еноха (1Ен 37–71), где Енох говорит о Сыне Человеческом как о некоей иной фигуре, не понимая, что в конце концов Бог призовет на роль «сего Сына Человеческого» его самого. Лишь во втором дополнении Бог приветствует его словами: «Это Сын Человеческий, рожденный для праведности, и праведность пребывает над ним, и праведность Главы Дней не покидает его» (1Ен 71:14). По общему признанию, это дополнение, но его автор не видел никакой проблемы в том, что вначале Енох говорил о Сыне Человеческом как о ком-то другом, а затем получил эту роль сам. В конце концов, о Енохе ведь было известно, что он не умер, а «не стало его, потому что Бог взял его» (Быт 5:24). Эта традиция предполагает возможность перехода с земли на небо. Однако в преданиях об Иисусе остается неясным, как же этот переход должен осуществиться. Пророчества о страданиях, связанные с выражением «Сын Человеческий», не до конца заполняют этот пробел,{} – они приводят нас к воскресению Иисуса, но не к его возвеличиванию. Воскресения ждали большинство иудеев того времени; но посмертное возвеличивание до божественного статуса было ожиданием куда более серьезным. Кроме того, вполне возможно, что пророчество о воскресении Сына Человеческого – vaticinium ex eventu [предсказание задним числом. – Прим. пер.]. Мы можем заключить: Иисус не только принимал роль, уготованную ему Богом – он принимал и то, как Бог задумал дать ему эту роль. И здесь также «не моя, но Твоя воля да будет».

> Итак, ответы на все три вопроса мы находим в концепции радикальной непредвиденности статуса. Иисус не может ни сам создать себе статус, ни сам его открыть. Это он должен оставить Богу. Он не может предугадать, кому Бог поручит свое последнее откровение. Вот почему Иисус говорит о себе косвенно, в третьем лице – так, чтобы, если понадобится, под этим можно было понять и кого-то другого. Иисус сознательно говорит о себе только как о «человеке» – это единственное, что он вправе о себе сказать. Говорить что-то еще – означало бы присваивать себе права Бога. Только Бог может возвысить человека до себя.

> Таким образом, решение проблемы Сына Человеческого, предлагаемое нами, близко к решению Карстена Кольпе. Кольпе признаёт все три группы речений о Сыне Человеческом подлинными и истолковывает слова о грядущем Сыне Человеческом как «уверенность Иисуса в исполнении его миссии».{} Однако такая характеристика отличает интерпретацию Кольпе от представленной здесь: на наш взгляд, в этих речениях Иисуса выражается лишь уверенность его в непредвиденности своего статуса. Иисус может сам приписать себе лишь статус человека. В отношении ожиданий других, видящих в нём Мессию, он демонстрирует смирение и сдержанность. Он как бы говорит: пусть Бог и только Бог решает, кем мне надлежит быть и как и когда это открыть миру.

> В двух древнейших источниках об Иисусе – Евангелии от Марка и Источнике Речений {Гипотетический сборник изречений Иисуса Христа, который авторы Евангелий от Матфея и Луки независимо друг от друга использовали в качестве источника наряду с Евангелием от Марка. Его принято обозначать "Q". – Пр.р.р.} – эта идея заданности статуса выражается совершенно ясно. В Евангелии от Марка Иисуса «признает» глас с небес при крещении; ученикам его истинный статус открывается в преображении; во время распятия его признаёт сотник, после того, как разорвавшаяся завеса Храма указывает на его божественную силу. Однако и такое откровение еще неполно. Сотник восклицает: «Поистине, сей был Сын Божий!» Лишь возвещение ангела о воскресении вполне открывает истинный статус Иисуса: он жив и победил смерть. Откровение о сущности Иисуса, основанное на послепасхальном опыте, Марк переносит во время его жизни и окружает тайной, которая раскрывается только когда свершается Пасха (Мк 9:10). Воскресение целиком и полностью совершено Богом.

> В Источнике Логий (речений) непредвиденность статуса и его откровения подчеркнута еще ярче. Сын получает свой статус от Отца; лишь Отец знает его: «Всё предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф 11:27). Быть может, это послепасхальное речение – однако оно ясно свидетельствует о радикальной непредвиденности статуса. Открытие роли и статуса Иисуса – дело одного только Бога.

> Рассматривая четыре проанализированные нами роли, мы можем заметить, что на пути от учителя и пророка к Мессии и Сыну Человеческому непредвиденность статуса возрастает. В иудаизме человек мог попытаться стать учителем. Он мог быть призван к пророчеству. Как Мессию его предопределял только Бог – и только Бог мог возвысить его как будущего Сына Человеческого. Иисус нигде открыто не называет себя учителем или пророком, однако, говоря о ролях учителя и пророка, принимает ее в том числе и на  себя. С ролью Мессии – совсем иное дело; здесь он проявляет смирение и сдержанность. Принятие этой роли дало бы повод к недоразумениям. Он не хотел быть Мессией воинствующим. Возможно, говоря о «Сыне Человеческом», он сознательно спорил с мессианскими ожиданиями современников. «Сын Человеческий» – выражение, с одной стороны, очень скромное, но с другой – оно связано с большими надеждами, оно призвано показать: Иисус ожидает, что Бог предопределит его на роль грядущего Сына Человеческого. Он не может говорить об этом открыто, – ведь лишь Бог в силах даровать ему эту роль и открыть ее. Однако Иисус никогда не оставляет без отклика ожидания других. Вот что говорит нам об этой проблеме ролевой анализ. То, как понимает себя отдельный человек – не только его личное, частное дело, но и вопрос социального взаимодействия. А там, где в ожидания человека вовлечен Бог, вступает в игру представление о радикальной непредвиденности статуса. Только Бог может назначать роли в theatrum mundi. {<(лат.) «мир-театр». Выше автор пишет, что Древнему миру была знакома "идея о том, что мир – это сценическая постановка, где каждый из нас играет предписанную Богом роль. Образ этот мимоходом упоминается у Платона, а Эпиктет использует его в Энхиридионе: «Помни, что ты – актер в пьесе, характер которой определяется Драматургом: по Его желанию пьеса будет коротка или длинна; если Он пожелает, чтобы ты играл роль нищего – помни о том, чтобы и эту роль сыграть безупречно; то же и с ролью калеки, чиновника, обывателя. Ибо задача твоя в том, чтобы достойно восхищения сыграть предписанную тебе роль; но выбор роли остается за Другим". (Энх 17). Этот образ проясняет два отличия от современности. Мы живем, сознавая, что наши роли зависят от нашего поведения. Сами себе выписать «сертификат» мы не можем, но знаем, что этот «сертификат» подтверждает то, насколько хорошо мы играли. Разумеется, поведение человека и его способности играли свою роль и в древности. Но там мы видим куда более ясное сознание того, что в theatrum mundi никто не может создать себе роль сам. Роль дается человеку как данность, – словно марионетке. Дальше ее можно лишь сыграть, хорошо или плохо. Суть в том, что роль и статус человека определяются извне. Это основная аксиома Античности, которую можно выразить так: никто не может сам определить себе роль. Никто не может сам присвоить себе статус. В древности мы находим понимание непредвиденности статуса и роли. Статус мы получаем, роли нам предписаны. Их дает некая высшая инстанция, их «провозглашают» другие. Второе отличие от нашего современного общества таково: роль, предписанную тебе в theatrum mundi, необходимо проиграть до конца, до ухода со сцены в миг смерти. В нашем обществе мы сознаём, что на  протяжении жизни можем играть разные роли. В Древнем мире непредвиденность роли и статуса осознавалась куда более жестко. Раб может получить свободу – но в этом он зависит только от воли господина. И после этого он останется «вольноотпущенником», человеком неполноправным. По-настоящему свободны станут только его дети. Таким образом, изменение статуса происходит лишь вместе со сменой поколений. В рамках одной жизни изменения статуса ограничивались сокровенным убеждением в том, что социальное происхождение определяло социальную роль". – Пр.р.р.>}

> Как мы видим в древнейших источниках об Иисусе – Евангелии от Марка и Источнике Логий, последователи Иисуса разделяют его представление о заданности статуса. Благодаря этому создается непрерывность между тем, как Иисус понимал себя сам, и христологией его последователей после Пасхи. Если окончательный статус Иисуса определяет только Бог, значит, провозглашение исторического Иисуса можно преобразить через переломный момент – распятие – в провозглашение Иисуса как Сына Божьего – и по-прежнему сохранить непрерывность. Такаси Онуки наглядно показывает и эту непрерывность, и моменты ее отсутствия.{} Провозглашение исторического Иисуса он рассматривает как сеть мифологических представлений, разорванную распятием, но преображенную и «воскрешенную» в раннехристианских воззваниях. Неразрывность – в одинаковом понимании времени до Пасхи и после нее, в представлении о «всевременном сейчас», объемлющем прошлое, настоящее и будущее – как у исторического Иисуса, так и в вере ранних христиан. Разрыв с прерванными воззваниями Иисуса остается, но через него можно перекинуть мостик – благодаря идее непредвиденности статуса. Иисус верил, что его статус предстоит определить и открыть самому Богу.

> Ученики провозгласили, что Бог, воскресив распятого Иисуса из мертвых, определил и открыл его статус на все времена.

> Мы, исследователи Нового Завета, не можем определить, какой статус приписывал себе Иисус – и так и должно быть. Быть может, это приближает нас к историческому Иисусу больше, чем кажется. Однако есть и различие. Наша неуверенность проистекает из невозможности выбрать одну гипотезу из многих. Неуверенность Иисуса – это знак выражения его доверия Богу, который, когда настанет время, сам назначит ему, человеку, эсхатологическую роль, которой предстоит сделать его Сыном Человеческим.{}