> Одним из основных предположений <Пауля> Тиллиха было апологетическое предназначение богословия. По его мнению, оно призвано формулировать свои концепции таким образом, чтобы они были актуальны в современной ситуации. Под «ситуацией» Тиллих подразумевал конкретные проблемы и вопросы, волновавшие людей той или иной культуры, «научные и творческие, экономические, политические и этические формы выражения трактовки человеком своего существования».{} Он резко критиковал фундаменталистов и «керигматическое богословие» (неоортодоксию) за пренебрежение важностью этой ситуации и попытку, по его словам, бросаться в людей христианством, как камнем, вместо того чтобы отвечать на вопросы, волнующие представителей современной культуры.{} С точки зрения Тиллиха, главной задачей богословия, напротив, должны быть ответы на вопросы; оно должно приспосабливать христианское учение к особенностям современного мировоззрения, в то же время не поступаясь своей основополагающей истиной и уникальной природой. 

> Апологетическое богословие предполагает некую общность между христианским учением и современной культурой, в которой оно находит свое выражение. Наличие такой общности было еще одной исходной предпосылкой теории Тиллиха. По крайней мере, полагал он, проистекающее из источника божественного откровения богословие может и должно отвечать на вопросы современности. Если бы это было невозможно, богословие бы безнадежно устарело, поскольку оно не может отвечать на вопросы, которые никто не задает. К счастью, говорил Тиллих, ответы на фундаментальные вопросы, поднимаемые современным человеком, можно найти, в частности, в символах божественного откровения.

> Еще одной исходной предпосылкой богословия Тиллиха была ключевая роль философии в решении апологетической задачи богословия. В противоположность Барту, он считал, что богословие нуждается в философии для формулировки вопросов, на которые оно призвано отвечать, а также потому, что именно философия определяет многие, если не все, формы этих ответов. По этой причине Тиллих относился к философии с большим уважением: «Ни один богослов не заслуживает к себе серьезного отношения, даже будучи великим христианином и великим ученым, если из его трудов не следует, что он высоко ценит философию».{} Выступая против фидеизма {Философское учение, утверждающее главенство веры над разумом и основывающееся на простом убеждении в истинах откровения. – Пр.р.р.} таких мыслителей, как Паскаль, он говорил: «Бог Авраама, Исаака и Иакова — это еще и Бог философов».{}

> В этой связи следует упомянуть еще одну исходную предпосылку. Наибольшую пользу богословию могла принести конкретная философская форма — онтология {Учение о сущем, т.е. о бытии как таковом; раздел философии, изучающий фундаментальные принципы бытия, его наиболее общие сущности и категории, структуру и закономерности. – Пр.р.р.}, особенно экзистенциальная онтология. Более того, определение философии у Тиллиха практически совпадало с определением онтологии: философия — это «подход к познанию реальности, в котором она сама выступает в качестве объекта познания»,{} а онтология — это «анализ тех структур бытия, с которыми мы сталкиваемся при каждом контакте с реальностью».{}

> Тиллиха не устраивало ни одно определение или способ применения философии, которое не затрагивало бы онтологию, потому что именно она занимает центральное место в философии,{} а ее проблемы и вопросы так или иначе присутствуют во всех остальных философских подходах.{}

> Итак, в основе своей онтология и есть философия — наука о бытии. Она поднимает онтологические вопросы: что значит признать существование чего-либо, что по-настоящему реально, если убрать всё внешнее и наносное; что такое бытие, лежащее в основе реальных вещей, и какие структуры изначально присутствуют во всём сущем? В связи с этим Тиллих заявлял: «Философия поднимает вопрос бытия в целом и внутренне присущей ему структуры. Она отвечает на него в контексте категорий, структурных законов и универсальных понятий. Ответ на каждый вопрос должен быть дан с точки зрения онтологии».{}

> По мнению Тиллиха, богословие нуждается в онтологии, скорее, с точки зрения поднимаемых ею вопросов, чем предлагаемых ответов. Полезным примером может служить его трактовка вопроса «небытия», решить который пытались еще древнегреческие философы, и который был вновь поднят, хотя и в другой формулировке, экзистенциалистами XX века. Тиллиха не удивлял этот вечный интерес к небытию, поскольку «боязнь небытия заложена во всём конечном и ограниченном».{} Для человека естественно задаваться вопросом о своем статусе по отношению к бытию, ведь в минуты глубочайших раздумий он осознаёт свое ограниченное, преходящее, време́нное состояние. Он может «перестать быть» с той же легкостью, что и «быть». Более того, небытие является частью нашего существования, потому что угрожает нам в каждый момент нашей жизни. 

> Размышления о небытии поднимают вопрос силы бытия, побеждающей угрозу небытия и поддерживающей жизнь всех смертных существ. Эта сила не может быть конечной, она и есть само бытие или основа бытия. Без нее конечное существование было бы повержено в небытие, или ничто. Короче говоря, онтологический вопрос о небытии и силе бытия, по мнению Тиллиха, непосредственно связан с вопросом о Боге. Более того, он считал, что без онтологического вопроса ответ, предлагаемый богословием (Бог), не может быть понят. Тиллих говорил следующее: «Только те, кто пережили шок ограниченности, тревогу, сопровождающую осознание своей конечности и угрозы небытия, могут понять, что́ значит Бог».{}

> Итак, онтология абсолютно необходима современному апологетическому богословию. Это особенно справедливо в условиях господства экзистенциальной философии в XX веке. Более того, экзистенциальная онтология, говорил Тиллих, «просто находка для христианского богословия»,{} поскольку поднимает вопросы, на которые богословие, опираясь на божественное откровение, лучше всего способно ответить. Таким образом, онтологические вопросы и ответы создают общность философии и богословия: «Структура бытия, а также категории и концепции, ее описывающие, прямо или косвенно волнуют каждого философа и богослова. Никто из них не может обойти вниманием онтологический вопрос».{} Конечно же, подходы философии и богословия к вопросу бытия различны. Философия выбирает позицию беспристрастной объективности, тогда как богословие изучает высшее бытие, силу, предотвращающую угрозу небытия, со «страхом и любовью, переходящей в страсть».{} Тем не менее, в поисках достойного решения онтологических проблем и вопросов, полагал Тиллих, необходимо выступать в обеих ролях — философа и богослова. Каждый творчески мыслящий философ рано или поздно задается богословскими вопросами,{} а каждый богослов должен выступить в роли философа, чтобы проанализировать экзистенциальную ситуацию человечества и связанные с ней вопросы. Философия и богословие — это два различных, но неотделимых друг от друга взаимозависимых предмета, или аспекта, полноценной онтологии.

> И, наконец, последней исходной предпосылкой богословского учения Тиллиха была особая, с точки зрения онтологии, природа человеческого существования. Наиболее ярким выражением этой идеи можно считать утверждение, неоднократно встречающееся в «Систематическом богословии», о том, что «человек — это микрокосм».{} Тиллих хотел сказать, что силы и структуры бытия в человеке проявляются иначе, чем в других существах. Люди непосредственно участвуют в функционировании структур бытия, расположенных как над ними, так и под ними, так что их бытие дает представление о высшем бытии: «Человек участвует в жизни вселенной через рациональную структуру разума и реальности... Он участвует в жизни вселенной, потому что ему открыты универсальные структуры, формы и законы».{} Поэтому в центре онтологических исследований должно находиться человечество, если, конечно, их авторы ставят своей задачей формулировку вопросов и ответов, связанных с высшей реальностью и самим бытием.

> Эти исходные предпосылки лежали в основе всего учения Тиллиха. Но содержавшаяся в них значительная противоречивость часто становилась предметом научных споров. Отождествление философии с онтологией и особенно утверждение о неотделимости философии от богословия вызвало сильное недовольство у большинства философов, в частности, в англоязычном мире.{} В то же время многие богословы упрекали его в том, что он сделал христианское богословие пленником «онтологических теорий» и тем самым пренебрег как авторитетом богословия, так и библейским персонализмом. {Рейнгольд Нибур мягко критикует Тиллиха за превращение библейской драмы в онтологические рассуждения в своей работе “Biblical Thought and Ontological Speculation in Tillich’s Theology” in Kegley and Bretall, Theology of Tillich, 216-27. Кеннет Гамильтон обвиняет Тиллиха в том, что он позволил философской системе онтологических рассуждений («философии логоса») определять и контролировать содержание христианского учения. См. Kenneth Hamilton, The System and the Gospel, A Critique of Paul Tillich (New York: Macmillan, 1963), esp. 227-39.} Возможно, наиболее резкая критика заключается в том, что при ближайшем рассмотрении онтология Тиллиха оказывается эклектичной. Он пытался объединить совершенно несовместимые философские направления, а именно традиционную онтологию Платона, Августина, немецких философов-идеалистов и современные экзистенциальные онтологические теории Хайдеггера и Сартра.{}