=рассылка *Мысли о вере и Церкви*=

Милость и мир да будут с вами полной мерой –
через познание Бога и Иисуса, Господа нашего! (2Пет.1:2)

> Вопрос "Кем вы считаете Христа? Кто Он?" всегда был решающим в христианстве. Не только позднейшая история, но уже Новый Завет дает самые разнообразные ответы на этот вопрос. У Иисуса в Новом Завете множество имен. Его называют Христом (Мессией), пророком, Сыном Человеческим, Рабом Божиим, Первосвященником, Спасителем, Господом, Сыном Божиим. Очевидно, что нет такого наименования, которое смогло бы дать исчерпывающий ответ на вопрошание: "Кто же такой Иисус?" Иисус — человек, взрывающий все схемы. В Новом Завете главенствующее положение заняло одно наименование, свидетельствующее о недостаточности каких-либо схематически-условных представлений об Иисусе; очевидным образом, оно оказалось наиболее адекватным и продуктивным: Иисус Сын Божий. Благодаря этому наименованию апостол Павел смог в краткой форме выразить суть своего провозвестия: "Евангелие Бога о Сыне Своем" (Посл. к римлянам, гл. 1, ст. 3 и 9; ср. 1 Посл. к коринфянам, гл. 1, ст. 19; Посл. к галатам, гл. 1, ст. 15). С тех пор исповедание веры в Богосыновство Иисуса считается отличительной чертой христианства. Правда, другие религии тоже говорят о сынах богов и воплощениях. И христианство как бы продолжает начатое ими размышление о сущности спасения.

> Однако свое исповедание веры в Богосыновство Иисуса оно связывает с эсхатологическим притязанием на то, что в Иисусе из Назарета раз и навсегда, единственным и неповторимым образом, окончательно и во всей полноте раскрыл себя Бог. На этом исповедании веры в Иисуса Сына Божия и стои́т христианская вера.

> В своей дерзновенной конкретности, в своих универсальных притязаниях это исповедание вызывающе, почти соблазнительно; этого не могут затушевать или замолчать ни благовестие, ни богословие (ср. 1 Посл. к коринфянам, гл. 1, ст. 23). Но именно из-за всеохватывающих притязаний, свойственных этому исповеданию, должны постоянно приниматься в <расчет> изменяющиеся условия человеческого существования. Этот процесс начался уже в Новом Завете и продолжается в церковной истории, в догматике и в богословии. Ведь христианин обязан давать "отчет о своих упованиях" (ср. 1 Посл. Петра, гл. 3, ст. 15). Поэтому современное богословие не имеет права довольствоваться лишь повторением традиционного исповедания. И не потому, что оно ложно, а именно потому, что оно истинно и налагает известные обязательства, богословие должно рассматривать его как нечто живое и переносить в проблематику современности.

> Относительно всего этого мнения внутри Церкви сильно расходятся. Создается впечатление, что сегодня внутрицерковная полемика сконцентрирована на христологической проблеме. Юрген Мольтман обратил внимание на различные христологии, которые стоят за христианством социально-критическим, революционно направленным и христианством церковно ориентированным. Если первая христология в большей мере ориентируется на земного Иисуса, то вторая — на трансцендентного прославленного Христа. Таким образом, мы оказались здесь в самом центре современного кризиса. От многочисленных второстепенных вопросов церковного обновления мы подошли к центральному, решающему пункту. Речь идет о вопросе, которым преимущественно занимался Дитрих Бонхеффер: "Иисус Христос — кто он для нас сегодня?"

> В дальнейшем мы собираемся изложить важнейшие положения современного церковного богословия, подвергнуть их критическому рассмотрению и одновременно изложить собственные соображения, касающиеся Богосыновства Иисуса. Разумеется, при этом невозможно будет обсудить все христологические проблемы. Многое из того, о чём здесь можно упомянуть лишь вскользь, будет продолжено и углублено в последующих экзегетических, исторических и гомилетических работах.