"Я сораспялся Христу"


* * *
Ханс Урс фон Бальтазар. Мученичество и Миссия
http://agnuz.info/reading_room/baltasar/content.htm

Задумаемся еще вот над чем: мы прославляем мужественную веру мучеников - как бестрепетно они пожертвовали собой за дело, от которого ничего не ждали для себя в этой земной жизни. Но с человеческой точки зрения такое мужество не является чем-то исключительным: те японцы, которые усаживались в самолеты-снаряды, чтобы точно направить их на соответствующие военные цели и взорваться вместе с ними (это лишь один пример того мужества, о котором нам так часто повествует, например, античная история), - эти японцы тоже жертвовали собой ради цели, превосходящей их ограниченное земное бытие. И возможно, что они поступали так более осознанно и менее громко, чем некоторые христиане: на войне героизм становится повседневным делом и не ожидает для себя особой награды; награждения железными крестами - уцелевших! - совершаются более или менее случайно. А сколько невидимого, никем не воспетого мужества - поистине героического, вплоть до смерти, мужества - проявляется в обычной повседневной жизни! И не только в угнетенных странах, где мужчины, женщины и дети вынуждены день за днем вести борьбу, но и в бедных кварталах наших благополучных стран, в госпиталях, в одинокой и по видимости бессмысленной жизни стариков, в мученичестве брака по расчету, где не приходится надеяться на спасительную помощь любви. Поистине, в гигантском муравейнике человечества находится место множеству примеров мужественной жизни и смерти, в том числе мужеству христианского мученичества; но обладает ли оно таким качественным превосходством, чтобы заслужить некое особое благоговение к себе? Перечитаем эпопею нашего столетия, книгу, которая должна уцелеть, даже если всё остальное погибнет: «Архипелаг Гулаг» Солженицына. Миллионы людей проходят друг за другом не только первый круг ада, но все его круги, вплоть до последнего; и сколь многие из них оказались там из-за своего мужества: одни проявили это мужество еще до ареста, другие обрели его именно в этом аду. Лишь некоторые из этих людей томились в тюрьме за христианскую веру; множество других, восстав против недостойного человека существования, не продали свою совесть, не пожелали носить на лбу печать зверя. И все эти страдальцы были скопом, заодно брошены в тюрьмы режимом не только оголтело антихристианским, но и не менее оголтело античеловеческим: он противостоял элементарной человеческой правде и хватался за любую ложь, которая могла быть ему полезной. И потому предназначенные в жертву - мученики христианства и мученики гуманизма - равно томились в одной камере и были равно приговорены к мужеству противостояния. Даже если опустить, что мученик за Христа противостоит всем этим несчастным, униженным в своем человеческом достоинстве людям как нечто особенное, то в этом есть нечто важное, скажем больше, очевидный выигрыш: христианский мученик, с его особостью, включен в единую цепь удивительной человеческой солидарности; он не предъявляет никаких претензий на особое почитание, какое ранняя Церковь воздавала своим мученикам; наконец, он оказывается лишь одним из тех, кто выполнил свой долг, не изменил совести и жизненному кредо - на своей, христианской почве, как его товарищи по страданию - на почве общечеловеческой. Конечно, сегодня толпа нуждается в еще более возвышенных свидетельствах, памятниках, монументах; но они могут равно носить имена как Шолля и Штаффенберга, так и Дельпа, Бонхёффера или Кольбе. И хотя по-прежнему есть смысл в том, что отдельные страны где-нибудь в Африке или Азии канонизируют своих святых в качестве особых знаков, на которые могут ориентироваться христиане, и в качестве заступников, к которым они могут взывать, я не думаю, что свидетели крови - их растущая масса, незаметно переходящая в еще более неисчислимую массу мучеников за человечество - сегодня в целом могут стяжать такую же славу, какую стяжали некогда - не говоря уже о том, что их останки служат предметом такой же бойкой торговли, как и в эпоху Ренессанса и Барокко.

Мне не хотелось бы сейчас говорить о печальных причинах, по которым дело обстоит таким образом: о чуждых вере забывчивости и равнодушии современного человека, и особенно благополучного человека, по отношению ко всякому страданию и героическим сражениям в мире. Пресыщенный сообщениями средств массовой информации, он и сообщения об ужасах воспринимает как не слишком реальные: легкое содрогание при чтении сегодняшней газеты; быть может, пожертвование Красному Кресту, а завтра очередная ужасная новость вновь взывает к оплате. Подчас речь идет о людских потерях в десятки тысяч, в чем признаётся один черный епископ, просто «обмирающий» о своих верующих. Мы пресыщены мученичеством всякого рода и уже не можем реагировать на каждое из них бурей эмоций. Я хотел бы обратиться к существу дела, к подлинному и особенному мотиву христианского мученичества, который отличает его от стольких героических актов самопожертвования как в прошлом, так и в настоящем. Мученики ранней Церкви были, как гласит само слово, свидетелями - но свидетелями совершенно уникального события, которое Павел выразил тоже совершенно уникальным образом: «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал 2:19-20). Значит, есть Тот, кто прежде самого моего существования претерпел совсем иное мученичество, нежели то, которое я, или кто-либо другой, или даже сам Сократ, могли бы претерпеть. Мученичество за меня, ради меня, вместо меня - взамен меня, должного пострадать. Павел называет Его «Христом», помазанным Мессией и «Сыном Божиим», который один имел власть умереть за других - за грешников (как это сказано где-то в другом месте). Поэтому для верующего христианина дело выглядит таким образом, что его жизнь основана на заместительной смерти, причем не только его физическая жизнь, но и жизнь духовная, жизнь перед Богом, в которой заключен последний смысл его бытия. Он полон благодарности. Но как иначе может он всерьез отблагодарить за себя, как не следуя за своим Господом по пройденному Им пути? Ведь он с полной очевидностью обязывается к такому следованию прямым предсказанием, что со слугой будет то же, что с господином, и с учеником то же, что с учителем. Это и есть отличительная, особенная черта христианского мученика: он «сораспялся Христу», его жертвование жизнью есть акт достойного ответа, само собой разумеющегося благодарения. Он умирает не за идею, будь то даже высочайшая для человеческого достоинства идея свободы и солидарности с угнетенными (хотя всё это тоже может иметь место и играть свою роль). Он умирает за Того, кто еще раньше умер за него. В своих мучениках древних христиан более всего восхищало и поражало то, что они, жертвуя жизнью, смогли дать полный и по-человечески максимально возможный ответ на деяние Господа - единосущного Сына Божьего, обладавшего властью и силой предать Себя за всех и тем самым явить нам глубины Отца, внутренний замысел Бога. Этим ясным ответом была решена задача, которую мы, вечно колеблясь и прикидывая, никак не можем разрешить. Но кому-то это удалось; кто-то сумел разгадать загадку, загаданную всем; кто-то вытянул счастливый жребий - или, лучше сказать, узнал пароль и получил доступ. Святой Игнатий Антиохийский пишет своим братьям-христианам по пути в Рим, на мученическую смерть, умоляя их не предпринимать попыток освободить его: «Простите мне; я знаю, что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником... Простите мне, братья! Не препятствуйте мне жить, не желайте мне умереть. Хочу быть Божиим: не отдавайте меня миру. Пустите меня к чистому свету: явившись туда, буду человеком Божиим. Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего» (Послание к римлянам 5,3-6,3).{} Это не страх перед миром, а страстность ответной любви. Пройдет сто лет, и к этой любви примешается благоразумие: в то время как многие из христиан, вверенных попечению епископа Киприана, уже принесли свое свидетельство, сам Киприан до поры скрывался и ободрял братьев из своего укрытия, призывая не быть малодушными. Но скоро пробьет и его час, и смерть его будет безупречной. Нельзя стремиться к смерти, ибо кто может знать, что еще надлежит ему совершить для Бога при жизни; но нельзя и пытаться избежать ее, когда требование смерти становится неизбежным. Во время ожесточенных гонений при Деции многие заставляли себя принести жертву, чтобы улестить комиссии по жертвоприношениям и добыть себе соответствующий документ. Стоит ли удивляться двоедушию множества подобных людей, если сегодня мы видим, насколько трудно человеку в восточных странах избежать своего рода шизофрении, когда в целях самосохранения он вынужден идти на внешние уступки режиму, надеясь при этом сохранить верность своей сердечной вере? Если в первые века христианства яростные гонения длились недолго, быстро угасая и принимая вид подспудного недоброжелательства, то сегодня радикальная враждебность христианству со стороны коммунистических государств и некоторых националистических деятелей в Африке и Латинской Америке принимает постоянный характер, так что соблазн компромисса делается еще сильнее, а границу между благоразумием и трусостью провести еще труднее.

* * *
Владимир Лосский. ТОЛКОВАНИЕ НА СИМВОЛ ВЕРЫ
http://www.krotov.info/libr_min/l/lossk_v/simbol.htm

Для верующих, которым верой дано понять всё значение этого события. Воскресение Господне - ослепительное торжество жизни над смертью, освобождение от проклятия, тяготевшего над потомством Адама. Вот отчего Пасха - праздник неудержимой радости, о чем православная литургика говорит в этот день особенно красноречиво: "Пасха священная нам днесь показася: Пасха нова святая; Пасха таинственная; Пасха всечестная; Пасха Христос Избавитель; Пасха непорочная; Пасха великая; Пасха верных; Пасха, двери райские нам отверзающая; Пасха, всех освящающая верных" (стихиры "На хвалитех"). Для древнего Израиля Пасха была воспоминанием освобождения от египетского ига, для Церкви - нового Израиля - Пасха христианская есть напоминание об освобождении от ига смерти; она также есть благовестие всеобщего воскресения, которое действительно началось с Воскресения Христова.

Не только в пасхальной службе Церковь говорит нам о великой тайне Воскресения, но и на каждой службе недельной. Темой Пасхи проникнут весь обряд крещения: новообращенный духовно переходит от рабства сатане к жизни во Христе. "Неужели не знаете,- говорит апостол Павел,- что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни" (Рим.6,3-4). Самый момент Воскресения Господня ускользает от всякой человеческой пытливости (ведь у евангелистов нет никакого описания этого события), вот почему православная иконография, верная Преданию, не изображает момента Воскресения, а только явление Воскресшего Христа, Которого видели многие свидетели. Святой апостол Павел даже говорит, что Господь наш явился "...более нежели пятистам братиям в одно время" (1Кор.15,6). Добавив, что "большая часть доныне в живых" (там же), апостол дает понять коринфянам, которые могли сомневаться в реальности Воскресшего Христа, что они могли бы расспросить этих свидетелей. Тем не менее, Христоявление (Christophanie) не было столь грандиозным, чтобы заставить всех людей, или хотя бы всех жителей Иерусалима, поверить в Воскресение Господа. Таким всеобъемлющим будет Второе Пришествие Иисуса Христа, когда Он явится во славе судить живых и мертвых. До того времени каждому человеку дана свобода выбора, и для тех, кто хочет стать сосудом Божественной благодати, звучат утешительные слова Христа воскресшего: "Блаженны не видевшие и уверовавшие" (Ин.20,29). Поэтому целые поколения христиан, даже почти через 20 веков со времени апостольского свидетельства, дерзновенно восклицают: "Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, единому безгрешному. Кресту Твоему поклоняемся Христе, и святое Воскресение Твое поем и славим". И вот, подобно женам-мироносицам, христиане духовно восходят ко Гробу, чтобы услышать слова Ангела, несущего благую весть. Христианин не может ограничиться интеллектуальным признанием действительности Воскресения. Каждый крещёный должен суметь сказать вместе с Апостолом: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.2,19-20). Положение христианина парадоксально. Он живет в мире сем, но по своей связанности с Христом он с миром порывает, поскольку "мир сей" не желает подчиниться главенству Христа.

* * *
Рудольф Фрилинг. ХРИСТИАНСТВО И ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ
http://www.krotov.info/libr_min/21_f/fri/ling.htm

Без активного содействия проникнутого верой человека не свершается то, что Павел во Втором послании к Коринфянам (3:18) описывает как отражение образа (eikon) Христа нашим открытым лицом, — без собственного активного воления человек не сможет, так сказать, «подставить» себя излучению этого первообраза, чтобы стало возможно преображаться «в тот же образ от славы в славу». И слово «успех» (prokope) в Послании к Филиппийцам (Фил.1:25) и к Тимофею (1Тим.4:15) относится у Павла к внутреннему христианскому развитию, равно как и понятие «ступень» (bathmos), передаваемое по-латыни словом «gradus» (1Тим.3:13).

Переживание милости Господней не исключает собственных усилий, и даже более того, они как раз и способны раскрыть человека к осознанию этой милости. Взаимопроникновение целеустремленных человеческих усилий и Божией милости Павел классически сформулировал в виде парадокса в Послании к Филиппийцам: «...со страхом и трепетом совершайте (katergazesthe) свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие (energein) no своему благоволению» (Фил.2:12). Точно так же и в Евангелии от Иоанна: «Старайтесь (erga'zesthe) не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий» (Ин.6:27). Старайтесь о том, что будет дано!

В развитии человека-христианина речь идет не только о следовании образцу, который как таковой остается вне устремляющегося к нему, и это отчетливо показывают Павлова и Иоаннова формулы присущности. «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:19—20). «Вы во Мне, и Я в вас» (Ин.14:20). Человеческое «я», в котором осознанно постигается собственная личность, есть высшая инстанция человеческого существа. Если Христос приемлется в это «я», то Его преобразующее воздействие мало-помалу пронизывает всего человека и достигает в конце концов его телесных глубин. «Кто во Христе, тот новая тварь» («ktisis», «тварь», 2Кор.5:17). Говоря о становлении Христова начала в человеке, мы говорим о таком, охватывающем всего человека, единении с существом Христа, о принятии в себя совершенно конкретного влияния существа Христа, что находит выражение в Святой трапезе, которая праздновалась в христианстве с древних времен (Деян.2:46). В гл. 6 Евангелия от Иоанна, в которой говорится о хлебе жизни и которая как бы предвосхищает таинство святого причастия ровно за год до Голгофы, отношение христианина ко Христу сведено к кратчайшей формуле: «Ядущий меня...» (Ин.6:57) Соединение с Христом начинается в духовно-душевной сфере человека, но по мере развития всё глубже проникает в низлежащие слои человеческого существа, достигая наконец также и телесности. Ранние христиане вживе ощущали, что через хлеб и вино святого причастия они соединяются с телом воскресения Христа. Причастие было для них «pharmakon athanasias», целебным средством к бессмертию (Послание Игнатия к Ефесяиам, XX). Переживание причастия сообщало им предвкушение далекого грядущего завершения пути. «Athana&ia» — Павел употребляет это слово там, где он говорит о грядущем теле воскресения, в котором смертное должно «облечься в бессмертие» (1Кор.15:53). Таким образом раскрывается связь между причастием и «Страшным судом».

В гл. 6 Евангелия от Иоанна совершенно однозначно сопоставляются переживание причастия и Страшный суд. Накормив пять тысяч, Христос прежде всего говорит о «хлебе жизни» (трижды — 6:35,48,51). В третий раз он достигает наибольшей конкретности: «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (6:5). # причем «мир», «kosmos»» означает в новом Завете не то, что мы теперь называем космосом, но означает земной человеческий мир, который взыскует спасения. Здесь может привлечь внимание, что вместо слова «тело» («soma» — при Тайной вечере) Христос употребляет слово «sarx», «плоть», с которым мы уже встречались выше. Не слишком ли грубо это выражение? Да еще в «самом духовном» из четырех Евангелий? Может быть, ропщущие иудеи не зря возмущались «странной» («sklerds») речью Христа (Ин.6:60). Но стоит принять в соображение, что мы не в первый раз встречаем в Евангелии от Иоанна слово «sarx». Высочайшей значимостью обладает оно в Прологе: «И Слово стало плотию», В Прологе евангелисту важно не допустить сомнения в том, что Христос действительно низошел на землю в земное тело человека, а не остался в какой-нибудь более эфирной оболочке выше той ступени, где встречают смерть. И если теперь именно это слово употребляется в связи с переживаем причастия, значит, тем самым в совершенно радикальной и категорической форме разъясняется, что принимаемое в причастии тело без вступления Христа в сферу «sarx» осуществиться не могло бы. Этот радикализм выражения сродни касающейся Воскресения главе Евангелия от Луки, где речь идет о «плоти в костях» воскресшего. Действенное в причастии «тело» могло пресуществиться только из земной, смертной телесности. Лишь из дальнейшей речи Христа становится совершенно ясно, что слово «sarx», конечно же, является здесь предвестьем пресуществления, без которого просто плоть, «sarx», как таковая «не пользует нимало» (Ин.6:63). Ведь в самом деле плотское тело Христа пронизано и одухотворено «животворящим Духом», и благодаря этому оно не только не «не пользует нимало», но как раз в силу этого преображения является чем-то последним и наивысшим.

Когда Христос говорит о своей «плоти» и «крови» как о необходимых спасительных дарах Принимающему причастие, это не просто образ, но духовная реальность. Иудеи были шокированы жесткой речью. «Кто может это слушать?» (Ин.6:60) «Как Он может дать нам есть Плоть Свою?» (Ин.6:52) Даже среди последователей Христа возникает недоумение (Ин.6:61). Что отвечает на это Христос? Он указывает на грядущее вознесение: «это ли соблазняет вас? Что ж, если увидите Сына Человеческого, восходящего (anabainein) туда, где был прежде?» (Ин.6:61,62) В какой мере это указание на вознесение является помощью ученикам в их познании, помощью, которая явно предназначалась для сомневающихся?

* * * ср. вып. ../../rasylka/008/2122.htm
Александр Мень. НИКЕО-ЦАРЕГРАДСКИЙ СИМВОЛ ВЕРЫ (4) /в сб. МИРОВАЯ ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА/
http://www.krotov.info/library/13_m/myen/00074.html
ср. http://www.krotov.info/library/13_m/myen/00088.html ("БЕСЕДА ТРЕТЬЯ"?) = ../../r2/4/a14_108.htm -> ../../rasylka/006/1485.htm , ../../rasylka/005/1333.htm

Вот свет Христов светит в Мире. 

Человек всегда стремился расширить свою душу. Ему всегда было тесно в своих рамках, он хотел слиться с толпой, с народом, с природой. В этом стремлении есть что-то великое. Хотя есть и отрицательное. А великое в этом стремлении то, что мы с вами гораздо более таинственные и объемные существа, чем нам кажется. И нам действительно тесно в этих рамках, только в индивидуальных. Человек стремится к соборному охвату. И братьев, и сестер, и природы. И прежде всего, человек стремится соединиться с Богом, слиться с божественным. Во всех формах.

Может быть, некоторые из вас читали американского поэта Уитмена, который думал, что Он постиг божественное, растворяясь в дыхании прерий, чувствуя себя единым с травой, которая растет под ногами, с облаками, которые несутся по небу. Многие люди, переживая слияние с природой, чувствовали, что что-то священное в них происходит, что-то необыкновенное и яркое. Может быть. многим из вас такое чувство слияния с природой знакомо. Какие это особые моменты! Слияние с полнотой жизни, в глубоком священном молчании. Произведения поэтов, живописцев, писателей говорят об этом слиянии.

Есть строки из "Войны и мира", которые вам всем хорошо знакомы. Есть стихи множества, множества поэтов, которых я не буду даже перечислять. Единство со всем. У Флобера имеется философская драма "Искушение святого Антония", ну, мне кажется, она не очень удачная, но там есть такой конец, эпилог драмы. Когда этот пустынник, подвижник, который боролся со страстями в своем сердце, вдруг чувствует, что вся природа вошла в него, что он летает вместе с птицами, что в нем живут и развиваются все существа, что в нем дышит вся вселенная. Это чувство не случайное. И, разумеется, мистики древней Индии и современные мистики Ирана, суфии, множество мистиков всех времен и народов жаждали вот этого слияния. Рассказывали такую притчу. По-моему, она тоже индийского происхождения, я сейчас не помню. О том, как жила на свете некая одухотворенная куколка, фигурка. Но состояла ее плоть из соли. И она всё время хотела узнать, что такое море, что такое океан. И ей сказали: ты можешь это узнать только войдя в его воды. И вот она вошла в воду и стояла там. Стояла, и постепенно соленые морские воды ее омывали, и она познала океан только полностью в нем растворившись. От нее ничего не осталось, но она растеклась в соленых просторах морских вод.

На первый взгляд кажется, что эта жажда растворения присутствует и в Библии. В псалме 41 сказано: "Как олень стремится к источнику, так душа моя стремится к Тебе, Боже". Но на самом деле человек ветхозаветных времен знал, что прикоснуться можно только к сиянию Бога, к тому, что в Библии называется слава Божия, излучение Его, растекающееся по всей вселенной. Но это не Он, это не Он, а только корона, как бывает корона от солнца. Когда бывает затмение солнца, вокруг него корона. Это не солнце, а аура вокруг него. А с самим Богом слиться человеку нельзя. Когда пророк Исайя увидел славу Божию, он сказал: "Я должен умереть. потому что лицо Бога я видел". Лицо в условном смысле. Вот как понимал Ветхий Завет встречу с Богом. Встреча да, послушание да, любовь - да, конечно, ибо первейшая заповедь Ветхого Завета говорила: "Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, всем помышлением твоим". Но также говорит Господь у пророка Исайи:

"Как небо далеко от земли, так Мои мысли далеки от ваших мыслей". Это очень важное место, оно звучит как гром в Священном Писании. Потому, что все народы, на Востоке, на Западе, в Греции, Вавилоне, Египте, представляли себе богов человекообразными или, по крайней мере, природообразными. Уж человекообразными это естественно. Поэтому большинство изваяний и фресок, кто бы это ни был - Озирис, Зевс или Мардук Вавилонский, всегда это был образ человека. А в Библии мы слышим грозный и суровый голос Творца: Я Бог, а не человек. И вот только тогда, когда Бог Сам приближается к нашему бытию, когда Он входит в нашу жизнь, когда Он становится для нас человечным и близким, тогда возможно слияние. Только тогда.

Вот почему апостол Павел учит нас, что спасение, т.е. приобщение к Богу, возможно только через Иисуса Христа. И вера во Иисуса Христа означает слияние с Ним, принятие Его в сердце, означает, что мы вместе с Ним. Апостол говорил: ~"Я сораспялся Христу"~, т.е. мы вместе с Ним страдаем, вместе умираем, вместе можем воскреснуть. Таким образом, человечность Бога открывается через Богочеловека. И Богочеловек уже не провозглашает той страшной и грозной истины "Я Бог, а не человек". Он говорит: "Я человек, Я ваш брат".

Человеческое лицо Бога - вот что такое "Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша". Это Бог для нас, это Бог наш, это то Лицо Бога, как мы говорим, второе Лицо Святой Троицы, обращенное к человеку, к твари, к мирозданию, Которое и приходит к нам во имя любви.

В Евангелии от Иоанна мы читаем: "Так Бог возлюбил мир, что Своего Сына отдал, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную". Значит, в глубинах Божественного бытия лежит величайшая любовь к творению, и Он нисходит в наш мир. Мы говорим "нисходит", потому что тот мир высочайший, непостижимый. Он приходит в наш обычный мир, в повседневный мир, для того, чтобы нас приобщить к Себе. Не знающий страдания, познает страдание, не знающий ограничений, становится ограниченным в пространстве и времени, всемогущий ограничивает свое всемогущество. У многих из вас может возникнуть вопрос: "Почему же это явление не было каким-то торжественным, почему при звуках небесных громов и при явлении каких-то космических знамений Сын Человеский и Божий не явился среди людей так, чтобы они все постигли Его силу и славу". Здесь возникает центральный вопрос христианской жизни, этики и учения, связанный с проблемой свободы.

Человек подобен Богу, а значит, он свободное существо. Он не хочет быть свободным существом, он противится свободе, он бежит от нее, но это его природа. Он может ее исказить, унизить, но именно свобода делает его богоподобным. А раз свобода, значит, никакого насильственного явления, которое заставило бы отступить людей в страхе и бессилии.

Любое чудо Христово можно было истолковать как-то иначе. Одни говорили, что Он научился колдовству, фарисеи говорили, что Он с помощью бесов изгоняет болезни. Так и должно было быть. Так должно было быть, и Он недаром говорит нам, что если и мертвые воскреснут, не поверят. Почему? Потому, что вера есть готовность духа слушать Его, открыться Ему. Вера - это полет души навстречу Богу. Если этого нет, то все становится одномерным, костенеет, умирает. Голос Божий не слышен, потому что вера есть богочеловеческая тайна. Хотя она дается нам как некий дар, но этот дар мы должны уметь принять. Ведь без принятия со стороны человека она не реализуется. Этому учит нас вся Священная история, вся Библия и весь многовековой опыт Церкви. Принятие нужно. И вот для того, чтобы это принятие было добровольным, посланник неба, Бог, явившийся во плоти, должен был прийти без знаков земного величия. Вот почему уже пророки предчувствовали, что Он придет, действуя только силой духа. А в книге пророка Исайи, в 53 главе, мы находим образ Царя страдающего, изгнанного за правду, униженного перед народами, и цари земные восклицают: "А мы думали, что Он был наказуем и поражаем Богом, а Он взял на Себя грехи каждого из нас".

Он вошел в этот мир, а значит, Он должен был страдать. В нашем мире не страдать нельзя. В мире падшем, в мире греховном, не страдать нельзя, и чем более совершенна личность, тем более она страдает. И я уже говорил вам, по-моему, что Голгофа для Христа началась с первого момента Его рождения, когда Он вошел в наш мир, полный зла. Вот это соприкосновение со злом было для Него страданием постоянным, всегда. Ему было тяжко, Ему было мучительно. Но ведь это и был Его Крест.


* * *	см. вып. www.messia.ru/rasylka/007/1957.htm#0
 ПОСЛАНИЕ К ГАЛАТАМ / Из "Библиологического словаря" священника Александра Меня
http://www.krotov.info/library/bible/comm/galat.html



* * *
СЛОВАРЬ БИБЛЕЙСКОГО БОГОСЛОВИЯ / JA & XLD / КРЕСТ (II.2)
http://www.krotov.info/library/bible/comm/10k.htm#

 +Крестная жизнь+. - К. Христов, к-рый, согласно Павлу, разделяет домостроительство 3акона от домостроительства веры, становится в сердце хр-на рубежом между двумя мирами: миром плоти и миром духа. Только в нем - оправдание хр-на, только в нем - его мудрость. Ч-к обращается лишь потому, что перед его глазами предначертан Иисус Христос распятый (Гал 3.1). Оправдывается он не делами Закона, а верою в Распятого; ибо он сам сораспялся Христу в крещении, так что умер для Закона, чтобы жить в Боге (Гал 2.19), и с миром (6.14) у него уже нет больше ничего общего. Поэтому он возлагает упование только на силу Христа, иначе бы он оказался «врагом Креста Христова» (Флп 3.18).

* * * 	см. вып. ../../rasylka/017/3577.htm#0
Жак Маритен. Величие и нищета метафизики: Три реформатора. / Лютер, или Пришествие «Я»
(I.10)
http://agnuz.info/book.php?id=397&url=page09.htm#01

 В духовном плане различение индивидуальности и личности не менее необходимо. Его значение показывает замечательное место из книги о. Гарригу-Лагранжа:

«Человек становится в полном смысле +личностью+, существом per se subsistens и per se operans {Самостоятельным и самодеятельным (лат.)} лишь в той мере, в какой разумная и свободная жизнь в нем возобладает над чувственной и страстной. Иначе он останется подобным животному — простым +индивидуумом+, рабом событий и обстоятельств, всегда на привязи у чего-либо отличного от себя, неспособным управлять самим собою; он станет лишь частью и не сможет притязать на то, чтобы быть целым...

Развивать +индивидуальность+ — значит жить эгоистической жизнью страстей, превратить себя в центр всего и в конце концов превратиться в раба множества мимолетных благ, приносящих нам жалкую минутную радость.

+Личность+, напротив, возрастает по мере того, как душа, возвышаясь над чувственным миром, умом и волей всё теснее связывается с тем, что составляет жизнь духа.

Философы предощущали, но прежде всего святые постигли, что полное развитие нашей немощной личности состоит в том, чтобы как бы потерять ее в личности Бога, Который один обладает личностью в совершенном смысле слова, ибо Он один абсолютно независим в Своем бытии и действиях».{}

Личность мудреца еще весьма нестойка и неоднородна. Сколько дешевого грима на суровой маске стоика! Возможности, доступные только личности — чистая жизнь ума и свободы, чистая подвижность духа, самодостаточная для действия и для бытия, — настолько скрыты от нас в материи нашей плотской индивидуальности, что высвободить их мы можем лишь при одном условии: согласившись пасть на землю и умереть в земле, дабы принести божественный плод, — настолько, что истинное свое лицо мы узнаем, лишь получив белый камень, на котором Бог написал наше новое имя. Только у святых есть поистине совершенная личность.

Святые в определенном смысле нечто стяжали: они приобрели благодатью то, чем Бог обладает по природе, - независимость от всякой твари, не только телесной, но даже и от умных сущностей. «У святых своя держава, своя слава, своя победа, свое сияние, и они отнюдь не имеют нужды ни в плотском, ни в духовном величии, которые не имеют к ним никакого отношения, ибо ничего не прибавляют и не убавляют; их видят Бог и ангелы, а не телесные очи и не любопытные умы: одного Бога им и достаточно». {Паскаль. Мысли. ...}

Но неужели святые сознательно решают «развить свою личность»? Нет: они нашли ее, не искав, именно потому, что искали не ее, но единого Бога. Они постигли, что личность их — именно как личность, именно как свободная — вся состоит в зависимости от Бога и что само то внутреннее господство над своими действиями, от которого мы не можем отречься ни перед людьми, ни перед ангелами, они должны отдать в руки Бога, в Чьем духе следует действовать, чтобы стать сынами Его. «Они поняли, что Бог должен стать их вторым "я", более тесно связанным с ними, чем их собственное "я", что Бог более них самих есть они, чем они сами, Он и есть их личность в высшей степени», и тогда они «искали совершить нечто Божие — quid Deus». «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос». {Гал.2:19-20} Хотя в плане существования они по-прежнему обладают неким «я», отличным от Христова, но «в плане действия, познания и любви они, так сказать, заместили собственное "я" божественным»,{} отрешились от всякой личности или независимости по отношению к Богу, постигнув, что Перворожденный среди них, вечный их Образец, имел не человеческую личность, но личность Самого Слова Божия, пребывающую в Его человеческой природе.

Вот тайна нашей человеческой жизни, неведомая несчастному современному миру: мы обретем душу свою, только потеряв ее; прежде, нежели мы обретем сами себя, от нас требуется вполне умереть. Когда же мы совершенно нищи, заброшены, вырваны из самих себя — тогда все принадлежит нам, принадлежащим Христу, даже Сам Христос и Сам Бог — наше Благо.

Но если мы желаем обрести свою душу, а за центр принимаем свое «я» — наше существо рассыплется и мы перейдем на службу слепых сил мироздания.

* * *
Николай Арсеньев :: Единый поток жизни (1.2)
http://agnuz.info/book.php?id=209&url=page02.htm

Есть ряд кратких высказываний, сконцентрированных выражений и формул, провозглашающих всю суть веры. Таково, напр., провозглашение: "Иисус есть Господь!", особенно центральная и решающая формула первохристианства (ср. "и каждый язык будет исповедовать, что Господь есть Иисус Христос - ??? ?????? ’l????? Х?????? — во славу Бога Отца" — Флп 2.11). У того же Павла читаем в Послании к Римлянам: "Если ты устами своими будешь исповедовать, что Иисус есть Господь (?????? ’l?????)и уверуешь всем сердцем твоим, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься" (10. 9). Ибо в этом воскресении Его открылась Его божественность, Его значение как Господа. Поэтому вся проповедь христианская с самого начала есть проповедь о воскресении Его и о том, что Он есть Господь и Спаситель, более того — Начальник Жизни (’??????? ??? ???? - Деян 3.15), т.е. Тот, от кого жизнь происходит, источник и основа жизни. Как и Иоанн позднее пишет в своем Евангелии: "В Нем была Жизнь, и Жизнь была Свет человеков" (1.4).
Всё благовестие может быть выражено этими иоанновскоми словами: "И Слово стало плотию и обитало с нами, и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца"... Слово пришло, сошло из высших надмирных глубин Жизни и +стало плотию+. Без этого, без этой исторической личности, без этого действительно проявившегося безмерного +смирения+ Слова Божия, вошедшего в нашу жизнь и освятившего ее, нет христианского благовестия. Поэтому критерием истинности является, согласно 1 Посл. Иоанна, утверждение двух, неразрывно связанных между собою истин: Он +пришел свыше+, Он не здешний; это — Вечная Жизнь, пришедшая в мир, и вместе с тем: пришел во плоти, не в мечтаниях, не в видениях, а действительно, плотию: "Всякий дух, исповедующий Иисуса, +во плоти пришедшего+, От Бога есть" (4.2). Ибо Тот, кого мы слышали и видели и рассматривали нашими очами, и кого руки наши осязали, был — +Слово Жизни+, был Вечная Жизнь, "которая была у Бога и явилась нам" (1Ин 1.1-2). Поэтому и Павел в последнем, вероятно, послании, написанном им, краткими словами напоминает основу, содержание всего благовестил: "Помни Иисуса Христа, воскресшего из мертвых, из семени Давидова, согласно благовестию моему" (2Тим 2.8).

Вот это безмернее откровение славы Его, присутствия Его — здесь, между нами, во плоти — и стремятся первые христиане созерцать духовным взором и закрепить этот факт, это созерцание в коротких словах, которые являются сконденцированным центральным выражением всей благой вести. Ибо во Христе +всё дано+, "все богатства премудрости и знания" божественного (Кол 2.3); "благоугодно было Богу, чтобы в Нем обитала вся Полнота Божества телесно" (?? ??????? ??? ???????? ????????? — Кол 2. 9). В +Сыне+ раскрылась нам Любовь Отца. Поэтому Павел решил "ничего не знать, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1Кор 2. 2). Но если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша... Но Христос воскрес"... (1Кор 15). В Нем все обетования Божий "да" и "аминь". В Нём совершилось примирение Бога с человеком. Он - глава Церкви. Павел решил всем пренебречь, всё отвергнуть, чтобы приобрести Христа. Он есть жизнь наша.

И всё снова и снова, под разными углами зрения, проповедуется это центральное сокровище, эта цель устремления ("Я... стремлюсь, не достигну ли и я, как достиг меня Христос Иисус" - Флп 3.12), - это новая жизнь, это высшее богатство, которое есть Христос. Вся проповедь раннего христианства, как и христианства вообще (того, что осталось верно заветам апостольским), всегда и повсюду +христоцентрична+, есть благовестие о Христе Иисусе, о Любви Отца, раскрывшейся нам в Сыне Его, в +Сыне Любви Его+" -? Y??? ??? ?????? ???? - (Кол 1.13).

Эта +захваченностъ единой новой жизнью+ — открывшейся во Христе является сущностью христианства. Не проповедь только, не провозглашение только Господом Иисуса, но жизнь в Нем, новая +жизнь в Нём+ и из Него, участие — глубинное, сокровенное — в кресте Его и новой жизни Его. И как идеал всем христианам предносится и предносилось то, что Павел изображает руководящим вдохновением и — более того — уже начавшейся реальностью своей новой жизни: "Я сораспялся Христу, живу уже теперь не я, но живет во мне Христос" (Гал 2.20).

* * *
Николай Арсеньев :: Единый поток жизни (8)
http://agnuz.info/book.php?id=209&url=page09.htm

Очень большую роль в лютеранском благочестии, как выразитель его питающего глубочайшего вдохновения, играет знаменитый гимн того же Паула Герхарда(1653 г.): Befiehl du deine Weqe... ("Поручи пути свои..." ). Обращу внимание на очень характерную вторую строфу:

Dem Herren musst du trauen,
Wenn dir soll wohl erqehn,
Auf Sein Werk musst du schauen,
Wenn dein Werk soll bestehn.
Mit Sorqen und mit Grämen
Und mit seibsteiqner Pein
Lässt Gott Sich qar nichts nehmen: Es muss erbeten sein.

"+Господу+ должен ты доверять, если хочешь спасения, на +Его+ дело должен ты взирать, если хочешь, чтобы твое дело уцелело. Собственными попеченьями и усилиями и добровольно избранными страданьями ты не можешь вырвать у Бога ничего: всё должно быть +испрошено молитвой+". Эти слова вводят нас во внутренний мир лютеранского благочестия, именно в ту основную установку его, где оно противополагается духу самоуверенного гордого законничества и самоутверждения. В этом была огромная заслуга Лютера: подчеркнуть то, что так легко забывается, — превосходящее, решающее значение +благодати+ в деле нашего спасения. Спасение нам +дается+, оно нам дано во Христе, но труден путь участия в Кресте Христовом. И вот этим путем — +активного участия+ в крестном подвиге Христовом (силою той же благодати, т.е. свободного +дара Божия+), духовного +со-распятия Христу+ (что является основой всего нравственного и мистического учения ап. Павла: "Я сораспялся Христу... живу уже не я, живет во мне Христос"), этой +духовной активностью+, порождаемой в нас даром благодати, лютеранская богословская мысль, лютеранское +теоретическое+ богословие - в лице Лютера (не всегда, однако!), и особенно лютеранских ортодоксальных теоретиков и систематиков 17-го века, пренебрегало, или вернее не только игнорировало, но и полемически отрицало ее. Внутренняя же жизнь благочестия, опыт духовный, жизнь молитвенного созерцания, молитвенного горения и подвига молитвенного — там, где они с силой прорывались в жизни протестантов, питаемые проникновением в Слово Божие и живым общением со Христом - преодолевали эту односторонность. Теоретическая абстрактность лютеранского учения о спасении тоже могла легко становиться "cухим, формалистическим, самодовольным фарисейством ("Я-де понимаю истинное спасение, а "злые католики", которые слишком суетятся и хлопочут в своем земном самоослеплении, - нет!"). В молитвенном опыте эта сухая абстракция преодолевалась, вступала в свои права +живая жизнь и живая динамика Духа+. Так было это у Паула Герхарда, так и у многих праведников протестантских. Со всей силой своего протестантского убеждения Герхард провозглашает вслед за ап. Павлом, что сами мы не можем себя спасти, что "делами Закона", внешним благочестием мы не можем "вырвать наше спасение" у Бога (Mit Sorqen und mit Grämen, und mit selbsteiqner Pein +lässt Gott sich qar nichts nehmen+); нo тут же подчеркивает активность нашего общения с Богом - в молитве, более того: в борьбе, +в подвиге молитвенного общения+. +Es+ muss erbefen +sein+.

Всё от благодати; это — большие скобки, в которые вставляется вся наша духовная жизнь. Всё, в конечном смысле, в нашей духовной жизни есть +дар Божий+, поэтому нам нечего гордиться и кичиться ("мы — рабы недостойные" - Лк 17.10), но благодать +делает+ нас +активными+, зовет нас к молитве, к борению молитвенному, к великой динамике, к великому подвигу молитвенного общения, и раскрывается и сообщается нам в молитвенной жизни. Это — великий закон внутренней жизни христианства, о котором свидетельствуют и ап. Павел и все отцы-учители духовной жизни христианской, - так, напр., Исаак Сирин, Макарий Египетский, и великие праведники христианские всегда и повсюду.

Жизнь благодати +активна+, но заслуги нашей нет, но есть +наше живое соучастие+ в этом живом потоке жизни Духа, в этой жизни подвига Христова. И есть молитвенное борение и горение духа. Es muss erbeten sein.

* * *
Николай Арсеньев :: О ЖИЗНИ ПРЕИЗБЫТОЧЕСТВУЮЩЕЙ (I.3)
http://agnuz.info/library/books/preizbito/page06.htm

Ибо начинается новая жизнь. В том также отличительная черта христианского мистического опыта, что дело здесь идет не об эмоциях, а о новой действительности, о преображении жизни, об участии в Кресте Христовом, о длительном, всю жизнь длящемся, процессе отдания своей воли и «сораспятия Христу».

Мистическая жизнь христианина неразрывно связана со Крестом Христовым, живительным - и болезненным, и тяжким и радостным одновременно и подающим новую жизнь. И уже теперь, в страданиях и испытаниях и лишениях и нуждах, ощущается веяние Превозмогающего Присутствия: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?... Но сие более чем преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Римл.8,35.37). «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Галат.2,19-20).

* * * | +
Николай Арсеньев :: О ЖИЗНИ ПРЕИЗБЫТОЧЕСТВУЮЩЕЙ (II.6)
http://agnuz.info/library/books/preizbito/page14.htm

Но уже теперь, - мы видим, - действует в нас мощь Его (???? ??? ????????v ????? ??? ???????????? ?v ???? ?? ??????? - Кол.1.29), теперь уже мы обновляемся, и преображаемся, и растем по-направлению к этой Полноте, врастаем в Него, живем новой жизнью. Это есть действие Духа. Послания Ап. Павла суть самый яркий, самый подлинный комментарий к этой жизни и к этому действию Духа Божия в обновленном человеке. Они имеют значение непосредственного свидетельства. Мы не знаем, как и молиться, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными. Мы водимся Духом, мы напоены одним Духом (Рим.8.26; 8.14; 1Кор.12.18), мы поем Духом в сердцах наших (????????? ?? ????????, ????????? ??????? ??????? ??? ?????? ??? ????? ???????????? ??. 5.19; ср. Кол.3.16). Но это не есть дух истерических восторгов, нестройного оргиазма (вроде «оргиастических» выкриков в некоторых кругах русской предвоенной литературы), это - дух благочиния, и трезвенности и святости. И Дух мира.

«Плод же Духа есть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет Закона» (Гал.5.22-23).

Или, вот, еще изображение этой новой жизни Духа:

«Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно... как Христос простил вас, так и вы. Более же всего имейте любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны. Слово Христово да живет в вас богато (????????? ?? ???? ????????) со всякой премудростью. Поучайте и вразумляйте себя псалмами, славословиями, песнями духовными (?????????????????),в благодати поя в сердцах ваших Господу. И все, что вы делаете, словом или делом, всё делайте во имя Господа Иисуса, благодаря Бога Отца через Него» (Кол.3.12-17).

Или, вот, возглас, рисующий подъем и торжество и дух мира этой новой жизни:

«Всегда радуйтесь.Непрестанно молитесь. За всё благодарите ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1Фес.5.16-18).

Или еще:

«В усердии не ослабевайте. Духом пламенейте. Господу служите. Утешайтесь надеждою. В скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны» (Рим.12.11-12).

«Радуйтесь всегда в Господе, и еще говорю: радуйтесь. Кротость ваша да будет известна всем человекам. Господь близко».

«Не заботьтесь ни о чём, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом. И мир Божий, превосходящий всякий разум, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе (??? ? ?????? ??? ???? ? ?????????? ????? ???? ????????? ??? ??????? ???? ??? ?? ??????? ???? ?? ?????? ????? Флп.4.4-7).

«Ha таковых нет Закона». Закон духа жизни во Христе Иисусе (о ??? ????? ??? ????????? ??? ???? ?? ?????? ?????) освободил меня от закона греха и смерти» (Рим.8.2). Это - новый закон, закон свободы, закон Духа, закон Христов («Носите бремена друг друга, и так исполните закон Христов» (??? ????? ??? ??????? - Гал.6.2). Старое отменено, ибо уступило место более совершенному. Ибо наш ветхий человек, подвластный Закону, распят со Христом. В этом новом законе свободы Христовой, в Законе Духа заключается не меньше, а больше сравнительно со старым Законом. Ибо мы должны умереть нашему ветхому человеку, это - больше, чем мог требовать старый Закон. Он доходил до порога смерти, он останавливался у порога смерти. А мы должны длительно умирать, длительно распинаться со Христом. Не отдельные только эксцессы, - отдельные преступления заповедей со стороны ветхого человека должны обрезываться и караться, как в старом Законе, а сам ветхий человек в самой сущности, самой сердцевине самоутверждающегося, богоборческого бытия своего должен умереть или вернее длительно умирать со Христом, быть вознесенным на Крест Его, быть сораспинаемым с Ним. Новый Закон Духа не есть моральная поблажка, не есть повод или основание для моральной распущенности или пассивности. «К свободе вы призваны, братия; только не делайте свободу поводом к угождению плоти; но любовию служите друг другу» (Гал.5.18). Новый Закон Духа гораздо радикальнее старого Закона: ибо он означает участие - активное, через дар благодати - в смерти Христовой, он требует не меньше как смерти ветхого человека. «Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал.5.24). Поэтому-то он и означает отмену Старого, несовершенного, гораздо более внешнего, не возрождающего самую сущность человека Закона. Новый закон - закон духа жизни во Христе Иисусе - обладает безмерным радикализмом. Он означает смерть - длительную, мучительную смерть: «Я сораспялся Христу» (Гал.2.19) - и новую жизнь: обновление духа.

Дух открывает нам тайны Божии (1Кор.2.10). Дух свидетельствует нам - и только Дух! - что Иисус есть Господь («Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» - 1Кор.14.3). Истинное познание тайн Божиих может быть только силою Духа. На этом Ап. Павел останавливается особенно внимательно. Слова его, проповедь его «были не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении Духа и силы (?? ????????? ????????? ??? ????????). Дабы вера ваша была утверждена не на мудрости человеческой, но на силе Божией» (1Кор.2.4-5).

Принципом нашего познания тайн Божиих есть Сам Дух Божий. Кто может познать, «что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём? Так и Божиего никто не знает, кроме Духа Божия» (????? ??? ?? ??? ???? ?????? ??????? ?? ?? ?? ????? ??? ???? - 1Кор.2.11). Этот Дух Божий охватывает нас, преображает нас, мы познаем, растя и врастая в новую действительность, мы сами изменяемся духовно при познании Божественной Истины.

«Вспоминаю о вас в молитвах моих», пишет Ап. Павел в послании к Ефесянам: «чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его, и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали в чем состоит надежда призвания Его, и какое богатство славного наследия Его для святых, и как безмерно величие могущества Его в нас, верующих по действию державной силы Его» (1.17-19).

И особенно эти слова:

«Мы же все открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ, от славы в славу, как от Господня Духа» (2Кор.3.18)

Это - классическое место, намекающее нам о том, как силою Духа мы изменяемся сами при созерцании славы Господней, то есть, что познание Божественной Истины творит нового человека, творчески преобразует познающего. Это - таинственное действие Духа.

Высшее откровение Духа, излившегося в сердца наши, свидетельство о нашем сыновстве. «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий... Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы дети Божий» (Рим.8.14,16). «Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче!» (Гал.4.6; ср. Рим.8.15).

Здесь уже вершины и неизреченные глубины благодатной жизни.

* * *
Ганс Урс фон БАЛЬТАЗАР :: ТЫ ИМЕЕШЬ ГЛАГОЛЫ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ: "И НАПИСАНО БЫЛО ПО-ЕВРЕЙСКИ, ПО-РИМСКИ И ПО-ГРЕЧЕСКИ"
http://agnuz.info/book.php?id=195&url=page29.htm

Написано по-еврейски: "Царь Иудейский". В двух словах сокрыты опережающие воспитательные действия, которые заранее истолковали необходимость "скачка", обеспечили тренировку ради успешного выполнения. В их число входит прежде всего вера Авраамова: его тело уже умирало, когда ему был обетован сын, но Авраам все же поверил Богу, "животворящим мертвых и вызывающим несуществующее, как существующее" (Рим 4,17). Ап. Павел вполне может настаивать на том, что Моисеево законодательство "превзойдено", но в то же время как раз он и утверждает, что именно потому-то ветхое обетование, принятое по вере, ненарушимо (Гал 3,15-18). Вообще говоря, даровав Тору, Господь достаточно ясно, но все же не полностью показал, как надо жить по Завету Обетования. Этот Завет оставляет достаточное число вопросов открытыми,- ср. Книгу Иова, Екклезиаст или покаянные псалмы, и открытость эта оставлена для того, чтобы оставалось живым ожидание еще большего откровения. К сожалению, однако, в древнем Израиле закон стал мертвящей буквой: на место смиренно верующего человека приходит самодовольный фарисей и начинает доказывать Богу, что он-то и есть во всём беспорочный партнер Бога по Завету. А когда Бог предпочитает говорить через символические знаки, то их воспринимают как сами события, а не как предзнаменования. Отсюда понятно, отчего ожидание Мессии переносится в область политики: люди знают только то, что им известно из земного мира, поэтому надеются на исполнение земных представлений. В Новом же Завете обетование об исполнении закона "вплоть до последней йоты" должно теперь "далеко превзойти" земные представления, а для этого потребен "скачок" через пропасть (Мф 5,17-20). Поскольку закон у иудеев стал истолковываться очень узко и буквалистски, апостол, желавший верою достигнуть полноты во Христе, должен был "законом умереть для закона" и дойти точно до того пункта, в котором "Царь Иудейский" был распят "по закону": "Я сораспялся Христу... А что ныне живу во плоти, то живу верою (Авраама) в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня" (Гал 2,19 и сл.).

* * *
Ганс Урс фон БАЛЬТАЗАР :: ТЫ ИМЕЕШЬ ГЛАГОЛЫ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ
http://agnuz.info/book.php?id=195&url=page88.htm

"Я ПОКАЖУ ЕМУ..."

"Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое" (Деян 9,16). Эти слова сказаны Господом при обращении и избрании ап. Павла. В речении есть нечто насильственное, как и во всем произошедшем с фанатичным преследователем христиан.

Фраза "Я покажу ему" охватывает не только удар молнии с неба, повалившей его на землю и ослепившей его. Она относится ко всему его существованию. Апостол хорошо понимает суть случившегося, и в дальнейшем он предъявляет общинам, в качестве доказательств своей веры и как основание для похваления, единственно свои "страдания за имя Мое". "А я не желаю ничем иным хвалиться, разве только крестом Господа нашего" (Гал 6,14). "И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами... обидами, нуждами, гонениями, притеснениями за Христа, ибо когда я немощен, тогда я силен" (2Кор 12,9 и сл.). Господь подчеркнул, что апостол "должен" пострадать, и слово этого обетования оказалось крепче стали.

"Савл, Савл! что ты гонишь Меня?" Павлов вопрос: "Кто Ты, Господи?" - редакционная ремарка, обрамляющая речения Христа: "Трудно тебе идти против рожна" (как будто апостол был ослом или мулом); "Я Иисус, Которого Ты гонишь" (Деян 26,14). Животное не пойдет против рожна. Сильнейший, как говорится в Деяниях, называет Свое имя, но и само событие таково, что поверженный в нём непосредственно понимает, Кто с ним глаголет из света, Кого представляет собой этот свет. Событие врезалось апостолу в память, и в нём содержалось непосредственное прозрение всей тайны Божественной славы: распятия на кресте и воскресения. Свидетельство о крестной смерти Христа, которым наполнены все послания ап. Павла, берет свое начало в этом прозрении, равно как здесь же начинается его свидетельство о воскресении Господа. Если на протяжении сорока дней по воскресении Христос являлся в прикровенном образе, то ап. Павлу Он явился во всей Своей славе, причем не как личное видение, а как всеобщее. Действительно, все спутники Павла так или иначе причастны к нему: одни слышали голос, но никого не видели (Деян 9,7; отсюда можно заключить, что сам ап. Павел Господа видел); другие же видели свет, но голоса не воспринимали (Деян 22,9); наконец, часть из них вместе с Павлом повалилась на землю (Деян 26,14).

Удар света или открывающегося в нём облика настолько силен, что поражает слепотой. Начальник, отдававший приказы, становится беспомощнее ребенка. Теперь ему самому отдаются короткие приказания, как поступать: "Встань и иди в город, и сказано будет тебе, что тебе надобно делать" (Деян 9,6). Подняться с земли Павел еще способен, но он ничего не видит, так что его взяли за руку и повели в город. Там и сидел он три дня в темноте, не ел и не пил. Когда же на него были возложены руки и он получил крещение (которое первые христиане называли "просвещением"), как бы пелена спала с его глаз, и он воспринял от Св. Духа. Ап. Павел буквально познал, что такое слепое послушание, - как подобает следовать подчиняющему закону, да еще при этом не имея возможности идти самому, а будучи ведомым. На нем сбылось выражение: "Слово Мое не подобно ли молоту, разбивающему скалу?" (Иер 23,29).

Апостол, безусловно, вполне сознавал, что он обладает даром, и он умел при случае пользоваться им. Но одновременно он ни разу не попытался приписать себе хотя бы малейшую заслугу в Своем обращении. Он определенно говорит: "Если бы я проповедовал Евангелие по своей воле, то за что же мне награда?" (1Кор 9,17). Он, таким образом, отказывается от любого земного вознаграждения за свои труды. Он может, конечно, сослаться на них, но при этом он немедленно прибавляет, что к успеху дело приводит не он сам, а "благодать Божия, которая со мною". Более того, по его словам, он лишь "благодатию Божию есть то, что есть" (1Кор 15,10).

Итак, на него возложено: "должен пострадать". Это определение относительно себя апостол принимает как знак Христовой любви и отвечает соответственно (Гал 2,20). Он уподобляет себя духовной нечистоте: сам себя называет "последним сором"; поставляет себя на "последнее место", словно преступника, "приговоренного к смерти" (1Кор 4,13.9). Сказано: "Я ему покажу". И апостол действительно до конца смотрит, что ему показывают. Он отмечает: в страданиях "никого не было со мною, но все меня оставили" (2Тим 4,16). Чем он больше любит церковную общину, тем меньше она отвечает ему взаимностью (2Кор 12,15). Защищая свое дело, ап. Павел, бывает, жестикулирует, взмахивает руками, проклинает своих противников (Гал 1,8), но если взглянуть глубже, он не способен к истинному возмущению, поскольку - "Я сораспялся Христу" (Гал 2,19). "Им для меня мир распят, и я для мира" (Гал 6,14).