> Тот факт, что Четвертое евангелие как по форме, так и по содержанию резко отличается от первых трех, был замечен еще в древности. Так, Климент Александрийский в конце II века писал, что в отличие от других евангелистов, описывавших события, Иоанн по настоянию друзей составил «духовное Евангелие». {Евсевий Кесарийский. Церковная история 6.14.} В традиционном богословии считается, что свидетельство Четвертого евангелия о Христе ничуть не менее достоверно, чем свидетельства синоптических евангелий, и противоречий между ними нет. Просто в синоптических евангелиях акцент делается на свидетельстве о Христе как о человеке, а в Четвертом евангелии – на его божественной сущности. Послания апостола Павла эту схему не нарушали. Согласно традиционному взгляду, Павел был занят практическими вопросами проповеди язычникам и строительства Церкви, а протестантизм, в дополнение к этому, видел в его Посланиях основание для учения об оправдании верой.

> Однако в середине XIX века Ф.Х. Баур и другие исследователи возглавляемой им Тюбингенской школы истории Церкви показали, что апостол Иоанн не мог быть автором Четвертого евангелия, и что это Евангелие представляет собой богословское произведение, отразившее новый этап развития христианского вероучения при переходе христианства с еврейской почвы на греческую (т.е. процесс так называемой «эллинизации» христианства). Хотя позднее у Баура были обнаружены ошибки частного характера (например, он ошибочно отнес Четвертое евангелие ко времени после 160 года, современная датировка – 90–110 годы), аргументы Тюбингенской школы были настолько весомыми, что опровергнуть их не удалось никому. Вот некоторые из них.{}

> 1. Главными противниками Христа как носителя света и жизни в Четвертом евангелии выступают не книжники и фарисеи, как в синоптических евангелиях, а «евреи» как носители тьмы и неверия. Это странно, поскольку все апостолы и первые христиане были евреями. Кроме того, вплоть до конца I века практически все они были «иудеохристианами», т.е. воспринимали христианство как новое еврейское мессианское движение и требовали от обращавшихся в христианство неевреев обрезания и соблюдения еврейского закона. { См., например: Даниелу Ж. Новый взгляд на христианские истоки // Символ. № IX. С. 33–45.} Боровшийся с этим апостол Павел шел против течения и при своей жизни эту борьбу проиграл. Но еврейские власти и религиозные фанатики преследовали его не за то, что он был одним из руководителей христианского движения, а за то, что не требуя обрезания новообращенных неевреев, он тем самым нарушал закон Моисея.

> Хотя во времена Баура об иудеохристианстве знали еще мало, но и имевшейся информации было достаточно, чтобы прийти к выводу, что галилейский рыбак, сын Зеведея, или кто-то еще из близкого окружения Иисуса не мог писать о евреях как достойных осуждения за свое упорное неверие. {Когда в Ин.4:22 Иисус говорит «спасение от евреев», имеется в виду ветхозаветная подготовка христианского откровения.} Следовательно, Четвертое евангелие было написано после окончательного размежевания между христианством и иудаизмом, когда последний начал восприниматься как враждебная религия, и именно ее представителей Иоанн имел в виду под «евреями». {Швейцер приводит два сообщения (Иосифа Флавия и Иустина Мученика), характеризующие динамику отношений между христианством и иудаизмом. Когда в 62 году первосвященник Анан велел побить камнями Иакова Праведного, брата Господа, он восстановил против себя именно ортодоксальных евреев, по жалобе которых римские власти незамедлительно сместили его с поста. А во время второго еврейского восстания (132–135) Бар-Кохба подвергал христиан страшным пыткам за отказ отречься от Христа (Швейцер А. Мистика апостола Павла // Швейцер А. Жизнь и мысли. М.; СПб., 2018. С. 577).}

> 2. Баур показал, что хронология пасхальных событий в Четвертом евангелии (которая, как известно, отличается от хронологии синоптических евангелий) полностью определяется богословским представлением об Иисусе как пасхальном агнце и взята из Ветхого Завета. Помазание Иисуса в Вифании произошло не за два дня (Мк.14:1), а за шесть дней до праздника, т.е. 10 нисана, в день, когда выбирают пасхального агнца (Исх.12:3). Иисус был распят не 15 нисана около 9 утра (как сообщают синоптические евангелия), а в полдень 14 нисана (потому что именно в это время в Иерусалимском храме закалывали пасхальных агнцев). Иисус не праздновал Пасху с учениками на Тайной вечере, это происходило накануне праздника, и когда евреи ели пасхального агнца, Иисус уже был в могиле. Солдаты пронзили Иисуса копьем уже после его смерти, подтвердив тем самым, что он был истинным агнцем, согласно Зах.12:10, и т.д.

> Мысль Иоанна состояла в том, что Иисус и был тем истинным и единственным пасхальным агнцем, прообразы которого часто фигурируют в Ветхом Завете. С его появлением все эти прообразы утратили свое значение. Тем самым христианство освободилось от связи с иудаизмом и заняло его место в качестве истинной религии.

> Последующие исследования подтвердили наблюдение Баура, что описание событий у Иоанна полностью определяется его богословием. Так, в Четвертом евангелии последовательно проводится мысль, что соединение Духа с водой в крещении и с хлебом и вином в Евхаристии стало возможным лишь после смерти Иисуса, поскольку при его жизни Духа («Утешителя») в мире еще не было. Поэтому Иисус говорит ученикам о таинствах как о чём-то таком, чего они пока еще не могут понять и поймут только тогда, когда посланный им «Утешитель» откроет им всю истину. А значит, того, о чём рассказывают синоптические евангелия, – что Иисус установил таинство Евхаристии на Тайной вечере, – просто не могло быть, и Иоанн заменяет рассказ о Тайной вечере рассказом об омовении ног ученикам накануне праздника. Омовение ног, смысл которого ученики пока еще не могут понять, – это предварительное крещение учеников Иисусом, его первая стадия. Вторая стадия совершится с приходом Духа. {Швейцер А. Мистика апостола Павла // Швейцер А. Жизнь и мысли. М.; СПб., 2018. С. 579–586.}

> 3. Баур подчеркивал, что идея Логоса занимает центральное место в Четвертом евангелии. Хотя в явном виде она присутствует лишь в прологе, но в действительности пронизывает весь текст.

> Иисус говорит о своем единстве с Богом и о своем вечном бытии «прежде Авраама» (Ин. 8:52–58). Он обладает всеведением (например, знает, сколько мужей было у женщины-самарянки). Понятно, что ни об искушениях Христа, ни о Гефсиманском борении не может быть и речи. Считая все места в Четвертом евангелии, где об Иисусе явно или неявно говорится как о Логосе, «исторически недостоверными» (поскольку в Палестине во времена Иисуса такого религиозного языка не существовало), Баур тем не менее видел в этом евангелии величайшее достижение христианской мысли и начало христианского богословия.

> Однако спустя полвека после Баура исследования текстов синоптических евангелий (во времена Баура эти исследования находились еще в сравнительно ранней стадии) показали, что и у Иисуса было свое богословие, т.е. представление о своей связи с Богом, о своей земной миссии, своей роли в грядущем Царстве Божьем и о значении предстоящей ему смерти, и что это богословие весьма отличалось от богословия Четвертого евангелия. В основе последнего лежало эллинистическое учение о Логосе, в основе первого – еврейская эсхатология.

> Важную роль в этих исследованиях сыграла книга Швейцера «История изучения жизни Иисуса».{} На нее все ссылаются, но по большей части неправильно ее интерпретируют. В XVIII и XIX столетиях предпринималось много попыток восстановить по текстам синоптических евангелий образ мыслей Иисуса как исторического лица. В исчерпывающем обзоре этих работ Швейцер показал, что исследователи рисовали образ «исторического Иисуса» в соответствии со своими собственными духовными идеалами, а в конечном счете – с идеалами своего времени. Отсюда обычно делают скептический вывод о бесплодности такого рода попыток. Но сам Швейцер не разделял этого скепсиса. Да, многие из описанных в его книге попыток сегодня действительно кажутся наивными. Но в этой же книге Швейцер показывает, как научные исследования, следуя своей внутренней логике, вырвались за рамки породившей и стимулировавшей их либеральной теологии и пришли к выводу, опровергающему ее исходную установку!

> Идея либеральной теологии заключалась в том, что Иисус пытался одухотворить реалистические представления своих современников, видевших в нём обещанного пророками Мессию и ожидавших наступления сверхъестественного Царства Божьего. На самом же деле он говорил о будущем царстве любви и справедливости, которое должно быть построено на земле. Но уже с 60-х годов XIX века начали появляться работы, авторы которых обращали внимание на то, что в ряде случаев Иисус вполне реалистически говорит о приходе Сына Человеческого и близком конце этого мира. Вначале исследователи попытались отбросить эти речения как «неподлинные» (они якобы были приписаны Иисусу первохристианством, которое после его смерти вернулось к реалистическим представлениям еврейской эсхатологии). «Подлинными» они считали только те речения, которые допускают «чисто духовное» истолкование грядущего Царства. Вскоре, однако, стало понятно, что если стать на этот путь, «неумолимая логика приводит к заключению, что в двух древнейших евангелиях не содержится ничего исторически достоверного, кроме нескольких весьма общих сообщений об учительской деятельности некоего Иисуса из Назарета». {Швейцер А. Жизнь и мысли. C. 40–42.} В итоге к концу столетия у новозаветной библеистики не осталось другого выхода, кроме как признать, что Иисус разделял представления еврейской эсхатологии своего времени и действительно считал себя Мессией. Это и сделал Й. Вайс, а спустя два года и независимо от него – А. Швейцер.

> Вот, например, характерный эпизод, на который редко обращают внимание. С течением времени еврейская эсхатология претерпевала изменения. Если в эсхатологии пророков Мессия – это потомок Давида, который победит всех земных царей, то впоследствии эсхатология приобрела трансцендентный характер, и у Даниила Мессия – это Сын Человеческий, сверхземное существо. Как одно сочетается с другим? В иерусалимском храме Иисус задает этот вопрос книжникам в виде загадки.

> Мк.12:35–37: «…как говорят книжники, что Христос есть сын Давидов? Сам Давид сказал в Духе Святом: “сказал Господь Господу моему: сядь по правую руку Мою, доколе я не положу врагов Твоих под ноги Твои”. Сам Давид говорит, что Он – Господь: откуда же Он – сын его?»

> Отгадка в том, что Мессия в лице Иисуса неузнанным живет среди людей как человек из рода Давида (о чём книжники не подозревают, поскольку на тот момент о его мессианстве знали только ученики). Но с наступлением Царства он будет возвышен, преображен в сверхземного Мессию, Сына Человеческого, обладающего властью над людьми и ангелами, и станет тем самым Господом Давида. {Швейцер А. Мистика апостола Павла // Швейцер А. Жизнь и мысли. С. 314–315. См. также: Иеремиас И. Богословие Нового Завета. С. 282–283, 300.}

> В предыдущих разделах мы показали, что богословие, берущее свое начало от Четвертого евангелия, зашло в тупик. Но и «аутентичное» богословие Иисуса как исторической личности, о котором мы узнали благодаря новозаветной науке, само по себе не может быть основанием христианского богословия: ведь провозглашенная им эсхатологическая катастрофа так и не состоялась.