> Если <противники христианства> знают Библию, идеальная мишень для нападок  — фраза из Послания к Филиппийцам: "Открывайте свои желания пред Богом". Я хочу сказать, что призыв "открывать желания" вроде бы нелеп. В этом нас и обвиняют. По нашим словам, Бог, в которого мы верим, всеведущ. Несмотря на это, почти всю молитву мы что-то Ему сообщаем. А ведь Господь наш заповедал нам не забывать в молитве о всеведении: "Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом".

> Это главное, что можно возразить против одной очень глупой молитвы. Я слышал, как один человек молится о болящем: он составил диагноз, за диагнозом — совет Богу о том, что делать с пациентом. Некоторые известные мне молитвы о мире имели тот же недостаток: они изобиловали указаниями, как его достичь.

> Но даже если так не поступать, у неверующего всё равно остаются возражения. Каясь Богу в своих грехах, мы, несомненно, рассказываем Ему то, что Он знает куда лучше нашего. Так же дело обстоит и с просьбой. Если она не исключает прямо веру в то, что Бог знает наши нужды, она как будто испрашивает Его внимания. Это очень хорошо видно в некоторых традиционных формулировках: "Услышь нас, Господи", "приклони ухо Твое ко мне". Словно нужно Ему о себе напоминать, причем часто! Но, согласно нашей вере, в Высшем Разуме нет большего или меньшего внимания, — а следовательно, и невнимания, даже какой-то забывчивости. Я полагаю, что лишь одно внимание Божие дает мне (и всему остальному) жизнь.

> Что же мы в таком случае делаем? От ответа на этот вопрос зависит почти всё.

> Господь нас знает в совершенстве, а значит, всех одинаково. Нравится нам это или нет — такова наша судьба. Меняться может не само знание, а его свойство. В одной философской школе говорят, что "свобода  — это осознанная необходимость". Не важно, правы ли они, я беру эту мысль только для аналогии. Просто быть познанными Богом — значит относиться к категории вещей. Мы такие же объекты божественного знания, как червяки, капуста и туманности. Но когда мы реально осознаем это и всей волей стремимся быть познанными, то рассматриваем себя по отношению к Богу уже не как вещь, а как личность. Мы раскрылись, Богу ничто не мешает нас видеть, перемена происходит в нас самих. Пассивность сменяется активностью. Вместо того чтобы просто быть познанными, мы сами открываем себя.

> У нас нет гарантий. Такие личные отношения с Богом могут оказаться самообманом и самонадеянностью. Но нас учат, что сам Бог к этому побуждает, ибо мы Святым Духом взываем: "Отче!" Раскрываясь, исповедуясь, "открывая желания", мы, возвышаясь, становимся для Него личностью. А Он, нисходя, становится Личностью для нас.

> Хотя лучше не говорить "становится": в Нём нет становления. Он открывает Себя как Личность или открывает в Себе то, что Личность. Ибо (страшно вымолвить! Пиши я книгу, мне бы не обойтись без массы оговорок и перестраховок) Бог  — для человека отчасти такой, какой человек для Бога. Дверь, открывающаяся в Боге, — та самая, в которую Он стучится. (По крайней мере, я так думаю.) Он больше, чем личность. Личность в Нём встречает тех, кто может радостно ее принять или хотя бы лицезреть. Он говорит "Я", когда мы говорим Ему "Ты". (Как хорошо об этом написано у Бубера!)

> Конечно, слово "встречает" — антропоморфизм: получается, что я и Бог можем находиться лицом к лицу на равных. На самом деле Он и надо мной, и во мне, и подо мной, и повсюду вокруг меня. Значит, без метафизических и богословских абстракций не обойтись. Но нечего думать, что если антропоморфные образы — уступка нашей слабости, то уж абстракции — чистая правда. И то и другое уступки: они друг друга дополняют, а по одиночке могут увести в сторону. Абстракция окажется роковой, если только не быть осторожным: "И это, и это, и это — не Ты". Она может сделать безжизненной Жизнь жизней и безличной Любовь Любви. Безыскусственные образы в основном вредны, пока мешают уверовать. Верующим не вредят даже самые примитивные образы. Чья душа погибла из-за веры в то, что у Бога-Отца и впрямь есть борода?

> <....> насколько важными должны быть желания и нужды, чтобы прилично было приносить их Богу? Как я понимаю, "прилично" значит "не стыдно" или "не глупо", а то и всё вместе.

> Немного поразмыслив, я решил, что на самом деле вопроса здесь целых два.

> 1) Насколько важной должна быть цель, чтобы сильное стремление к ней не было грехом или глупостью? Речь идет, как писали в старых книгах, о "расположении духа".

> 2) Допустим, наша проблема как раз такая. Всегда ли прилично о ней молиться Богу?

> Теоретический ответ на первый вопрос нам всем известен. Стремиться надо к тому, что св. Августин, если не ошибаюсь, назвал "упорядоченностью чувств". Сначала следует заботиться о самом важном, потом о менее важном и совсем не волноваться о том, что либо не вполне хорошо, либо не имеет отношения к добру.

> Но нам хочется знать не как молиться, если ты совершенен, а как молиться, если ты такой, какой есть. Если я верно думаю о молитве как о "раскрытии", на этот вопрос мы уже ответили. Бесполезно с ложной искренностью просить Бога об а., когда все мысли поглощены стремлением к б. Мы должны приносить Ему то, что в нас есть, а не то, чему в нас следовало бы быть.

> Когда говоришь с близким другом, нехорошо думать о посторонних вещах. Хотя он только человек, он быстро всё поймет. Года два назад ты приехал меня навестить. У меня случилась беда, но я пытался говорить с тобой как ни в чём не бывало, а ты через пять минут всё понял. Тут я признался тебе во всём, и твои слова заставили меня устыдиться собственной скрытности.

> Может быть, открыть Богу свое желание можно только как грех, требующий раскаяния. Но чтобы узнать, так ли это, лучше всё Ему рассказать. Впрочем, ты имел в виду не греховные желания, а скорее желания невинные, которые плохи (если вообще плохи) тем, что они сильнее, чем следует. Я ни капли не сомневаюсь, что раз мы о них думаем, то должны о них и молиться, — каясь и прося, может быть, одновременно и раскаиваясь в неумеренности, и всё же испрашивая желаемое.

> Если мы усилием воли их исключим, не погубит ли это прочие молитвы? Если мы расскажем всё без утайки, Бог поможет убрать лишнее. Гнёт того, о чём стараешься не думать, только рассеивает внимание. Кто-то сказал: "Чем больше стараешься не замечать шум, тем больше он мешает".

> Благоговейное расположение духа не надевают во время молитвы, как платье. Это дар Божий, и о его ниспослании мы должны молиться.

> Если человек не обращается к Богу в малых нуждах, он не будет знать, как это делается, когда придет беда. Кто не научился просить о детских вещах, не будет готов попросить о крупных. Высокоумие нам не к лицу. Мне кажется, от небольших молитв нас подчас удерживает ощущение не Божьего, а своего величия.