> <Как и большинство пророков, обличал своих соплеменников и призывал их к покаянию священник по имени Иеремия>, проповедовавший в Иерусалиме и его окрестностях во второй половине VII века до н.э. <Его призвание> произошло в очень сложное для израильского народа время: Северное царство было уже разрушено, а в Южном, то есть Иудейском, царь Иосия проводил свои религиозные реформы. Собственно, он не придумал ничего нового, а только уничтожал идолов и утверждал поклонение Единому Богу, которое в народе давно смешалось с суевериями и языческими культами.

> Разумеется, именно к тому призывали и все пророки — но повседневность по прежнему была далека от идеала. Язычество пустило крепкие корни в народе и знати, так что решительные действия царя Иосии были не очень популярны, а после его смерти всё вернулось к прежнему. Наказание, о котором издавна предупреждали пророки, становилось неотвратимым: народу нужна была действительно хорошая встряска, чтобы отказаться от привычного разврата.

> Собственно, в словах Иеремии не было практически ничего нового. Новой была сама его трагическая фигура — фигура пророка, который сам не рад своей миссии. Да и как можно радоваться, возвещая своему народу, что скоро его постигнет национальная катастрофа? Вот как он говорил об этом (тексты этого пророка приводятся в переводе Л.В.Маневича):

> Именно с севера всегда приходили на землю Палестины завоеватели — ассирийцы, вавилоняне, а впоследствии греки и римляне. С запада Обетованную землю омывало море, с востока простиралась пустыня, а на юге был Египет, некогда могущественная империя, которая ослабела и теперь сама становилась жертвой чужеземных нашествий. Иудейские цари временами обращались к Египту за помощью, но дождаться её так ни разу и не смогли — и об этом их тоже предупреждали пророки, в том числе и Иеремия. Подлинная надежда для народа не в том, чтобы выбрать себе могущественную державу-покровительницу, а в том, чтобы обратиться к Господу, Который некогда вывел этот народ из Египта и хранил его доселе во всех бедствиях.

> Израильский народ сравнивается здесь с неверной женой; чужие боги, которым поклонялись израильтяне, — с её любовниками. Это обычный для пророческой речи образ: Завет понимается здесь как брак, отношения между Богом и народом уподобляются самому тесному человеческому союзу. Потому и поклонение идолам есть не просто некое запретное действие, но настоящая измена Тому, Кто бесконечно любит Свой народ.

> Легко ли было объявлять такое людям, привыкшим и к плотскому, и к духовному блуду? Бог посылал Иеремию на проповедь так, как командир посылает солдат на штурм крепости, которая выглядит неприступной... Впрочем, нет. Это сам пророк выглядит крепостью, которую пытаются взять приступом все окружающие, чтобы заставить замолчать упрямого пророка. Господь говорит Иеремии:

> Иеремия противостоит и царю, и знати, и простонародью, и даже своим собратьям священникам — им ведь так не хотелось никого обличать, им так легко было договориться с властями — и тут этот неудобный пророк... Но и один в поле воин, если воюет по воле Божией.

> Обличения не прошли даром. Нет, Иерусалим не внял предостережениям пророка, но власть решила избавиться от самого обличителя. Иеремия был избит, закован в колодки и брошен в тюрьму — и всё это было сделано по приказу благочестивого священника, надзиравшего за порядком в Храме. На следующий день он освободил пророка, по-видимому, полагая, что тот получил хороший урок. Но пророк и тут был верен себе: он предсказал, что и сам охранитель спокойствия, и его довольные слушатели окончат жизнь в плену, на чужбине.

> А затем Иеремия обратился к Богу и высказал Ему, наверное, самые пронзительные жалобы из всех, которые обращали к Богу Его слу́ги, за исключением, разве что, страдальца Иова. Вот они:

> Эти слова показывают нам, как ветхозаветные пророки смотрели на своё служение. Они не просто вестники, которые пересказывают людям волю Бога или записывают продиктованные свыше слова. Нет, они — живые люди со своими радостями и печалями. Они могут в чём-то не соглашаться с Богом или даже возражать Ему. Но они, в отличие от большинства, не могут обходить Его безразличным молчанием.

> Их разум, их сердце вступает в прямой разговор с Богом, с высшей реальностью, от которой им негде укрыться. Это непросто, это не всегда радостно, но это всегда приводит к тому, что человек начинает видеть окружающую действительность несколько по-иному. Он говорит людям вокруг него то главное, что им нужно услышать, чтобы измениться к лучшему. Этим пророк и отличается от лжепророка, который говорит людям то, что им приятно слушать, чтобы не меняться.

> Таких лжепророков бывает достаточно во все времена, и эпоха Иеремии не была исключением. Отныне судьба Иеремии будет во многом зависеть именно от них. Его будут бросать в тюрьму, или даже в жидкую грязь опустошённого водосборника, и держать там «до исправления». Иеремия будет страдать, молиться, просить выпустить его из тюрьмы, он далеко не всегда будет вести себя героически — но он уже никогда не будет молчать, он этого просто не умеет.

> И его слова не пропадут даром — самое яркое свидетельство тому связано с первым в Библии упоминанием пророческой книги. До сих пор мы видели только пророков-проповедников, их слова были записаны за ними кем-то другим, порой спустя многие годы. Но Иеремия стал пророком-писателем. Он диктовал своему помощнику Варуху пророчества, которые тот записывал в свиток. Иеремии было запрещено приходить в Храм, поэтому от его имени там должен был выступать Варух. Он прочитывал грозные слова при стечении народа, и так слова Иеремии разносились среди людей.

> Наконец, Варуха с его свитком вызвали во дворец к царю Иоакиму. Стояла зима, царь сидел перед жаровней с раскалёнными углями — так тогда обогревались богатые дома. Писец развернул свиток, «и как только писец зачитывал три-четыре столбца, царь отрезал их ножом и бросал в огонь, пока весь свиток не погиб».

> Но Иеремия получил от Господа повеление восстановить прежний текст, и это было исполнено. Михаил Булгаков был далеко не первый, кто понял: рукописи не горят... Слова, некогда брошенные царём в огонь, мы и по сей день читаем в книге Иеремии. Но никто не знает сегодня ни слова из «пророчеств» во славу властей и на потеху народу, которые так легко произносили придворные прорицатели.