> 1.
> Христианство есть миссия. Оно призвано
нести всему миру, всей твари, благовестие о Христе; и всем верующим,
а не только профессиональным «миссионерам», дано и заповедано
быть в «мире сем прелюбодейном и грешном» —
свидетелями победы Христовой над грехом и смертью.
> Всё это всем известно, всё это было сказано тысячу
раз и повторяется и поныне. И если, в заключение, мы снова
возвращаемся к этой теме, то потому, что живем мы в эпоху
глубочайшего кризиса миссии, если не распада ее. Каковы бы
ни были успехи христианской миссии в прошлом: крещение целых народов,
создание великой христианской культуры, озарение человеческой жизни идеалом святости,
сегодня мы должны честно признать двойную неудачу, двойное поражение: с одной
стороны. Церковь не сумела одержать никакой существенной победы над другими
мировыми религиями, явить им и донести до них Христа. А с другой,
ей не удалось преодолеть хоть сколько-нибудь ощутимым образом победного распространения
секуляризма внутри нашей, совсем еще недавно называвшей себя христианской,
культуры.
> Что же касается других религий, то христианство
в известном смысле, превратилось в одну из них, и давно прошли
те времена, когда оно считало их обреченными на исчезновение перед
лицом самоочевидного превосходства христианской веры. Религии эти не только
не исчезли, но, напротив, обнаруживают замечательную жизнеспособность и с огромным
успехом миссионерствуют внутри самого христианского мира.
> В том же, что касается «секуляризма»,
то наиболее убедительным доказательством нашего поражения им является
то разделение, что вносит он в само христианство, в Церковь.
Здесь яростное отвержение его консерваторами всех оттенков сталкивается с восторженным
и безоговорочным приятием его — богословами, интеллектуалами, иерархией
и т. д., с призывом к христианам радикально пересмотреть свое
«свидетельство».
> Если,
однако, читатель ждал от этой книги еще одного «рецепта»
возрождения миссии, еще одного «миссиологического» трактата,
то их он в ней не нашел. И он вправе спросить —
почему, пообещав в заглавии («За жизнь мира») разбор
«проблемы» Церкви и мира, автор — на протяжении
всей книги — говорит о таинствах и обрядах, о литургическом
времени и праздниках, и, в сущности, нигде не говорит о миссии,
о стратегиях и тактике «завоевания мира» христианством.
Ответ на этот вопрос и составляет заключительное исповедание автора.
> 2.
> Я глубочайшим образом убежден, что все разговоры
о миссии, а, это значит, о Церкви и ее отношении к миру,
окажутся праздными, и не только праздными, но и вредными,
до тех пор, пока не примем мы, христиане, христианского откровения
о мире. А это откровение дано и дается нам, как раз,
в той литургии, краткому, и по необходимости, поверхностному
объяснению которой посвящена эта книга. Я отлично знаю, что за две тысячи
лет смысл этой литургии часто затемнялся и сужался, терял в сознании
верующих свою отнесенность, к миру свою эпифаническую силу. Однако,
ни затемнения, ни сужения — не непоправимы, особенно
в нашем православном литургическом предании, сохранившем в целости изначальную
структуру свою и дух. Единственное настоящее горе наше — это разрыв
между этим литургическим откровением мира, между богослужением и «богословием»,
то есть попытками систематического определения и объяснения христианской
веры. Но и это горе, повторяю, не непоправимо. Ибо пока
совершает Церковь свою «литургию», свое дело, пока ежедневно,
и часто в полупустых храмах, возносит священник к небу смиренные
дары хлеба и вина, возносит и приносит их «за всех и за вся»,
за весь мир, за все творения и всё соединяет во Христе,
Господе и Спасителе мира, всё относит к грядущему Царству, совершается
и исполняется в мире то свидетельство о мире, без которого
нам решительно нечего возвестить ему и некуда звать.
> Ибо христианство — не система
«идей» и, уж во всяком случае, не идеология. Оно есть
опыт и свидетельство об этом опыте, непрестанно подаваемом Церковью.
Этот опыт — «о том, что было от начала, что мы слышали,
что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши,
о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем,
и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам),
о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели
общение с нами; а наше общение — с Отцом, и Сыном Его,
Иисусом Христом. И сие пишем вам, чтобы радость ваша была совершенна...»
(1Ин. 1,1–4).
> Видение. Свидетельство. Радость. В отношении
мира опыт этот есть опыт тройного, лучше сказать — триединого, откровения
о нём, дарованного нам Христом. Этот опыт мира, как творения Божьего,
даже в падении своем несущего на себе отпечаток Божественного своего
происхождения, Божественного «добра зело». Это, во-вторых, опыт мира — отпадшего
от Бога, во зле лежащего и подчинившего себя греху и смерти.
И это, в третьих, опыт мира — искупленного, возрожденного
и спасенного Христом. Об этом опыте — во всей его полноте —
и свидетельствует, им и живет Церковь. И этот опыт, только он,
составляет основу и двигатель ее миссии в мире.
> И именно в том и заключена причина кризиса
христианской миссии, о котором мы говорили выше, что триединый
опыт этот распался внутри самого христианства. Ибо распад этот состоит, и первую
очередь, в редукции, как видения, так и свидетельства
к одной из составных частей целостного опыта за исключением остальных.
В наши дни редукции эти особенно сильны и, потому, особенно
зловредны... Мироотрицание и мироутверждение, апокалиптика и прогресс,
духовность и рационализм, мистика и наука, всё это сосуществует
во взаимном отрицании и обличениях, и никогда, кажется, не было
христианское видение мира столь раздробленным и частичным как и наши дни.
> 3.
> Единственной целью этой книги — было показать,
что выбор между всеми этими редукциями христианского видения мира
не только недостаточен, но в сущности своей есть ложный тупик «ибо определен
ложным пониманием мира и его жизни». Мы твердо уверены, что источник
и начало христианского свидетельства, и, следовательно, миссии —
в восхождении Церкви во Христе в радость будущего века, в причастии ее
к полноте откровения Божьего. Только когда, повелением Церкви, мы возвращаемся
из света и радости Христова присутствия — только тогда мир становится
полем подлинного христианского делания... Только тогда, когда — «видевши
свет истинный и приняв Духа Небесного» — мы, посылаемые в мир,
мы видим его сущность и признание... Христианская миссия всегда,
во всякий момент начинается снова.
> Что же должен я делать? Каким
образом исполнить слова, обращенные ко мне: «вы же свидетели сему»!?
В чём мое участие в миссии Церкви? На вопросы эти не существует
ответов в виде практических «рецептов». Ибо каждому человеку
дал Бог — особые дары, особое призвание, особое дело,
и дар этот есть тайна. Можно провести всю жизнь в пустыне
и сделать больше для «миссии» Церкви, чем сделал человек,
«специализировавшийся» на миссии. Всё это зависит
от многих причин и обстоятельств. Но, в первую очередь, превыше
всего, это зависит от нашего собственного опыта той новой жизни,
причастниками которой мы стали в Церкви. Церковь есть таинство Царства
не потому, что она располагает божественно установленными «средствами
освящения», называемыми таинствами, а потому, она есть данная
человеку в «мире сем» возможность видеть мир будущего века,
видеть и иметь опыт его во Христе. Только тогда, когда во тьме
«мира сего» мы различаем, что Христос уже наполнил
всё собою, только тогда всё раскрывается нам исполненное смысла: