Тема выпуска:
Творение: "небо и земля". Завет.

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

Автор: Карл Барт. Из книги: Карл Барт. Очерк догматики. // СПб.: Алетейя, 1997; (Лекция 9).				серия "основы христианской веры"
				Предыдущие выпуски о Символе веры: • (1) Символ веры   • (2) Вера как доверие • (3) Вера как познание • (4) Веровать означает исповедовать • (5) Верую в единственного Бога • (6) Бог — Отец • (7) Бог всемогущий • (8) Бог-Творец. Грехопадение
	(1920 слов)

---

> НЕБО И ЗЕМЛЯ

> Небо есть непостижимое, земля — постижимое для человека сотворенное создание. Он сам представляет собой создание, сотворенное на границе между небом и землей. Завет между Богом и человеком есть смысл и честь, основа и цель и неба и земли и всего тварного.

> "<Верую ... в Бога, ... Творца> неба и земли" — говорится в Символе. Можно и нужно сказать, что в этих двух понятиях, "небо" и "земля", раздельно и в совокупности предстает то, что можно было бы назвать христианским учением о творении. Данные понятия не являются чем-то эквивалентным тому, что сегодня принято называть "картиной мира", хотя они в какой-то мере отражают древнюю картину мира.

> В то же время ни Священное Писание, ни христианская вера <...>, не преследуют цель дать какую-то картину мира. Христианская вера не привязана ни к древней, ни к современной картине мира. Христианское исповедание прошло не через одну картину мира. И его приверженцы поступали всё менее обдуманно, когда считали, что та или иная картина мира является адекватным выражением того, что должна мыслить Церковь, отвлекаясь от творения. Христианская вера принципиальным образом свободна по отношению ко всем картинам мира, то есть по отношению ко всем стремлениям понимать сущее в соответствии с мерой и средствами какой-либо господствующей науки. Христианину не следует позволять самому себе связывать себя ни с какой-нибудь древней, ни с новой, утверждающей свое господство картиной мира такого рода. И уж тем более нельзя связывать дело Церкви с тем или иным мировоззрением. Под мировоззрением имеется в виду нечто еще более объемное, чем картина мира, поскольку в нём присутствует и, если можно так выразиться, философско-метафизическая концепция человека. И отдельные христиане, и Церковь должны остерегаться того, чтобы ступить на почву какого-либо мировоззрения. Ведь мировоззрение чрезвычайно близко к "религии". Центральное содержание Библии, Иисус Христос, никоим образом не направляет нас к тому, чтобы мы приняли в качестве своего какое-либо мировоззрение.

> Всякая попытка своими силами понять сущее, постичь основу вещей и с помощью Бога или без Него создать всеобъемлющее воззрение представляет собой начинание, от которого мы, христиане, должны отказаться раз и навсегда. Я бы поэтому посоветовал вам заключить такое всеобъемлющее воззрение, если вы встретитесь с ним, в скобки, даже если это воззрение считает себя христианским. <....>

> Весьма примечательно, что совокупность сотворенного описывается здесь как небо и земля. "В начале сотворил Бог небо и землю". Из этого первого высказывания Библии и взял Символ <веры> данные два понятия. Однако мы вправе задать вопрос: являются ли именно эти два понятия адекватными понятиями, и в какой мере адекватными, для обозначения творения. В своем малом катехизисе Лютер предпринял попытку выйти за их пределы, написав в объяснении к первому положению: "Верую, что меня вкупе со всеми творениями сотворил Бог..." Таким образом, Лютер на место "неба и земли" поставил "человека", причем в такой заостренной конкретности — "меня". У данного изменения, или небольшой поправки, в Символе есть свой благонамеренный смысл. Ведь при этом сразу же указывается на определенное творение, о котором в Символе и идет, по существу, речь, указывается на человека.

> Но почему же Символ выражается иначе, почему же он говорит о "небе" и о "земле", а не о человеке? Примкнем ли мы к Лютеру или же отметим, что есть нечто величественное в том, каким образом Символ поначалу полностью обходит человека, в том, что он предстает как нечто совсем малозначимое? Или же нам стоит попытаться — а я стою за это — поразмышлять обо всём этом в том плане, что когда речь идет о "небе" и о "земле", то тем самым изумительным образом обозначается место, принадлежащее человеку. <...> "Небо и земля" обозначают сцену, готовую для развертывания действия, в центре которого находится, если смотреть на это нашими глазами, человек. Не является ли это как раз описанием творения, которое своим содержанием решительным образом указывает именно на него? Конечно, мы узнаём из этого описания, что "небо и земля" не являются реальностью, которую следовало бы понимать и объяснять, исходя из нее самой. Мы узнаём, что она, вкупе с человеком в своей сердцевине, с человеком как смыслом ее существования, есть от Бога, что они принадлежат Богу и что они в свете христианского Символа должны рассматриваться как совокупность творения в такой своей связи с Богом, Его волей и Его действием.

> В этом принципиальное отличие всякого мировоззрения от того, что говорит Священное Писание и вера. В мировоззрении исходят из сущего как из смысла, с тем чтобы из глубины взойти к понятию Бога. В Священном Писании речь идет о "небе" и о "земле", а также о человеке исключительно в такой связи: верую в Бога, Творца неба и земли. Здесь становится очевидным, что я верую в <Бога-Творца>, а не в творение.

> "Небо" есть непостижимое для человека, а "земля" — постижимое творение. Я присоединяюсь, таким образом, к тому объяснению неба и земли, что дается в <Никео-Константинопольском Символе веры, где говорится о Боге как "Творце ... всего видимого и невидимого>.

> Это "видимое" и "невидимое" я и стремлюсь выразить с помощью "постижимого" и "непостижимого". Когда в Священном Писании, к словоупотреблению которого мы здесь прибегаем, идет речь о "небе", то имеется в виду не то, что мы обычно называем небом, атмосферное или стратосферное небо, а определенная тварная реальность, которая неизмеримо превосходит такое "небо".

> В рамках картины мира древности, особенно картины мира Переднего Востока, дело представлялось таким образом, что видимый мир был перекрыт огромной колоколообразной оболочкой — так называемой "твердью"! Эта "твердь" образует, если смотреть на всё человеческими глазами, начало "неба"; если можно так выразиться, это действительность, которую нельзя видеть. Над "твердью" простирается неслыханно огромный океан, отделенный от "земли" "твердью". И лишь над этим океаном располагается третье, настоящее небо, которое образует трон Бога. Я рассказываю вам об этом только для того, чтобы показать, какое представление, взятое из картины мира, стоит за библейским понятием "неба".

> Реальность, которая противостоит человеку, неизмеримо превосходя его, — несмотря ни на что, является тварной действительностью. Всё это потустороннее, которое ускользает от человека и противостоит ему отчасти как угроза, отчасти как величие, не следует смешивать с Богом. Непостижимое для нас есть всего лишь "небо", а не Бог. Если бы мы пожелали назвать непостижимую для нас действительность Богом, то занялись бы обожествлением творения так же, как это делает так называемый первобытный человек, поклоняющийся солнцу.

> Очень многие философии повинны в подобном обожествлении творения. Границы нашего познавательного постижения — это не границы, отделяющие нас от Бога, а всего лишь те границы, которые Символ называет границей между "небом" и "землей". В пределах творения находится та действительность, что есть для нас полная тайна, — небесная действительность. Это еще не имеет отношения к Богу, мы имеем здесь дело с сотворенным богом. И внутри творения мы стоим перед непостижимой тайной, перед такими глубинами бытия, которые всегда могут вызвать у нас ужас или радость. Те философы и поэты, которые говорили и пели об этой тайне, в чём-то правы. Мы должны признать и как христиане, что наличное бытие имеет свои глубины и имеет свои вершины, здесь и сейчас нас окружают тайны всех видов, и человек знает, что на небе и на земле есть гораздо больше того, о чём может только мечтать школьная премудрость.

> У творения есть своя "небесная" составляющая, однако ее не следует бояться и почитать как нечто божественное. В мире, где есть такая небесная составляющая, она должна служить скорее знаком, должна служить напоминанием о той действительности, которая возвышается над нами совершенно иным образом, чем "небо", о "наднебесной" <реальности — о> Творце земли и неба. Но знак никоим образом нельзя путать с самой вещью.

> Этому "верхнему творению" противостоит "нижнее творение" — "земля" — как совокупность постижимого для нас сотворенного бытия, как совокупность сотворенного бытия в тех пределах, в которых мы в состоянии видеть ислышать и чувствовать, а также мыслить и созерцать в самом широком смысле. Всё, что находится в сфере наших человеческих возможностей, <...> всё, что мы в состоянии постичь посредством интуиции, — всё это есть "земля" в свете христианского вероисповедания. К "земле" относится в полной мере и то, что философы называют разумом или идеями.

> В этом нижнем мире существуют различия чувственного и духовного, но это <.> различия внутри земного мира. С этим земным миром связано происхождение человека: Бог взял человека "из земли". Мир человека, пространство для его существования и его истории и в то же время естественная цель человека: "прах ты, и в прах возвратишься" — всё это "земля". И если у человека есть другое происхождение, кроме земного, и есть другая цель, кроме той, чтобы вновь стать землей, то только на основе действительности завета между Богом и человеком. Мы всегда говорим о милости Божьей, когда наделяем человека возможностью быть чем-то большим, чем земным существом, а это означает, что "земля" находится под "небом".

> <....> Благо для нас, что есть дети и поэты, и даже философы, которые постоянно напоминают нам об этой более возвышенной стороне исторической реальности. Земной мир составляет в действительности лишь одну сторону творения. Однако и небесная сторона в столь же малой мере пребывает в сфере Бога, как и земная. И потому <в начале Моисеева Декалога дана заповедь>: "Не делай себе кумира". Ни на "земле", ни на "небе" нет другой такой божественной силы, которую нам следовало бы любить и бояться.

> Человек есть творение, пребывающее на границе между "небом" и "землей", он "на земле" и "под небом". Он существо, постигающее свое окружение, нижний космос, он в состоянии его видеть, слышать, понимать, а также господствовать под ним: "Ты все положил к его ногам!" Он сосредоточивает в себе всё, чем может быть свободное существо в этом земном мире. И это же создание находится "под небом" и является по отношению к <"невидимому">, к непостижимому ему вовсе не господином, а целиком и полностью зависимым существом.

> <...> На <границе между "небом" и "землей"> внутри творения располагается человек <...>. Человек есть место внутри творения, где сотворенное собирается воедино и в то же время выходит за пределы себя самого. Это место, где внутри творения Богу угодно услышать хвалу и где эту хвалу могут возносить.

> Мы, однако, не сказали бы еще последнего и решающего слова о творении, если бы не добавили, что завет между Богом и человеком является смыслом и честью, основой и целью "неба и земли", а тем самым и всего сотворенного. Поэтому лишь кажется <...>, что, <говоря о завете мы выходим за рамки положения Символа о Боге-Творце>. Ведь говоря "завет", мы говорим "Иисус Христос".

> В то же время дело не обстоит таким образом, что завет между Богом и человеком является чем-то вторичным, дополнительным, союз столь же давен, как и само творение. Поскольку начинается бытие сотворенного, начинается и <взаимоотношения> Бога с человеком. Ведь всё, что есть, поскольку сориентировано на человека, показывает намерение Бога в отношении Его <творения>, которое затем проявляется в <Завете>-союзе с Иисусом Христом. Таким образом, завет не только столь же давен, как и творение, он <даже> более <древний>, чем оно. Прежде чем появился мир, прежде чем были "небо и земля", было решение, установление Бога относительно той общности между Ним и человеком, ставшей непостижимо истинной и действительной в Иисусе Христе. И когда мы вопрошаем о смысле человеческого бытия и сотворенного бытия вообще, то должны помнить о данном союзе между Богом и человеком.

> Оглядываясь на это сжатое описание творения — "неба и земли" и человека как границы между ними, — мы вправе сказать сейчас, не будучи чрезмерно отважными и не впадая в спекуляции, что небо и земля соотносятся так же, как Бог и человек в завете, так что уже само существование творения, как такового, есть один большой <знак> воли Бога. Встреча и <совмещение> "верха" и "низа", постижимого и непостижимого, бесконечного и ограниченного — во всех случаях мы ведем речь о сотворенном. Всё это еще мир. Поскольку, однако, внутри этого мира "верх" и "низ" действительны и противостоят друг другу, поскольку в каждом нашем вздохе, в каждой нашей мысли, в каждом значительном и мелком опыте нашей человеческой жизни "небо" и "земля" находятся рядом друг с другом, приветствуют друг друга, притягивают и отталкивают друг друга и всё остаются вместе, <постольку> мы в своем существовании, Творцом которого является Бог, <являемся знаком и указанием, и возвещением> того, что должно произойти в сотворенном бытии и с сотворенным бытием, <возвещением> встречи, совместности, общности, а в Иисусе Христе и единства Творца и творения.

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!