VI

Итак, таков ответ самой Литургии, евхаристического опыта Церкви, на первую из указанных нами редукций, ту, которая евхаристическое воспоминание Тайной Вечери толкует как ссылку на установление таинства, само же установление тем самым сводит к дарованию Церкви власти и силы претворять хлеб и вино евхаристического приношения в Тело и Кровь Христовы.

Именно в свете сказанного вскрывает это толкование всю свою недостаточность, всё свое несоответствие опыту Церкви. Недостаточность не того, что оно утверждает - реальность Тела и Крови Христовой в евхаристических дарах, а того, что исключает, чего, будучи оторванным от целостного опыта Церкви, не видит, не слышит, и потому - не знает. А исключает оно как раз самое главное: евхаристическое знание в Тайной Вечери - завершительного явления Царства Божьего, и потому - начала Церкви, начала ее как новой жизни, как таинства Царства.

Между тем, именно в претворении Христом за Тайной Вечерей, конца в начало, Ветхого Завета в Новый, сущность того, что мы называем бледным и немощным словом "установление", словом, которое одним своим звучанием тянет нас вниз, к всего лишь юридическим редукциям. Нет, не "власть" и не "право" прелагать хлеб и вино установил на Тайной Вечери Христос, а - Церковь. Установил, завещав ученикам и всем "верующим по слову их" Царство Свое как пребывание в Его любви. "Заповедь новую даю вам: любите друг друга". Новая, вечно новая заповедь эта потому, что она - Сам Христос, сама Любовь Божия, нам даруемая, чтобы мы ею любили друг друга: "как Я возлюбил вас и вы любите друг друга" (Ин.13,34). А этот Новый Завет во Христе, Любви Божией, и есть Церковь.

Да, установление Евхаристии совершилось на Тайной Вечери, но не как "другое" установление, отличное от установления Церкви, ибо установление Евхаристии как таинства Церкви, восхождения ее на небо, самоисполнения ее за трапезой Христовой в Царстве Его. Ибо "связаны" между собою Тайная Вечеря, Церковь и Евхаристия не этой земной причинно-следственной связью, к которой так часто сводится "установление", а связаны своей общей и единой отнесенностью к Царству Божьему. К Царству, явленному на Тайной Вечери, дарованному Церкви и вспоминаемому - в его присутствии и действенности - в Евхаристии.

И потому, наконец, только по отношению к этой связи - как ее исполнение, ее актуализация, раскрывается нам подлинный смысл самой глубокой и радостной тайны всей нашей веры: преложения в Евхаристии наших даров в Тело и Кровь Христовы. Тайны, о которой, как о таинстве Святого Духа, предстоит нам говорить в следующей главе.