Тема выпуска:
Евхаристия - таинство Святого Духа (1)

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

---

11. ТАИНСТВО СВЯТОГО ДУХА

...нас же всех от единого Хлеба и Чаши приобщающихся,
соедини друг ко другу во единого Духа причастие.

Литургия св. Василия Великого

 

I

Мы достигли вершины литургии. Всё сказано, всё воспомянуто перед престолом Божиим, за всё принесено благодарение, и теперь молитва, которой совершалось это возношение, эта жертва хваления, обращается к Отцу с мольбой о ниспослании Духа Святого "на нас и на предлежащие дары":

 

...еще приносим Ти словесную сию и бескровную службу, и просим, и молим, и милися деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащия дары сия. И сотвори убо хлеб сей - честное Тело Христа Твоего, а еже в чаше сей - честную Кровь Христа Твоего, преложив Духом Твоим Святым, якоже быти причащающимся во трезвение души, во оставление грехов, в приобщение Святаго Твоего Духа... не в суд или во осуждение.

Еще приносим Тебе это словесное и бескровное служение, и просим Тебя, и молим, и умоляем: ниспошли Духа Твоего Святого на нас и на эти  возложенные пред Тобою дары. И соделай этот хлеб драгоценным Телом Христа Твоего. А то, что в чаше этой – драгоценной Кровью Христа Твоего. Претворив Духом Твоим Святым. Дабы они сделали души пpичащающихcя бодрыми, свободными от грехов, открыли общение со Святым Твоим Дуxом... да не будем осуждены и наказаны.

Но именно потому, что мы этой вершины достигли, необходимо собрать воедино всё то, что вело нас к ней, о чём говорилось раньше. Ведь сам текст Литургии, приведенный выше, связывает эпиклезу (призывание Святого Духа) с претворением евхаристических даров в Тело и Кровь Христовы.

Однако связь эта толкуется по-разному: в западной схоластической традиции - как молитва, содержащая в себе "тайносовершительную формулу"; а на православном Востоке - как молитва, завершающая всё евхаристическое священнодействие: приношение, благодарение, воспоминание - как исполнение всей Божественной Литургии в евхаристическом преложении святых даров. Это западное учение постепенно проникло на Восток и отчасти было им принято. "Отчасти", потому что, с одной стороны, православный Восток в целом несомненно отверг латинское учение об "установительных словах" как причине преложения. Но другой стороны, он его "недоотверг", и молитва эпиклезы и в православном богословии стала толковаться как "тайносовершительная формула".

Многовековой спор об эпиклезе, об ее месте в Литургии, в сущности, превратился в спор о двух "моментах" преложения, литургически отделенных один от другого не минутами даже, а секундами. Этим, по всей вероятности, объясняется то, что в отличие от страстей и волнений, сопутствовавших великим догматическим спорам святоотеческой эпохи, вопрос об эпиклезе, о преложении Святых Даров, и о богословии таинств вообще, не вызвал особенного интереса на Востоке. Ибо, поскольку ни на Востоке, ни на Западе не ставилась под вопрос реальность преложения Даров и западный подход к таинствам внедрялся в жизнь восточной Церкви постепенно, церковный народ как бы не замечал его. Внешне - и обряды, и молитвы оставались такими же, привычными, своими, и потому, когда западное восприятие таинств, и в первую очередь Евхаристии, фактически воцарилось в наших учебниках, проникло в катехизис, подавляющее большинство верующих, включая богословов и иерархию, просто не почувствовали происшедшей перемены.

II

Наступило время осознать перемену эту и понять, что речь идет здесь не о второстепенных деталях, а о чём-то предельно существенном для Церкви и для нашей христианской жизни. Для православных основой толкования Евхаристии навеки остаются слова св. Иринея Лионского: "Наше учение согласно с Евхаристией, а Евхаристия, в свою очередь, подтверждает наше учение" (Adv. Haer. IV, 18). Всё, что касается Евхаристии - касается Церкви, всё, что касается Церкви - касается Евхаристии и этой взаимосвязностью испытуется.

Между тем, именно эта изначальная взаимосвязанность оказалась как бы разорванной распространением нового понимания таинств, вошедшего в Церковь после обрыва святоотеческой традиции. В этом учении Евхаристия, воспринимавшаяся в древней Церкви как таинство единства, таинство восхождения Церкви и исполнения ее за трапезой Господней в Его Царстве, - стала восприниматься и определяться как одно из средств (личного) освящения верующих. Яснее всего это видно в превращении причащения из акта церковного, соборного, из исполнения нами нашего членства в Церкви, Теле Христовом, - в личный акт благочестия, и для мирян при этом акт исключительный, регулируемый не Церковью, а личным благочестием и "выбором" самого причастника.

На Литургии мы продолжаем молиться:

нас же всех от единого хлеба и чаши приобщающихся -
соедини друг ко другу во единого Духа причастие...

Но в чём состоит - на наших Литургиях без причастников - это единство? Мы молимся и в начале, и в конце Литургии: "Полноту Церкви Твоея сохрани", - но о какой полноте идет речь? И что при этом подходе могут означать обращенные к нам слова апостола Петра: "Вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет"? (1Петра 2,9).

Итак, мы имеем дело здесь с ущерблением и, потому, искажением литургического предания Церкви, его Lex orandi. И, следовательно, в чём нуждаемся мы больше всего - в возврате к этому преданию, к восстановлению его подлинной сущности.

 

III

Это приводит нас еще раз к той многочастности Божественной Литургии, в которой и которой совершается Евхаристия.

Литургия, как таинство, начинается с приготовления Св. Даров и собранием в Церковь. За собранием следует вход и благовестие Слова Божьего, и, вслед за тем - приношение, то есть положение евхаристических даров на престол. После целования мира и исповедания веры начинается анафора: возношение даров в молитве благодарения и воспоминания. Анафора завершается эпиклезой, то есть молением о том, чтобы Бог явил Духа Святого, показал хлеб и вино нашего приношения Телом и Кровью Христовыми и удостоил нас причаститься им.

Вот эту многочастность Литургии, зависимость в ней друг от друга всех ее элементов, всего священнодействия, и отрицает западная схоластика. В богословское истолкование Евхаристии она не входит, ему она не нужна... В чём же смысл этого спора, этого расхождения? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно напомнить, что вплоть до своего "западного пленения" православный Восток не выделял таинства в отдельный "объект" изучения и определения, не отделял его в некий отдельный богословский трактат. Такого выделения мы не находим ни в ранних "крещальных" литургиях, ни в пришедших им на смену "мистагогиях" (Псевдо-Дионисия, преп. Максима Исповедника и т. д.). Слово таинство не было ограничено отождествлением его в наши теперешние семь таинств. Это слово обнимало собой всю тайну спасения мира и человека Христом и в сущности все содержание христианской веры. Евхаристию Отцы Церкви воспринимали и как раскрытие, и как исполнение этой всеобъемлющей тайны - "ангелом неведомой", но нам, новому народу Божьему, явленной во всей благодатной полноте.

Обратимся к свидетельству, которое находим мы в самом благочестии Церкви, в восприятии и опыте Евхаристии у церковного народа. Согласно этому свидетельству, каждый член Церкви знал, что с самого начала, с провозглашения дьяконом "καίρος!" ("время поработати Господеви!") и до завершительного "с миром изыдем", он участвует в одном общем деле, в единой священной реальности, всецело отождествляя себя с тем, что в данный момент раскрывает, являет и дарует Церковь в своем восхождении к небесной трапезе Царства.

Об этом  свидетельствует само священнодействие. Так, завершая приготовление даров, проскомидию, священник кадит приготовленные Дары и прикладывается к ним. На входе предстоятель утверждает, что Бог сподобил нас, смиренных и недостойных раб Своих, и "в час сей стати перед славою святого Твоего жертвенника", и, затем, благословляет горний престол: "Благословен еси на престоле Царства Твоего...". И, наконец, при целовании мира, прежде чем совершать словами - "Христос посреди нас, и есть и будет...", священник опять прикладывается к лежащим на престоле Дарам. Все это реально, и все это, как именно реальное, переживается всеми участниками Литургии.

Иной богослов-пурист вопрошает: почему люди становятся на колени во время Великого Входа? Ведь Дары еще только хлеб, только вино, еще не "стали" Телом и Кровью Христа. Но до этого вопроса простому молящемуся как будто нет дела, ибо, если не разумом, то всем сердцем знает, что на Великом Входе совершается само приношение, а не аллегорическое его изображение, и что совершается оно Христом, ибо Он  - "и приносящий, и приносимый, и приемлющий, и раздающий". Про Литургию можно сказать, что вся она - во Христе, вся - Христос с нами и мы во Христе.

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!